Как известно, картины Смирнова имели непростую судьбу, почти все не миновала беспощадная рука цензуры. Поэтому в книге можно прочитать авторские сценарии как к вышедшим фильмам, так и к тем, которые не были воплощены на экране. В сборник вошел сценарий к фильму "Осень". Как его называет автор, "первый советский фильм, в котором любовная история без плавки, жатвы и партийного собрания". "Стойкий оловянный солдатик" - первый сценарий, который Смирнов решил написать, подавшись в сценаристы. Фильма по нему не случилось. По сценарию "Предчувствие", автобиографии о детских годах Смирнова, фильма также не получилось, хотя были режиссеры, готовые снимать эту картину. "Сентиментальное путешествие на картошку" - сценарий, по которому вышел фильм с фильм Дмитрия Долинина с участием Филиппа Янковского. И последний по времени сценарий "Темная вода", посвященный поездке французов Луи Мартинеса, Жоржа Нива, Жана Кокто в СССР в 1957 году на стажировку в МГУ. Все трое стали потом блестящими славистами. Смирнов собрал команду - ту же, что и на съемках фильма "Жила-была одна баба", нашел артистов, натуру. Но банк, в котором лежали деньги спонсоров на съемки фильма и заработанное за тридцать лет, лопнул - отозвали лицензию. Фильм пришлось остановить, а команду распустить. Сейчас режиссер ищет новых спонсоров. "Вот так в 75 лет я остался, извините, с голым задом", - говорит Смирнов.
Увесистый том дополнили фотографии из личного архива режиссера, кадры со съемок фильмов и театральных репетиций.
Андрей Смирнов о новых ролях:
Когда мне было 60 лет, я играл писателя Ивана Бунина. А когда мне исполнилось 75, я стал играть либо начальников, либо членов политбюро, либо уголовников (смеется). Через неделю мне как раз придется снова играть бандита в сериале. Некоторые мои сериальные работы мне нравятся. К примеру, в "Черных кошках", где я играю вора в законе.
О съемках "Белорусского вокзала":
"У фильма одни шрамы. Фильм задумывался как черно-белая картина, узкоэкранная. За то, что у меня не приняли картину "Ангел", меня заставили снимать широкоэкранный фильм, на ужасной технике, на советской пленке ЛН7 с чудовищной цветопередачей. Кроме того, нас преследовал брак пленки. В фильме есть очень важная сцена, когда слесарь Иван Приходько (Евгений Леонов) приходит домой, а там сидит его жена Люба (Люба Соколова). В кадре трое детей. Старшему - 11 лет, другому - лет 8, и годовалый сидит на горшке. По законодательству не разрешалось снимать детей больше четырех часов в день. Из-за плохой пленки сцена была переснята 6 раз от начала до конца. Уже на третий раз артистов невозможно было заставить что-либо играть. Поэтому то, что в фильме осталось - жалкий слепок того, что Евгений Павлович и Люба играли в первый раз…
Мы снимаем сцену поминок. Снимали мы картину на американскую камеру Митчелл 1933 года производства. Во время войны Михаил Калатозов ездил в США и привез оттуда технику 1933 года. А мы снимали на эту камеру в 1969 году. Ко мне на съемки приехала Биби Андерссон. Грандиозная шведская актриса, одна из жен великого режиссера Ингмара Бергмана, красавица. Она приходит в павильон, где мы репетировали. А с ней ее друг или любовник чуть помоложе. Оказалось, что он - профессиональный кинооператор. Он ходит и не может оторваться от камеры - огромного ящика, который сдвинуть с места непросто. Вертится этот швед около камеры и спрашивает: "Скажите, а у вас что тут комбинированные съемки?" "А что это за камера?" "Это Митчелл, 1933 год". "Вы на ней просто работаете?" "Да, мы на ней просто работаем".
Для меня драгоценна память всех артистов, которые там снимались. Но о том, как проходили съемки, лучше не вспоминать.
Почему я пришел к этой теме? Мой отец получил ленинскую премию за книгу "Брестская крепость". Поискам героев Бреста отец посвятил больше десяти лет. Считалось, что никого в живых не осталось. Но он нашел более 400 участников войны. У всех была непростая судьба. Многие из них после немецкого плена прошли советские лагеря. У нас была установка, что пленных у нас нет, есть изменники родине. В немецком плену выживали все, кроме русских. Потому что все, кроме нас, получали посылки, Красный крест обеспечивал их связью с родными через переписку. Отец нашел всех, кому дали орден, квартиру, пенсию, сняли судимость.
У меня был товарищ Леонид Гуревич - редактор на фильме "Ангел", который положили на полку в 1968-м. Он сказал мне, что лежит на студии заявка на фильм, в котором четверо фронтовиков встречаются на могиле пятого, но они давно чужие люди. Они пытаются вместе выпить и нащупать потерянный общий язык. Меня это очень впечатлило. У меня было ощущение, что это обязан снять я. Я в ту же ночь нашел Вадима Трунина, с которым был едва знаком. Он был в правительственном санатории в Киргизии, где писал заказной сценарий. Я в четыре утра его поднял. Он сказал, что лежит сценарий, никто не берет. Я пошел на экспериментальную студию, которую возглавлял тогда Владимир Познер, бывший дипломат, разведчик. Он сказал, что со мной после "Ангела" он иметь дело не хочет.
Я пошел на Мосфильм. Матвей Ройзман мне сказал, что с таким грустным концом фильм не возьмут. Вдруг студия Чухрая проснулась, заключила договор с автором и договор с режиссером, но с другим - Ларисой Шепитько. Я пожелал им успеха, они с Труниным уехали писать сценарий - писали-писали. Лариса неожиданно ушла с проекта. Сценарий так и остался бесхозным. Я опять пошел к Познеру, он опять мне сказал, чтобы я забыл к нему дорогу. А потом мне позвонил режиссер Марк Осипьян. Он сказал, что ему предлагают этот сценарий. Я ответил: "Бери, жалко, пропадает". Они с Труниным опять уехали писать сценарий, писали-писали, разошлись. Сценарий снова остался бесхозным. Студия расторгла договор с Труниным, и пришел мой час. Начались цензурные мучения. Через год мы запустились. Через каждые три дня меня вызывали в дирекцию, картину останавливали три раза. Четвертый раз остановили, когда вся картина была уже снята, оставался всего один эпизод, но почему-то мне не разрешили снимать Нину Ургант, а требовали, чтобы я снимал Инну Макарову. Я сделал пробы Ургант и Макаровой. Наверху утвердили Макарову, тогда я отказался от картины и уехал на дачу, три дня выпивал без продыха. На четвертый день мне разрешили снимать Ургант.