В это утро и в эту погоду ему попали в руки две книги: Наринэ Абгарян "С неба упали три яблока" и Гузель Яхиной "Зулейха открывает глаза". Обе книги удостоены премии "Ясная Поляна", а книга Яхиной получила в прошлом году главный приз премии "Большая книга". И я согласен с Минкиным: это уже причина для того, чтобы книги эти прочитать. Или хотя бы просмотреть. Что он и сделал.
Обе книги Минкину не понравились. Бывает. Нормально. Книги - не целковые, чтобы всем нравиться. Минкин захотел поделиться своим отрицательным мнением с читателями. Прекрасно! В литературной критике сейчас царит застой, ее катастрофически не хватает, и всякий человек, который не просто прочитал книгу, но и высказался о ней в печати, заслуживает уважения или, если воспользоваться лексикой Минкина, "почтения".
Проблема в другом... Проблема в том, что Минкин имеет весьма смутное представление о том, что такое литературная критика. И заметку свою он написал так, как пишут на эти темы раздраженные авторы писем в редакции газет, которые убеждены в том, что если есть писатели в стране и эти писатели получают какие-то премии, то эти писатели и члены жюри этих премий несут перед автором письма персональную ответственность вплоть до административной. Скажем, за неправильное словоупотребление.
"Настоящая беда современной литературы, - возмущается Минкин, - неправильное словоупотребление". Ох, как же часто я встречал эту фразу, когда в советские годы работал в отделе писем "Литературной газеты"! В каждом втором письме! Всеобщая грамотность внушила нашим людям святое убеждение, что не только они лично должны правильно употреблять слова, но и все остальные тоже. А уж писатели! Писатель - это ж такой специалист, который правильно употребляет слова. Хирург правильно режет, повар правильно варит, а писатель правильно употребляет слова. Или вы не согласны со мной, товарищ? Товарищ-работник органа под названием "Литературная газета". Вот и приходилось мне в ответных письмах трудящимся и пенсионерам отдуваться за всех советских писателей. Мол, простите нас, Иванов-Петров-Сидоров, недоработочка, прошляпили, будем исправляться, отслеживать, будем их, таких-сяких, писателей заставлять правильно употреблять слова. Спасибо за сигнал!
Но товарищу Минкину я спасибо не скажу. Время другое. Может быть, и менее ответственное. Но по крайней мере за горло не берут все эти "дежурные по стране". То есть они есть, их, подозреваю, и сейчас много, но хотя бы отчеты им писать не нужно. Свою повинную голову на блюде нести не нужно.
Заметка Александра Минкина в "МК" "Щепотка сала" (от 6. 11. 2016) написана в том типическом духе, в котором писали все "дежурные по стране". Вплоть до классического: "не читал, но скажу". Вот начало его статьи:
"Престижную литературную премию "Ясная Поляна" (миллион рублей) только что получила Наринэ Абгарян за повесть "С неба упали три яблока". Прочитав всего лишь две первые страницы, невозможно, конечно, судить о сюжете, о героях. Но о премированной литературе - можно".
Спорить с этим очень трудно. Здесь важна не буква, а дух. Например, указание на размер премии - миллион. (Читай: за что миллион? чей миллион? из какого кармана?) Например, заведомо брезгливый тон по отношению к тексту, который Минкин не будет читать дальше двух первых страниц, но по этим страницам будет судить не только о всей книге, но и о всей "премированной литературе". (Читай: знаем мы эти премии! знаем кому и за что даются!) Поскольку я сам принадлежу к "почтенным" (какая глубокая ирония!) членам жюри, то нужно и мне, наверное, нести повинную голову на блюде. Спасибо, товарищ, за сигнал! Учтем! Будем работать! Будем оправдывать свое положение! Ладно, скажу, хотя и неприятно. Ни копейки из кармана Минкина, а также других налогоплательщиков в этом миллионе нет. Премию спонсирует южнокорейская фирма. Но теперь "почтенным" членам жюри, видимо, придется доказывать, что они не "пятая колонна". А это еще труднее.
