Подарок
Я думаю, что бабушке и дедушке девятимесячный внук, свалившийся на руки, не был подарком.
Посудите сами. У них был огород размером полгектара. А еще был фруктовый сад с вишнями, со сливами, абрикосами, яблоками, грушами.
Дедушка целый день на работе, и все это хозяйство лежало на бабушке. И обеды надо готовить, и уборка, и стирка. А тут еще, здрасте вам - внук приехал!
И чтоб я не мешал, бабушка что делала? Покормит меня - и под яблоню во дворе на постеленную на землю ряднушку. А чтоб я не уполз никуда - мало ли: и колодец рядом с низким срубом, и корыто с водой, бабушка веревкой привязывала меня за ногу к яблоне. Вот я и ползаю вокруг яблони, ползаю, ползаю, яблочко упавшее найду - погрызу, да и усну на ряднушке. А бабушка по хозяйству хлопочет. Посмотрит на меня - все нормально! И дальше делами занимается. Потом рассказывала, что я спокойный был. Не орал особо, привязанный.
Если бы эту картину - ребенок привязанный за ногу к дереву - увидел бы сегодня кто-то из комиссии по делам несовершеннолетних, маму бы сразу лишили родительских прав, а меня у бабушки с дедушкой забрали и поместили в приют. Хорошо, что про права ребенка тогда еще мало кто слышал.
Ну вот бабушке я не был подарком. Но мне, когда я подрос, жизнь в деревне была подарком настоящим!
Жил я у бабушки вольною волей, дружил с деревенскими пацанами.
Жизнь без парасольки
Вот я сказал, дружил с деревенскими пацанами: Славкой Немченко, Вовкой Ковтуном, Витькой Скрипаченко...
Бегали мы, играли и не заморачивались никогда: русские мы, украинцы. Россия была рядом, она была нашей, мы были ее. Жили, можно сказать, все под одной крышей.
Мои бабушка и дедушка родились и выросли в этой деревне, говорили на украинском. Язык этот был мягким и всем понятным.
Если бы вы услыхали какую-нибудь фразу, конечно, поняли бы.
Ну, например:
- Я пишов в магазын! - Понятно, естественно.
Но могли и так сказать, на "более" украинском языке:
- Я пийшов до крамныци. - Это было бы непонятно, но если говорящий продолжил бы:
- Купыты мыла та соли. - Все станет на свои места. Понятно и куда пошел, и зачем пошел.
Но на "чистом" украинском редко говорили. Так не звучало:
- Я надив шкарпэткы.
А говорили:
- Я надив носкы.
Не говорили:
- Визьмы с собою парасольку!
А было:
- Визьмы с собою зонтык!
Да про зонтик вообще не говорили! Не было в деревне зонтиков.
В селе Ново-Троицкое Днепропетровской области, где жили бабушка с дедушкой, и в Макеевке на Донбассе, где жили потом мы с мамой и папой, все были пронизаны, переплетены языками разных национальностей. И все говорили на русско-украинском или украинско-русском наречии, не задумываясь особо о своих национальных корнях.
Баба Вэкла и дид Йоська
Если меня обижали, я бежал к небодучей козе Любке на пустырь, обнимал ее за шею и в ее мохнатое ухо жаловался. И Любка терпеливо меня выслушивала, не вырывалась из рук.
Когда хотел есть, просил:
- Бабу, йисты хочу!
У меня была не бабушка, а бабушка-мама! Она кормила меня, ухаживала за мной, укладывала спать, сказки рассказывала. Бабушка знала много прибауток, песен на украинском. Некоторые я и сейчас помню: "И вой лёли, до Шельмоли замиталочку найняв"!
Кто такой этот Шельмоля? Жаль, тогда не спросил, а сейчас уже поздно...
Дедушка стоял особо. Дедушка был кормилец! А это в деревне - все! Слово дедушки - закон.
В колхозе его уважали и ценили: он был плотником, столяром, механиком, дизелистом, мельником, в кузне мог работать.
Дедушка был добрый, только неулыбчивый: трое сыновей на войне без вести пропали.
Часто дедушка брал меня с собой на работу, когда работал в столярной мастерской. Я играл его инструментами, выстругивал себе нужные палочки, обедал с дедушкой тем, что положила бабушка, а потом засыпал на стружках.
Бабушка была Фекла, дедушка был Иосиф. В деревне их звали по-простому: баба Вэкла и дид Йоська.
Переезд
Вот и кончилась моя вольная жизнь. Переезжаю. Но я не грустил - впереди было большое, хорошее и светлое: город, школа!
Первого сентября я шел в школу с мамой. Она несла портфель, а я двумя руками обнимал букет георгинов, срезанных у нас во дворе.
Когда мы подошли к учительнице, я неловко сунул букет ей в живот. Она мягко отстранила цветы и сказала:
- Ну, давай знакомиться. Меня зовут Мария Феофановна Тамурова.
Я никогда не слышал такого отчества. Учительница приобняла меня, прижала к себе, и так тепло и хорошо стало! И весь страх развеялся, и я сразу полюбил мою Марию Феофановну. И на всю жизнь запомнил, как ее зовут.
Так начался мой первый класс. Никаких недоразумений по поводу моей речи деревенской не было. Вообще шестисоттысячный город Макеевка, где я теперь жил, был населен людьми разных национальностей: украинцами, русскими, татарами, евреями, греками, даже корейцами, и общим был русский язык с разными, скажем, оттенками. И на речь особо никто не обращал внимания.
Украёша
Так мы звали учительницу украинского языка.
Надо сказать, что украинские язык и литература мне давались легко. Мама еще в раннем детстве читала мне Тараса Шевченко:
Садок вышнэвый билля хаты
Хрущи над вышнямы гудуть...
Садок вишневый возле хаты, шмели над вишнями гудят.
С украинской литературой мне вдвойне повезло: преподавала ее моя какая-то юродная мне тетушка. Несмотря на дальнее родство, отношения у нас были хорошие. Мы ее тоже звали Украёшей.
В школе Валентина Александровна не подыгрывала мне и никак не выказывала родственность, и к урокам я готовился хорошо, мне было бы стыдно перед нею стоять у доски и краснеть из-за невыученной темы.
В классе, конечно, все знали, что Украёша - мне тетушка.
Когда я окончил школу, поступил в институт, от своего родного украинского "Гэ" я избавился полностью и от украинского акцента - тоже. Теперь никто не скажет, что мое детство прошло в украинской деревне.
Нет, я не скрываю и не стесняюсь этого. Но, если я живу много-много лет в России, я должен знать русский язык, должен правильно говорить.
Я прочитал четыре толстенных тома "Толкового словаря русского языка" В.И. Даля, как читают обычные книги.
Потом прочитал семнадцать томов "Словаря русского языка Х-ХV веков".
Зачем читал - спросите вы.
А затем, что словари позволяют узнать язык изнутри.
Наверное, все-таки я неплохо знаю русский язык, так как мои стихи помещены в учебники русского языка, а шестнадцать стихотворений вошли в новый "Букварь", изданный в Москве.
Вот я родился на Украине, в городе Макеевка, детство провел в украинской деревне. Хотел бы я вернуться туда - спросите вы.
Хотел бы, конечно, но у меня в тех родных местах никого не осталось - только могилки бабушки и папы. А родная сестричка тоже в России живет.
Мне и поехать не к кому. Недавно в Макеевке умер последний мой школьный друг Гена Кушнарёв. Да, честно признаться, и ехать страшно: сейчас пишу эти строки, а город моего детства Макеевку обстреливают...