Прежде всего важно отметить, что столетний юбилей двух русских революций - февральской и октябрьской - обнаружил высокий академизм российской исторической науки. В научном сообществе потребность свободного познания великой русской трагедии, безусловно, преобладала над спекулятивными идеологическими играми. Работы Ю. Петрова, А. Шубина, А. Чубарьяна, А. Торкунова, Л. Млечина, аудиолекции Л. Лурье, Б. Колоницкого, ряд коллективных исследований доказали это весьма убедительно. Понятно, что научное знание далеко не всегда решает проблемы этического характера. Тема примирения палача и жертвы прежде, чем стать предметом абстрактного философского исследования, должна быть извлечена из кровавого месива живого исторического процесса, далекого от легендарной мифологии. Можно говорить о примирении через покаяние, но, боюсь, каяться придется всем. А к этому, похоже, пока не готов никто. Ни потомки аристократов, ни потомки пламенных революционеров, ни - тем более - потомки десятков миллионов людей, во многом невольно вовлеченных в круговорот истории на одной или на другой стороне. Разумеется, ученые-историки - живые люди, обладающие теми или иными ценностными предпочтениями. Но ученым не позволено то, на что изначально имеют право специалисты в области этики или художники, для которых интерпретация фактов важнее сухой научной документалистики.
А.С. Пушкин на столетия предопределил трагический образ Бориса Годунова в сознании "читающей России", извлекая его из тайн народной молвы. И его художественное прозрение оказалось важнее научных изысканий, которые, безусловно, достовернее повествуют о жизни и смерти царевича Димитрия. "Проклятые" вопросы не только русской литературы, но и национального бессознательного - сопряжение гения и злодейства, слезы ребенка и мировой гармонии - неизбежны при художественном прикосновении к теме революции. И они возникали и в литературных биографиях Ленина и Керенского, и в сериалах, посвященных как второстепенным персонажам истории вроде Парвуса, так и героям первостепенным - таким, как Троцкий. Понятно, что телевизионные сериалы явно не претендовали на глубину сочинений Л. Данилкина, чья книга о лидере большевиков стала событием не только нынешнего года, или Б. Колоницкого, впервые столь многогранно поведавшем о премьере Временного правительства, - но обойти ключевые проблемы русской истории они тоже не смогли.
Эти вопросы неизбежно возникали и в первоклассных музейных экспозициях, раскрывающих, как великая художественная утопия творческого переустройства мира, подарившая эстетические шедевры, неизбежно деформировалась, деградировала при столкновении с грубой реальностью советской версии социализма. Создатели этих выставок демонстрировали понимание того, что неизбежно принадлежит времени, а что, возможно, сохранится в вечности.
100-летие революции было не единственной в минувшем году темой, что волновала российское общество, но взвешенность ее осмысления во многом задавала тон иным смысловым поискам. Это новый интерес к советской космической одиссее, связанный с 60-летием первого спутника Земли. Или еще одно - после "Легенды номер 17" - кинематографическое обращение к спортивному событию, которое со времен роковой Мюнхенской олимпиады 1972 года сохранилось в памяти не только любителей баскетбола. Фильм "Движение вверх" режиссера А. Мегердичева, премьера которого состоялась 28 декабря 2017 года, соединил зрелищность с серьезной социальной проблематикой. Эта лента стала лидером новогоднего проката, что делает спорным распространенное суждение о том, будто в кинотеатры ходят только люди, ищущие чистого развлечения. Успех таких фильмов минувшего года, как "Нелюбовь" А. Звягинцева и "Аритмия" Б. Хлебникова, - еще одно свидетельство изменения зрительской аудитории, уставшей и от дидактической риторики, и от примитивного развлечения. Не менее показателен возросший интерес к литературе. То, что за минувший год в разных российских городах было открыто сто новых частных книжных магазинов, внушает не меньшие надежды, чем появление таких значительных книг, как "Июнь" Д. Быкова и "Манарага" В. Сорокина.
Разумеется, кто-то может сказать, что я преувеличиваю значение так называемого серьезного искусства в его влиянии на общество. И коль скоро популярные рэп-батлы набирают десятки миллионов просмотров, то они важнее, чем любой симфонический концерт, даже если за дирижерским пультом стоят Ю. Темирканов или В. Гергиев. Но не надо думать, что соотношение "высокой" и "массовой" культуры сколько-нибудь серьезно изменилось за последние четверть века. Просто некоторое сегменты культуры вышли из "подполья", - одни из них расцвели в лучах света, другие обнаружили свою мишурность. Подобные вещи происходят и с "официальным" искусством. И это нормальный живой процесс.