Поклонникам автора новый роман напомнит "Предчувствие конца" (Букеровская премия). Но Барнса любят не за сюжеты и темы, а за иронию, стиль, неспешность повествования и - главное - ощущение после прочтения: словно на несколько секунд ледяной водой обдало. "История любви у каждого своя. У каждого. Пусть она закончится крахом, угаснет, пусть даже не начнется вовсе и останется в воображении, но от этого она не станет менее реальной. Иногда встречаешь пожилых супругов, которые, как видно, до смерти наскучили друг другу, и диву даешься: что между ними общего, почему они до сих пор вместе? И оказывается, не потому, что их держат условности, привычка или самоуспокоенность.
А потому, что у них есть история любви. Она есть у каждого человека. И это - единственная история", - размышляет Сьюзен в одном из разговоров с Полом.
В первой части, написанной в шутливой манере от первого лица, читатель будто бы в замочную скважину подсматривает за флиртом влюбленных, за легкостью дней, нежностью чувств и счастливым смехом. Но вскоре, когда Сьюзен переезжает в Лондон к Полу, беззаботность оборачивается бытовой тягостной трагедией, вскрываются былые раны. Пол, пытаясь справиться с происходящим, взрослеет раньше своих сверстников. Барнс рассказывает нам об этом уже в форме второго лица: и время в романе как будто бы останавливается.
"В этой жизни все мы ищем для себя безопасную гавань. А не найдя, учимся коротать время", - заметит однажды Сьюзен. Пол про себя подумает: "...передо мной вряд ли встанет такая проблема. Жизнь слишком полнокровна, и так будет всегда". В заключительной части, рассказанной холодно и скупо, - от третьего лица, Пол будет коротать время. В свои сорок с копейками он покажется стариком, проживающим оставшиеся дни. Его работа, друзья, женщины - вся эта суета для "Одной истории" лишь размытый фон. Любовь, единственная история, - ловушка, из которой не выпрыгнуть, даже когда все, казалось бы, сгорело дотла. Память предательски сохранит мелькающие картинки прошлого. Чувство вины забрезжит и испарится где-то в воздухе: останется лишь одна трагическая безысходность.
"В ту пору, да и много лет спустя при мысли о нас двоих меня вечно преследовала нехватка слов - во всяком случае, уместных - для описания наших отношений. Кстати, это, видимо, распространенная иллюзия: влюбленным свойственно считать, будто их история не укладывается ни в какие рамки и рубрики".
Барнс погрузит в настолько оглушительно тихую печаль, что даже платочек для утирания слез не понадобится. Просто помолчим. Сам автор лишь скромно усмехнется: он опять превзошел себя.