Натюрморт Виллема Калфа из собрания ГМИИ словно удваивается, создавая иллюзию открывшегося входа в картину. Экспозиция, сделанная художником Алексеем Подкидышевым, этот эффект вхождения еще и подчеркивает. Высокое решетчатое окно, похожее на то, что появляется в XVII веке в голландских картинах с интерьером, становится маркером границы, за которой встречаются реальность и искусство, воображаемое пространство дома состоятельного голландского бюргера и реальность музейного зала.
Правда, при таком подходе рассеивается тот смысл натюрморта Калфа, который определялся словом Vanitas. У Калфа великолепие стола оставлено внезапно, словно пирующий отозван был - навсегда... И тогда и раковина, и остатки вина, и разломанный гранат оказываются символами смертной тьмы, подступающей из глубины полотна, вытесняя пиршество на край стола. Натюрморт же, "развернутый" на плоскости стола в музейной экспозиции, этот оттенок смысла теряет. Демонстрация же роскоши, напротив, выходит на первый план. Будто перед нами предметы, подготовленные для съемки в глянцевом журнале про правильные интерьеры и искусство жить красиво. Двусмысленность эта отчасти искупается тем, что зритель, "вошедший" в дом, где тщету земной жизни сменила вечность музейного каталога, в следующий миг оказывается перед проемом, в котором видна "Девушка, читающая письмо перед открытым окном". 13-минутный фильм Менно Оттена, вдохновленный работами Билла Виолы не менее чем шедевром Вермера, возвращает нам ощущение недостижимости и юной особы с письмом на экране, и картины, тихого ускользания времени и невозвратимости эпохи...
Но кроме фильма, приоткрывающего окно в пространство Вермера, есть жанровые картины со сценками повседневной жизни в интерьере Питера де Хоха, Габриэла Метсю, Корнелиса де Мана, Николаса Маса, Питера Янсенса Элинги... Если у итальянских мастеров эпохи Возрождения картина - распахнутое окно в мир, то у голландцев XVII века в жанровых картинах с интерьером она предполагает взгляд из внешнего мира в дом. Ценности частной жизни и открытость взорам соседей бюргеров, похоже, оказываются в тесной связи друг с другом. Прозрачность "окна" между приватной жизнью и общественной сама по себе становится важным моментом, формирующим привычку к самоконтролю.
Замкнутость приватного мира невозможна и потому, что его благосостояние, достаток зависят от мира внешнего, начинающегося за порогом и ведущего в далекие страны. Одна из самых показательных в этом смысле картина Николаса Маса "Подслушивающая" (1657) из музея Дордрехта. Прихожая, где лукавая красотка подслушивает объяснение двух влюбленных, связывает внутреннее пространство дома и города, плюс отсылает и к миру морских путешествий и опасностей. Карта в раме на стене, конечно, украшение дома, но весьма многозначительное.
Кстати, рядом с картиной Маса великолепный офорт карты мира голландского мастера XVII века Юста Данкертса, один из ключевых экспонатов. Северные провинции Нидерландов в XVII веке сумели отстоять независимость от могущественной испанской монархии. Война, продолжавшаяся восемьдесят (!) лет, с 1568 по 1648 годы, завершилась поражением огромной военной державы. Так на карте появилась маленькая Голландия. Та, что станет крупнейшей морской державой. И перламутровые раковины, и китайский фарфор, и черное дерево, и палисандр везли из-за морей голландские купцы в Амстердам. Этот мир сделал возможным роскошь голландских натюрмортов, не забывавших напомнить о бренности жизни.
Но как же аскетизм и умеренность, эти добродетели протестантской страны, которая в пику католикам-испанцам отказалась от показной роскоши, уживались со непоказным комфортом домашней жизни? Очень просто. Голландцы одними из первых поняли, что та страна богата, где богаты ее граждане. Не может считаться богатой страна, большинство граждан которой живут за гранью бедности. Соответственно центр мира оказывается не где-то далеко-высоко, а в приватном пространстве частного дома, не загороженного трехметровыми заборами от взглядов сограждан. Интерьер дома оказывался самым честным портретом хозяина. И его-то с любовью, тщанием и назидательностью писали голландские художники, не подозревая, что их уроки окажутся кстати и три века спустя.