Григорий Волков родился в семье московских музыкантов, в 1990-х годах переехавших из столицы в провинцию. Сейчас Волковы живут в деревне Богданово Воскресенского района Нижегородской области. Отец Гриши стал священником и вот уже пятнадцать лет служит в сельском храме. У Гриши четыре сестры: три старшие и одна младшая.
Стихи пишет с десяти лет. Учится в сельской школе, где в первом классе - двенадцать учеников, а в десятом, где учится Гриша, всего два.
Гриша думает о поступлении в Литературный институт. Публикуется в журнале "Фома". Мечтает, как он написал мне, "работать в детской литературе". Это слово - "работать" - очень много говорит о его отношении и к делу, и к Слову. Не "зарабатывать" литературой, а служить ей.
Гриша Волков невольно напоминает нам о неистощимой и прекрасной сложности жизни. Зная о нем, мы, быть может, уже не станем повторять заезженное: "они ничего не читают", "умеют только зависать в компьютере", "не знают классики", "нечитающее поколение"...
Вот что рассказала мне о Грише Волкове старший преподаватель кафедры истории литературы ХХ века филологического факультета МГУ Мария Сергеевна Руденко: "Он родился и вырос рядом с древней Ветлугой, в легендарных китежских местах, под сенью храма, где вот уже много лет служит его отец, протоиерей Антоний Волков. Природа, культура, православная вера - вот те вечные ценности, которые присутствовали в мире Григория изначально. Ему близки Пастернак и Державин, Левитанский и Тютчев, Хармс и Тарковский. Его стихи - благодарная память о двух веках русской лирики. В свои неполные 16 лет он профессионально оркеструет стих, свободен в выборе ритмов и тропов, аллюзий и реминисценций. В его стихах нет дерзновенности и экзальтации, так свойственных юным поэтам. Зато есть редкие качества - скромность ученика и тихость. Та тихость, в которой трудится душа..."
Пройдут годы, и если вы встретите в журнале или на обложке книги имя Григория Антоновича Волкова, то, быть может, вспомните и эту его первую публикацию в "Российской газете".
Портрет
Грустный Чехов на портрете
Грустно смотрит. Лают псы.
Ночь. Луна на небе светит.
Тихо тикают часы.
Белый спутник в чёрном небе,
Как далёкая слеза...
Я лежу в кровати. Чехов
Смотрит прямо мне в глаза.
Баллада о человечке
Желудёвый человечек
Мчался с важным донесеньем,
Папиросная бумага
Развевалась за спиной.
Желудёвый человечек
На лошадке из картона
Гнал галопом по квартире
Потаённою тропой.
Грянул выстрел. Человечек
Желудёвый покачнулся,
Пластилиновые глазки
Затуманились навек,
Желудёвое сердечко
Навсегда остановилось,
Умер храбрый ординарец,
Желудёвый человек.
Под берёзою кудрявой
Человечка хоронили,
Под берёзой на газоне
Он навеки в землю лёг.
Закопали человечка,
Закопали и забыли.
Выпал снег. Потом растаял.
А весной пророс дубок.
* * *
Безжизненно обмякли
на столбах
Фаланги покосившихся
заборов.
Туман повис, теряясь в облаках
Над зеленью раскисших
косогоров.
Неясный серый день
пропах дождём,
Песком дорог, золой сырых
тропинок,
И редкий тусклый луч горит
огнём
На тонких нитях первых
паутинок.
Орион
Лес седеющий покрыт
Изморозью льдистой,
Лист чернеющий дрожит
Дрожью серебристой,
Стынет воздух
в мёртвой мгле,
Травы увядают -
По испуганной земле
Орион шагает.
Пилот
Летел по небу вертолёт,
А в вертолёте спал пилот.
Кричали те, кто был внутри:
"Пилот, проснись! Пилот,
смотри!
Мы в вертолёте, мы летим!"
Но был пилот неумолим
И продолжал спокойно спать.
Пилот любил во сне летать.
Гоголь
Весёлый Гоголь с грустной
книжкой,
С горящей спичкой, без пальто,
В одной пижаме шёл
вприпрыжку
И восклицал:
"Не то! Не то!"
Весёлый Гоголь шёл по дому
И красной спичкой книжку
жёг.
Весёлый Гоголь шёл по дому,
Дрожали пол и потолок.
Весёлый Гоголь с чёрной
спичкой,
С горящей книжкой,
без пальто,
В одной пижаме шёл
вприпрыжку
И восклицал: "Не то! Не то!"
Трещала хрупкая бумага,
Страницы рассыпались
в прах,
И вскоре только горстку пепла
Весёлый Гоголь нёс в руках.
Сосед
Сосед Володя умер в марте. Вообще-то его звали Владимир Фёдоров, а отчество его знали, наверное, только соседка Тамара и почтальонка. Было сырое утро, когда пришла Нина Густова, живущая на другом конце деревни, и сообщила: "Слыхали, Володя Фёдоров помер в городе?"
Был он городской, с Автозавода. В девяностых работы не стало и он безвылазно жил в деревне. После инсульта Володя стал уезжать на зиму в город, а летом рыбачил, собирал ягоды и грибы. Грибы были его страстью. Однажды он попросил мою маму сфотографировать его с грибами, которых он неожиданно много набрал. Гора лисичек почти закрывала его с головой. Собранное в лесу он солил, сушил, мочил, мариновал и возил продавать в город. Вырученных денег хватало, чтобы прожить зиму. Но и зимой не сидел впустую - плел рыболовные сети. Пытался разводить грибы вешенки в своей городской квартире, но кончилось тем, что в его отсутствие грибы заполонили шкаф, в котором он их выращивал, и полезли из всех щелей. Перед зимой Володя заколачивал окна деревянными щитами. Весной он их снимал. А этой весной щиты снял не он, кто-то другой. И болгарка в его гараже больше не звенит. Никто не разбирает и не собирает старый мотоцикл. И от этого его дом окутала тишина. И лето стало какое-то не такое.