Лучший романтический балет, и прежде исполняемый в Большом, выглядит отмытым и даже отскобленным. Новая "Жизель" крепче старых драматургически: все связи, отношения, мизансцены подчинены внятной логике сцены вообще и романтического балета в частности. Вместо галантной неприязни соперников - стычка Ганса и Альберта, где граф пресекает рукоприкладство и поножовщину, в такого можно влюбиться. Вместо суетливой старушки-мамы - предостережение пожившей женщины о привидениях-виллисах. Граф Альберт в крестьянском обличье, только что показавший себя крепким парнем, вместе с Жизелью естественен в центре праздника жизни. Крестьянское па-де-де, невозможное альтер эго героев, просто филигранно: Ратманский отдал крестьянам положенную им по праву мелкую партерную технику и низкие, стелющиеся параллельно сцене арабески. Но важно, что и классическое па-де-де Жизели и Альберта первого акта очищено от заношенности: влюбленные танцуют "по-крестьянски", не симметрично, а друг к другу и друг от друга; Альберт сложными прыжками очаровывает не публику, а тех, кто окрест; Жизель не "блистает данными", а именно танцует, вприпрыжку подстраиваясь к подругам. Буквально в каждом шаге видна решимость Ратманского ждать от артистов созвучного времени "Жизели" стиля танца.
Но Ратманский не был бы собой, если не подумал бы о психологии персонажей в векторах того времени. Любовь крестьянки и графа хрупкая, глупая, с пиками ликований и адом лжи, после которой - только смерть и другие материи.
В загробном втором акте этот психологизм старых правил особенно обаятелен. И дело не в жанровом обрамлении из группки забредших на кладбище пропойц. Ратманский вослед архивам прописывает мотив магического креста (и возвращает в партитуру очень непривычную фугу). Крест спасителен для приведенного к нему Жизелью Альберта, и он не сразу решается от него оторваться, но все-таки делает выбор, съедаемый чувством вины и хрупкой жертвенностью любимой. И крест неизбежен для виллис, этой фигурой они выстраиваются перед своим несущим смерть танцем. Иначе говоря, и второй акт выстраивается по старинным канонам в старинной этике.
Честь и хвала труппе Большого, приготовившей несколько отличных составов. Невесомая Жизель Ольги Смирновой, так и ждущая защиты, истаяла в руках Артемия Белякова, чьи лавры универсального принца-героя уже никому не оспорить. Виртуозный баловень Артем Овчаренко выглядел не равным по силе духа Жизели Екатерины Крысановой, сделавшей роль близкую к идеальной. Плюс отличные сюрпризы в лице Крестьянина Алексея Путинцева и прекрасного Ганса Эрика Сволкина, плюс неожиданная Людмила Семеняка в роли матери Жизели. Плюс общая динамика спектакля, летевшего под палочкой Павла Клиничева как захватывающий балетный триллер XIX века. Удивительный спектакль, крупная удача сезона, с чем всех нас можно поздравить.