Фотографии, снятые Солженицыным, не самая известная часть творческого наследия писателя, хотя они показывались на выставках. Но отдельно представляются редко. Снимков, сделанных Александром Исаевичем, сохранилось не так уж много. На выставке в ГИИ будет представлены современные отпечатки 35 фотографий, снятых писателем в конце 1950-х - начале 1960-х годов.
Нынешняя выставка в Институте искусствознания позволяет увидеть некоторые прототипы литературных произведений. Например, фотографию старой крестьянки Матрены Захаровой. Той самой, что стала героиней рассказа "Матренин двор". Любопытно, что фотосъемка упоминается в рассказе.
"Мне дороже была эта улыбка ее кругловатого лица, которую, заработав наконец на фотоаппарат, я тщетно пытался уловить. Увидев на себе холодный глаз объектива, Матрена принимала выражение или натянутое, или повышенно-суровое. Раз только запечатлел я, как она улыбалась чему-то, глядя в окошко на улицу", - пишет автор.
Фотография становится здесь не только подспорьем в писательской работе, но прежде всего выражением теплой привязанности, благодарности рассказчика, если угодно - любви. Еще одним наравне со словом способом уловить суть характера, его отношения с миром.
Надо сказать, что среди русских писателей многие были неравнодушны к фотографии, а некоторые, как, например, Леонид Андреев или Михаил Пришвин, увлекались фотографией серьезно. Леонид Андреев настолько был увлечен фотографией, что пошутил как-то: "Кабы я был царь, я бы всех заставил заниматься фотографией".
Солженицына же заставила заняться фотографией... конспирация. В казахском ауле Кок-Терек, куда Солженицын после освобождения из лагеря в 1953-м сослан "навечно", он преподает в школе и начинает писать. Точнее, записывает пьесы и поэму, которые сочинял в лагере. Позже в Кок-Тереке же он начинает работать над романом "В круге первом".
Поскольку, как опытный зэк, он понимает, что от обысков не застрахован, то предусмотрительно обдумывает, как сохранить рукописи. И решает, что постраничная фотосъемка может тут помочь: маленькие негативы легко спрятать и сохранить.
Иначе говоря, Солженицын начинает не только как "писатель-подпольщик" (так он называет себя в "Бодался теленок с дубом"), но и как "фотограф-подпольщик". Съемка видов, как и жанровых сцен, нужна была для овладения фототехникой, ну и, естественно, для алиби. Согласитесь, подозрения вызывает человек, который покупает фотоаппарат (фотоаппарат, пусть даже не "Лейка", а обычный "Зоркий", все же не самая обычная вещь в казахском ауле в середине 1950-х) и не снимает ничего. Так появляются первые фотографии, которые Солженицын делает в компании своего товарища, тоже ссыльного Н.И. Зубова.
В апреле 1956-го была отменена ссылка для осужденных по 58-й статье, и в июне того же года Солженицын уедет в Россию. Но до этого в Кок-Тереке он переживет онкологическое заболевание (об экзистенциальном опыте очередной встречи со смертью, как и о лечении в Ташкентской больнице - роман "Раковый корпус").
Получается, что начало занятий фотографией окажется связано с тремя моментами: освобождением из лагеря, началом активной писательской работы, выздоровлением после тяжелой болезни. Иначе говоря, Солженицын стоял в тот момент на пороге свободы, жизни и смерти, и нового этапа литературного творчества. То, что увлечение фотографией появляется именно в этот момент, можно считать случайностью, а можно - закономерностью.
Фотоаппарат "Зоркий", поначалу заинтересовавший как инструмент "писателя-подпольщика", очевидно, выводит его в пространство вроде бы обычное, даже обыденное, но тем и прекрасное. По крайней мере оно переживается как прекрасное человеком, который осознает заново жизнь как щедрый дар.
Солженицын продолжал снимать еще в начале 1960-х в России, но главным для него был, конечно, писательский труд. Тем интереснее фотографии, сделанные в период, когда писатель Солженицын только рождался.