29.03.2017 00:26
Культура

"РГ" публикует отрывок из повести Олега Бундура "Что было потом"

Текст:  Олег Бундур
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №67 (7233)
У моих родителей так получилось в их семейных отношениях, что мама вынуждена была покинуть моего папу. А у нее, как говорится, не было ни кола ни двора, ни работы - одни заботы. И я - младенец на руках. И мама отвезла меня, такого кроху девятимесячного, в деревню к своим маме и папе и к моим бабушке и дедушке, на Украину. Или в Украину, как хотите. Я благодарен маме за это!
Читать на сайте RG.RU

Подарок

Я думаю, что бабушке и дедушке девятимесячный внук, свалившийся на руки, не был подарком.

Посудите сами. У них был огород размером полгектара. А еще был фруктовый сад с вишнями, со сливами, абрикосами, яблоками, грушами.

Дедушка целый день на работе, и все это хозяйство лежало на бабушке. И обеды надо готовить, и уборка, и стирка. А тут еще, здрасте вам - внук приехал!

"Календарь поэзии": Возьмите в дорогу стихи Алексея Решетова

И чтоб я не мешал, бабушка что делала? Покормит меня - и под яблоню во дворе на постеленную на землю ряднушку. А чтоб я не уполз никуда - мало ли: и колодец рядом с низким срубом, и корыто с водой, бабушка веревкой привязывала меня за ногу к яблоне. Вот я и ползаю вокруг яблони, ползаю, ползаю, яблочко упавшее найду - погрызу, да и усну на ряднушке. А бабушка по хозяйству хлопочет. Посмотрит на меня - все нормально! И дальше делами занимается. Потом рассказывала, что я спокойный был. Не орал особо, привязанный.

Если бы эту картину - ребенок привязанный за ногу к дереву - увидел бы сегодня кто-то из комиссии по делам несовершеннолетних, маму бы сразу лишили родительских прав, а меня у бабушки с дедушкой забрали и поместили в приют. Хорошо, что про права ребенка тогда еще мало кто слышал.

Ну вот бабушке я не был подарком. Но мне, когда я подрос, жизнь в деревне была подарком настоящим!

Жил я у бабушки вольною волей, дружил с деревенскими пацанами.

Жизнь без парасольки

Вот я сказал, дружил с деревенскими пацанами: Славкой Немченко, Вовкой Ковтуном, Витькой Скрипаченко...

Бегали мы, играли и не заморачивались никогда: русские мы, украинцы. Россия была рядом, она была нашей, мы были ее. Жили, можно сказать, все под одной крышей.

Мои бабушка и дедушка родились и выросли в этой деревне, говорили на украинском. Язык этот был мягким и всем понятным.

Если бы вы услыхали какую-нибудь фразу, конечно, поняли бы.

Как Валентин Распутин и Евгений Евтушенко разошлись на переломе истории

Ну, например:

- Я пишов в магазын! - Понятно, естественно.

Но могли и так сказать, на "более" украинском языке:

- Я пийшов до крамныци. - Это было бы непонятно, но если говорящий продолжил бы:

- Купыты мыла та соли. - Все станет на свои места. Понятно и куда пошел, и зачем пошел.

Но на "чистом" украинском редко говорили. Так не звучало:

- Я надив шкарпэткы.

А говорили:

- Я надив носкы.

Не говорили:

- Визьмы с собою парасольку!

А было:

- Визьмы с собою зонтык!

Да про зонтик вообще не говорили! Не было в деревне зонтиков.

В селе Ново-Троицкое Днепропетровской области, где жили бабушка с дедушкой, и в Макеевке на Донбассе, где жили потом мы с мамой и папой, все были пронизаны, переплетены языками разных национальностей. И все говорили на русско-украинском или украинско-русском наречии, не задумываясь особо о своих национальных корнях.

Баба Вэкла и дид Йоська

Если меня обижали, я бежал к небодучей козе Любке на пустырь, обнимал ее за шею и в ее мохнатое ухо жаловался. И Любка терпеливо меня выслушивала, не вырывалась из рук.

Когда хотел есть, просил:

- Бабу, йисты хочу!

