Тридцать лет назад летом мы спускались с ним по горной реке Уде в Тофаларии. На допотопном катамаране. Гондолы из детской клеенки, каркас из наспех оструганных жердей, кое-как скрепленных веревкой. Перед этим было шапочное знакомство с заметно прихрамывающим высоким парнем, его сбивчивый рассказ о красотах Тофаларии. Компания собралась разношерстная. На первом же пороге под красноречивым названием "Три бандита" мое представление об этом путешествии как о легком увлекательном сплаве улетучилось. Бурлящий поток вначале поставил катамаран свечкой, накрыл с головой, затем властно и сильно стал выдергивать с катамарана, пытаясь швырнуть на острые камни. Следующий порог, Джуглымский, мы стали проходить уже с предварительным просмотром-разведкой. Я не курил, но перед взятием порога попросил у Алексея сигарету, а после порога еще одну. Вечером мы сидели у костра, и он стал рассказывать,что это только второй сплав в его жизни. А перед этим туристы водники-асы брали его на сплав по Казыру. На той реке есть немало памятных досок с именами погибших водников. Вот и он мечтает, что когда-нибудь на одном из порогов будет укреплена доска с его именем. Странный парень. Рассказал еще и о том, что сразу после армии был прапорщиком и разбился на мотоцикле с первой женой. Встречная машина ослепила фарами, и они упали с Большого моста. Никто не давал и пяти процентов, что останется жив, собирали по кусочкам. По госпиталям провалялся целый год. Списали подчистую. Справку об инвалидности он выбросил и ни разу не получал пенсии. Мы переглянулись. Может, он нас завтра потопит. Очень странный человек лез в самое жерло порога, отрывисто бросал команды. В общем, мы тогда бросили его на половине пути. Вернулись по тропе в Алыгджер и улетели домой, а он в одиночку отправился штурмовать реку. Мы и расстались, а когда через шесть лет я вернулся в родные места (начало 90-х), Алексей достиг невозможного.
Стал кандидатом в мастера спорта СССР по водному туризму. Его картины, написанные мастерски реалистично (в технике лессировки), редко, но все же покупали по хорошей цене. Все деньги от картин он тут же тратил на покупку красок, экипировку, сигареты и кофе. Семье фактически ничего не перепадало. Жизнь этого богатого нищего была подчинена нехитрому распорядку. Летом бегство в горы, сплав по горным и таежным рекам. Зимой по утрам - два ведра ледяной воды на себя, купание в снегу, и, пока желток солнца не скатывался за горы, просиживал весь день за мольбертом. Выплескивал увиденную красоту. Восточные Саяны, Ергаки, Алтай, север Забайкалья. Природа на его картинах - гимн Всевышнему.
Двери мастерской всегда были открыты: все шли и шли к нему люди. Каждое лето набирал группу желающих, брал свой катамаран, спасжилеты и сплавлялся по реке с единственной целью. Люди должны увидеть, почувствовать красоту. Иногда он отправлялся с ними и вовсе в рискованные путешествия. Сплавлялся по рекам категорийной сложности. Опытные туристы (все они знали его) кричали с берега: "Алексей, ты зачем чайников повез топить?" Он отшучивался. Бог миловал - и все возвращались живые и здоровые и каждый раз немного другие. Вот и подполковник славной российской армии Анатолий Каминский (наслушавшись рассказов художника о запредельных красотах) отправился с ним покорять реку Хайламу, вовсе не представляя, что такое река четвертой категории сложности. Они подплыли к Сопкольскому каньону. Вода была на прибыли, висел плотный туман. Перед каньоном стояла группа водников из Перми. Брать порог они не рискнули, решили обносить. На обнос требовалась пара дней, сплав по каньону и порогу занимал несколько минут. Художник отдал пермякам фотоаппарат (тогда еще пленочный), попросил снять тот момент, когда они будут преодолевать порог. "Снимки не получатся, - сказали те, - слишком мало света". "Мы войдем в каньон - и появится солнце", - так он ответил им. Они отчалили ровно в 12, стремительно влетели в порог, и именно в этот момент сквозь рваные тучи вдруг брызнуло и заполонило все собой солнце...
Он мог и в 60 лет подтягиваться на турнике с тяжеленным рюкзаком. И редко отступал или вовсе не отступал от намеченной цели.
Был в здешних краях незаурядный человек, исследователь Тофаларии Михаил Пугачев. Он открыл на Уде Ярминские наскальные рисунки. Его ценил академик Окладников. Благодаря Пугачеву в городском музее есть богатейшая экспозиция по самой малочисленной народности страны - тофам. Алексей предложил поблизости от этих рисунков установить мемориальную доску на реке в память о Пугачеве. За помощью пошел к розовощеким районным властям. Пообещали и заволокитили. Тогда на стареньком лодочном моторе "Вихре" стал подниматься по реке. Мотор не выдержал. Но не успокоился Алексей, на следующее лето занял денег и улетел в столицу Тофаларии. Пришлось много доплачивать за излишний груз; тяжеленная гранитная доска, цемент, специальные приспособления. Тофы - местные жители - его предупредили, что в тайге неурожай, шалят и нападают на человека медведи.
Сплавился один на катамаране до порога Миллионный (по преданиям, купец утопил здесь целое состояние). На установление доски потратил два дня. Но все сделал на совесть.
Нынешним летом художника не стало. И трое его друзей, собрав мало-мальские деньги, улетели по осени в Алыгджер. Заканчивался сентябрь, и обычно в этих горных местах уже ложится снег и трещат первые морозы, но им сильно везло. Все время светило солнце, было тепло. "А нас Алексей вел в этом походе", - так объяснили удачный сплав далеко не сентиментальные участники похода. На катамаране они сплавились до порога Миллионный и установили памятную доску художнику, где всего год назад Алексей один крепил доску Пугачеву.
За эти полгода он приснился два раза и оба раза легко. В красной куртке-анорачке он спешил как будто на сплав, в руках было весло из дюральки. И во сне я обрадовался, хотел его окликнуть, но сон оборвался.