Но бог с ними, с деньгами. Цитирую Минкина дальше:
"Героиня повести на третьей строчке собралась помирать, начала готовиться. "Откинула крышки стоящих под водосточными желобами дождевых бочек - на случай внезапной грозы, чтобы льющимися сверху потоками воды не смывало фундамент дома".
Одной этой фразы достаточно, чтобы закрыть книжку навсегда. Но престижная премия, почтенные члены жюри...
Зачем писать, что потоки воды льются сверху? Надо ли уточнять, что в дождевые бочки льется вода, а не вино, не коньяк? Какая разница для фундамента: внезапная будет гроза или предсказанная по радио? Ливень может подмочить фундамент; но смыть...
"Неужели Минкин всерьез считает, что, "правильно" разобрав по словам "неправильный" текст, он написал критику? Давайте и я в этом поупражняюсь.
"Прочитав всего лишь две первые страницы..." Сколько лишних слов! "Всего лишь" - смело вычеркиваем! "Две первые страницы..." Надо полагать, что обычно Минкин читает книги с двух последних страниц? Но с Абгарян сделал исключение, о чем спешит нас предуведомить? Не сомневайтесь: это были две первые - первые! - а не последние страницы!
"Одной этой фразы достаточно, чтобы закрыть книжку навсегда". Как редактор вычеркиваю первые три слова, что советую впредь делать и "почтенным" редакторам в "МК". Они лишние. Понятно, что фраза "одна", что она "эта", а не "та", понятно, что речь идет о фразе, а не о картине... Последнее же слово "навсегда" не просто лишнее, но и ужасно кокетливое! Позерство какое-то! Боже, как пафосно: закрыть книгу навсегда! Навсегда! Fare thee well! and if forever, Still forever fare thee well! Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай! Джордж Байрон...
Но знаете… Вот написал я это, и стало мне стыдно. Потому что это не критика, а ковыряние пальцем в салате. (Характерно, что в середине своей заметки Минкин и сравнивает литературу с салатом, в который положили тухлое яйцо.) Я ведь прекрасно понял, что хотел сказать Минкин. И какое мне дело до лишних слов.
Но вот дальше речь идет уже не о словах. Героиня романа Яхиной, татарка, в лесу освобождает от снега могилки своих детей. Не будем говорить, почему они в лесу. Но вот мать откапывает от снега могилки детей. И снимает перед этим рукавицы. "Зачем несчастная крестьянка скинула рукавицы? - удивляется Минкин. - Зачем издевается над собой? Почему бы ей не взять любой сучок? Зелейха, открой глаза, надень варежки, отломи крепкий сук, раз ты такая дура, что не взяла ни топора, ни заступа, ни мотыги".
Я не знаю, что было в голове у Минкина, когда он это писал. Но, по его логике, несчастная мать могла бы поступить еще проще. Раскидать снег ногами что ли. Нет, не раскидывает. Зачем-то встает на колени, снимает рукавицы. Голыми пальцами очищает могильные холмики, гладит их. "Простите, но только полная дура станет ковырять лед голыми руками", - пишет Минкин.
Что ему на это сказать? Бог простит.
Остальное уже не так важно. Минкин уверен, что "керосинками" не называют керосиновые лампы, а только приборы, на которых готовят еду. Называют. В просторечье часто называют. И наконец, верхом его остроумной придирчивости надо, видимо, считать ту самую "щепотку сала", которую в романе Яхиной бросают в перловый суп и которую Минкин даже вынес в заголовок статьи как особо вопиющий пример неправильного словоупотребления. "Кто-нибудь видел щепотку сала? - изумляется Минкин. - На щепотку сала я наткнулся в метро, и меня могли забрать в милицию за нецензурную брань в общественном месте".
Да, ругаться в метро нехорошо! Это неправильное словоупотребление. В отличие от правильного в романе Гузель Яхиной, которая, видимо, лучше разбирается в сале, чем Минкин. Даю авторитетную справку: "Нутряное свиное сало - это жировая ткань животного, которая выстилает пространство внутренних органов животного. От обычного сала оно очень сильно различается как по внешнему виду, так и по своим свойствам. Первое отличие, которое бросается в глаза - это его консистенция. Оно легко крошится, в отличие от цельных кусков обычного сала, которое можно разрезать только ножом".
Учиться, учиться и учиться!