26.05.2016 00:01
Культура

Дмитрий Шеваров о судьбе и стихах блокадного подростка Олега Малевича

Судьба и стихи блокадного подростка Олега Малевича
Текст:  Дмитрий Шеваров (dmitri.shevarov@yandex.ru)
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №113 (6981)
Я получил письмо от Михаила Малевича из Петербурга. Это одно из тех писем, которые не нуждаются в комментариях.
Читать на сайте RG.RU

"Мой отец Олег Михайлович Малевич родился в июне 1928 года. Он был довольно закрытым со мной, но, вероятно, не ошибусь, если назову несколько важнейших переживаний его жизни.

Арест и смерть отца в лагере в 1936 году. Блокада. В молодости - страстное увлечение на всю жизнь чешской литературой и культурой. Любовь - тоже на всю жизнь. ХХ съезд. Трагическое переживание чешских событий 1968 года...

Алексей Варламов: Писатель - это человек, который был чем-то стукнут

Среди близких его друзей назову в первую очередь Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц и поэта Льва Друскина. Но больше друзей у него было в Чехии и Словакии. Заслуги отца как переводчика были отмечены премией Bohemica и званием почетного доктора Карлова университета в Праге.

О блокаде. Когда началась война, отцу было тринадцать лет. Весь первый блокадный год прожил в родном Ленинграде. Отец вспоминал, как покупал горчицу - последнее, что еще можно было купить в ленинградских магазинах.

В августе 1942-го с матерью эвакуировался через Ладожское озеро и после долгого пути оказался в Новосибирской области.

В начале июня в Михайловском пройдет пушкинский праздник поэзии

Первое стихотворение отца появилось в печати в 1947 году, но первый поэтический сборник у него вышел только в 1991 году, когда автору было шестьдесят три года.

Мне очень нравятся его юношеские стихи конца 1940-х. Они дышат свежестью и чистотой. Некоторые любовные стихи, посвященные моей маме, я положил на музыку.

Как все блокадники, отец никогда не оставлял недоеденной корки хлеба..."

Стихи о блокаде

...В обертке неба синего

лежит кусочек хлеба.

Мне б хоть кусочек зимнего

сверкающего неба!

Играют контрабасы,

старухи точат лясы.

Надули трубы губы,

Собаки скалят зубы.

Хочу есть много мяса,

хочу есть много хлеба.

Воздушные колбасы,

я был там или не был?

В обертке неба синего

подобьем рафинада

белеет крыша Зимнего...

В моем мозгу блокада.

* * *

Я видел женщину нагую.

Ее забыть я не могу.

Я видел женщину нагую.

Она лежала на снегу.

Она лежала неживая

(я видел жилки синих вен)

как будто кукла восковая,

как выброшенный манекен.

Когда б она была живою,

она б красавицей слыла,

но с желтизною восковою

так зримо мертвою была.

Ее лица не тронул голод.

Ну а меня бросало в пот,

хотя штыком и не был

вспорот

упругий девичий живот.

* * *

Я помню первый день войны

и помню день войны последний.

Но самой страшной тишины

не зачерпнул дырявый бредень.

Она за стенкою жила

в квартире нашей,

в Ленинграде.

Где эти детские тела?

Ах, не пытайте, Бога ради.

Когда по комнате брожу

и слышу внучки лепет милый,

я в тот голодный год вхожу,

перешагнув через могилы.

Вернуться домой

Вернуться домой,

тихо открыть калитку,

погладить старый забор

и остановиться

под растерянным

взглядом мамы...

Склониться к ее лицу,

ощущая, как порывы ветра,

далекие голоса этого двора,

и ничего не слышать,

ничего не видеть -

кроме ее новой морщинки.

Из переводов со словацкого

из последних стихов

Баллада о белой ночи

Вновь белой ночью

нам с тобой

не дремлется, не спится.

А взгляд у неба голубой:

твой взгляд, твои ресницы.

Издалека шумит прибой.

Разлука наша длится.

Но если встреча суждена

в заоблачных просторах,

я принесу тебе, жена,

последних строчек ворох,

две ракушки с морского дна

и листьев тихий шорох.

Куда ж мне за тобою плыть,

печальная наяда?

Июль 2003 г.

Уроки немецкого

Из воспоминаний Олега Малевича, записанных его сыном

Моя сознательная жизнь началась в ту февральскую ночь 1936 года, когда пришли арестовать отца. Как сейчас помню его - небольшого, смуглого, коренастого. Уже тогда седого, хотя ему был всего 41 год. Он стоял в сером, спортивного покроя, ворсистом пальто, привезенном из Франции. Мы вернулись оттуда вскоре после убийства Кирова. Прошло меньше года, и вот он обводил прощальным взглядом комнату, где оставались жена и восьмилетний сын, проснувшийся во время обыска. Через несколько месяцев отец умрет в ухтинско-печорском концлагере под Воркутой.

В начале лета 1941-го я поехал в детский лагерь. Скоро немецкий десант стал высаживаться около Ленинграда. Помню, на станции Сиверская лежала корова, а рядом лежал человек. Потом прошел слух, что немцы высадились около Оредеж. Вернулся в город. Мама разрешала мне ездить по городу, и я купил книжку "Человек-амфибия". Осенью мама работала в Ботаническом саду. Начал падать снег, пальмы замерзли. В это время в магазинах уже ничего не было и я в Ботаническом саду собирал желуди.

Самый крупный налет был, когда немецкие танки прорвались на Пулково. Но постепенно мы ко всему привыкли, и даже не уходили в бомбоубежище. Откуда-то к нам переселили женщину с двумя девочками. Но через месяц они все умерли. Мама как-то сделала так, что я не видел их трупов.

Начался декабрь. Рабочие получили 125 граммов. Мама поступила в охрану, на ночь уходила. У меня была задача купить хлеб. А ночью я и бабушка не спали, оба хотели есть, и иногда отрезали по кусочку хлеба. Мама решила эвакуироваться. Мы ехали более месяца в Барнаул. Но до Барнаула не доехали, нас высадили из вагонов, повезли на телегах. Приехали в село Березово. Там мы с мамой работали: мама на веялке, а я на комбайне. Началась зима. Мама стала учительницей.

Я всеми фибрами души ненавидел фашизм, но у меня не было ни неприятия немецкого языка, ни вражды к немецкой культуре. Оказавшись в эвакуации в далеком сибирском селе, я раздобыл учебники и самостоятельно занимался немецким. А чтобы сдать экзамены по немецкому языку за семилетнюю школу, мне пришлось пройти 80 километров пешком до районного центра.

Литература История