Его первая работа - студенческая картина "В горах мое сердце" -- не сохранилась, негатив оказался утерян. Фильм "Нечаянные радости" по сценарию Андрея Кончаловского не был закончен, пленку смыли, молодой Никита Михалков, спасая киностудию, переснял кино под названием "Раба любви".
Перестроечная картина Хамдамова "Анна Карамазофф" с Жанной Моро в главной роли была показана на Каннском кинофестивале, лавров не снискала, затем ее спрятал в сейфе французский продюсер, похоже, навсегда. Относительно недавние "Вокальные параллели" и "Бриллианты" были показаны на фестивалях, но в прокат не вышли.
По сути, "Мешок без дна", премированный на Московском кинофестивале (Спецприз жюри), - первая картина Хамдамова, которая прорвалась к зрителям. Предвижу, не столь уж многочисленным…
По замыслу Хамдамова, фильм является экранизацией новеллы японского классика Акутагавы "В чаще", уже однажды перенесенной на экран Акирой Куросавой (фильм "Расемон"). Сказать по совести, без специальных предуведомлений догадаться об этом трудно, а то и невозможно. Ни по содержанию, ни по стилистике "Мешок без дна" не имеет ничего общего с этими общепризнанными шедеврами.
Действие из Японии перенесено Хамдамовым на российскую почву, весьма, впрочем, условную. Вместо самурая и разбойника в фильме "Мешок без дна" появились, с одной стороны, персонажи русских народных сказок - царевна (Елена Морозова), царевич (Андрей Кузичев), Баба-Яга (Алла Демидова), с другой - персонажи сказок восточных. Так, после длинного и чрезвычайно живописного пролога фильм открывает некая фрейлина царского двора, выполняющая функции Шехерезады (Светлана Немоляева), которая на ночь рассказывает скучающему то ли императору, то ли Великому князю (Сергей Колтаков) страшные истории из прошлого.
Век XVIII и век XIII, царские апартаменты и лесная чаща прихотливо сменяют на экране друг друга, рождая в кадре всевозможные стилевые, жанровые контрасты. И вся эта чересполосица вдобавок приправлена звучащими цитатами из Хорхе Луиса Борхеса и Ролана Барта, визуальными цитатами из шедевров мирового кино от Жана Виго до Микеланжело Антониони, живописными аллюзиями от Васнецова до итальянца Джорджо Моранди, рисовавшего запыленные бутылки, которые "пылятся" и в кадре хамдамовского фильма. Причем и зачем здесь бутылки - бог весть. Но, наверное, так надо…
Человек феноменально образованный, Хамдамов изобильно, щедро, безоглядно, как из бездонного мешка, достает и выплескивает на экран бурный поток аллюзий, ассоциаций, зачастую понятных, похоже, только ему одному. В лучшем случае - еще и членам его команды. Пять операторов, задействованных на съемках фильма, работа над которым шла долгих пять лет, показывают на экране образцы какой-то фантастической, давно не виданной мною в кино красоты.
Неожиданные ракурсы, тонкая игра света и тени, эффекты сфумато…Это какое-то пластическое, визуальное пиршество, которым можно наслаждаться все полтора часа экранного времени, если, конечно, не делать попыток понять, что происходит на экране. Если не задумываться, что, к примеру, значат разгуливающие по экрану плюшевые медведи. Или люди-грибы, делающие в лесу гимнастические упражнения. Или уже упоминавшаяся фрейлина царского двора, зачем-то приделывающая себе длинный бумажный нос, как если бы она решила превратиться в Буратино…
Но, может, и не надо вникать в зигзаги практически отсутствующей драматургии, а тем паче искать в фильме скрытые смыслы, особенно если их там не окажется? Может, достаточно просто отдаться этому пленительному и вольному потоку художнического сознания, этому бездонному колодцу памяти, этим бессюжетным, волшебным черно-белым снам, которые приснились Рустаму Хамдамову? Иногда ведь случается, хотя и редко, что одни и те же сны снятся очень разным людям…
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"