У меня была не бабушка, а бабушка-мама! Она кормила меня, ухаживала за мной, укладывала спать, сказки рассказывала. Бабушка знала много прибауток, песен на украинском. Некоторые я и сейчас помню: "И вой лёли, до Шельмоли замиталочку найняв"!

Фронтовые письма поэта Семена Гудзенко матери

Кто такой этот Шельмоля? Жаль, тогда не спросил, а сейчас уже поздно...

Дедушка стоял особо. Дедушка был кормилец! А это в деревне - все! Слово дедушки - закон.

В колхозе его уважали и ценили: он был плотником, столяром, механиком, дизелистом, мельником, в кузне мог работать.

Дедушка был добрый, только неулыбчивый: трое сыновей на войне без вести пропали.

Часто дедушка брал меня с собой на работу, когда работал в столярной мастерской. Я играл его инструментами, выстругивал себе нужные палочки, обедал с дедушкой тем, что положила бабушка, а потом засыпал на стружках.

Бабушка была Фекла, дедушка был Иосиф. В деревне их звали по-простому: баба Вэкла и дид Йоська.

Переезд

Вот и кончилась моя вольная жизнь. Переезжаю. Но я не грустил - впереди было большое, хорошее и светлое: город, школа!

Первого сентября я шел в школу с мамой. Она несла портфель, а я двумя руками обнимал букет георгинов, срезанных у нас во дворе.

Когда мы подошли к учительнице, я неловко сунул букет ей в живот. Она мягко отстранила цветы и сказала:

- Ну, давай знакомиться. Меня зовут Мария Феофановна Тамурова.

Я никогда не слышал такого отчества. Учительница приобняла меня, прижала к себе, и так тепло и хорошо стало! И весь страх развеялся, и я сразу полюбил мою Марию Феофановну. И на всю жизнь запомнил, как ее зовут.

Так начался мой первый класс. Никаких недоразумений по поводу моей речи деревенской не было. Вообще шестисоттысячный город Макеевка, где я теперь жил, был населен людьми разных национальностей: украинцами, русскими, татарами, евреями, греками, даже корейцами, и общим был русский язык с разными, скажем, оттенками. И на речь особо никто не обращал внимания.

Украёша

Так мы звали учительницу украинского языка.

Надо сказать, что украинские язык и литература мне давались легко. Мама еще в раннем детстве читала мне Тараса Шевченко:

Садок вышнэвый билля хаты

Хрущи над вышнямы гудуть...

Садок вишневый возле хаты, шмели над вишнями гудят.

С украинской литературой мне вдвойне повезло: преподавала ее моя какая-то юродная мне тетушка. Несмотря на дальнее родство, отношения у нас были хорошие. Мы ее тоже звали Украёшей.

В школе Валентина Александровна не подыгрывала мне и никак не выказывала родственность, и к урокам я готовился хорошо, мне было бы стыдно перед нею стоять у доски и краснеть из-за невыученной темы.

Какая была последняя книга Александра Пушкина

В классе, конечно, все знали, что Украёша - мне тетушка.

Когда я окончил школу, поступил в институт, от своего родного украинского "Гэ" я избавился полностью и от украинского акцента - тоже. Теперь никто не скажет, что мое детство прошло в украинской деревне.

Нет, я не скрываю и не стесняюсь этого. Но, если я живу много-много лет в России, я должен знать русский язык, должен правильно говорить.

Я прочитал четыре толстенных тома "Толкового словаря русского языка" В.И. Даля, как читают обычные книги.

Потом прочитал семнадцать томов "Словаря русского языка Х-ХV веков".

Зачем читал - спросите вы.

А затем, что словари позволяют узнать язык изнутри.

Наверное, все-таки я неплохо знаю русский язык, так как мои стихи помещены в учебники русского языка, а шестнадцать стихотворений вошли в новый "Букварь", изданный в Москве.

Вот я родился на Украине, в городе Макеевка, детство провел в украинской деревне. Хотел бы я вернуться туда - спросите вы.

Хотел бы, конечно, но у меня в тех родных местах никого не осталось - только могилки бабушки и папы. А родная сестричка тоже в России живет.

Мне и поехать не к кому. Недавно в Макеевке умер последний мой школьный друг Гена Кушнарёв. Да, честно признаться, и ехать страшно: сейчас пишу эти строки, а город моего детства Макеевку обстреливают...

Литература