Вода в радиаторе машины закипает. Черная сажа лаосской ночи уравнивает небо и землю. Но в какой-то момент я вижу невозможное. А именно: слабо светящийся куб, некое строение. Водитель говорит: "Да". "Что "да"? - спрашивает переводчик. "Идем туда", - говорит лао-лум. "Это художественная мастерская" (!).
Выходим из вездехода. Вдоль стен из бамбуковых стволов тянутся бамбуковые полки. На каждой - глиняные фигурки людей, животных, птиц. Золотистый свет фитиля "лампы бурь" освещает фигурки. Фигурки кажутся тоже золотистыми. Старый, как крест, человек в углу, молчаливый, словно его фигурки, не выказывает удивления. Трое незнакомцев из тьмы. Один - соплеменник, двое - европейцы.
Начинается дождь. Ждем рассвета. Резкий порыв ветра прокладывает путь урагану. Ураган налетает волной. Джутовая веревка едва удерживает дверцу в мастерскую. Ветер летит над джунглями, над исковерканной войною страной, над страдающими от голода и болезней племенами, над светом фитилька и глиняными фигурками. Ветер гудит, воет, всхлипывает, стонет, шелестит, скулит и вздыхает. Я ни о чем не думаю. Я - одна из фигурок. Но с живой душой. И что-то ее греет. С годами предполагаю: художественная мастерская в гуще джунглей, в смраде долгой войны - это вызов миру. Это материализовавшаяся мысль о том, что без творческой воли человека жизнь - это лишь шум ветра. Ветра, который из века в век летит над всеми нами.
И ничего больше.
Солнце, конечно, встает. Но дела не меняет.