А при жизни поэт опубликовал 24 строки. Об их публикации Боря сообщил домой в письме из армии: "Сегодня испытал забытое наслаждение, читая на всех углах "Окно Карелофинского ТАССа" - здешнего РОСТА. Посредине - сводка Совинформбюро, по бокам - две больших... карикатуры с 24 строками, а подписи - мои. Я был, когда "Окно" выходило из-под типографской машины, радовался по-щенячьи".
Гонорар за эту публикацию Борис перечислил в Фонд обороны.
Борис родился сто лет назад - в 1921 году в Новохоперске. Родного городка не помнил - родители переехали в Москву. Отец Моисей Пантелеймонович Смоленский был разъездным корреспондентом и часто брал сына в командировки. Моря и города, полустанки и тайга, степи и горы... Семья жила на чемоданах.
В 1937-м отца арестовали, и все попытки родных узнать о его судьбе были напрасны. Вскоре арестовали и мать (освободили через несколько месяцев).
Борис с сестрой вернулись в Москву. Взрослые заботы не согнули подростка, он все успевал: учился в школе, писал стихи и влюблялся. Поглощенный событиями в Испании, учил испанский язык и переводил Гарсиа Лорку.
Вместе с другом Женей Аграновичем он написал песню "В тумане тают синие огни...", а вместе с Павлом Коганом и Георгием Лепским - "Бригантину".
Любимые композиторы - Бах и Григ. Любимый художник - Ван Гог. Борис не расставался с двухтомником его писем.
Любил слушать пластинки с записями скрипача Фрица Крейслера.
Ходил под парусом.
Евгений Агранович вспоминал: "Он бредил бурями и парусами, мечтал о кораблях и океанах..." Вот его строки из стихотворения этого периода:
Я капитан безумного фрегата,
Что на рассвете поднял якоря
И в шторм ушел...
А вот четверостишие Евгения Аграновича о Борисе:
Лицо Бориса стал я забывать
И не могу сейчас его увидеть,
Но смех узнал бы и узнал привычку:
Всё раздавать, делиться и дарить...
Борис поступил на водительский факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта.
И еще одна деталь из его биографии: когда Борису исполнилось восемнадцать, он взял на воспитание маленького мальчика, у которого погибли родители.
В армию его призвали еще до войны, и он попал на Север, в стройбат.
Вчерашние студенты корчевали пни, расчищая площадку для строительства аэродрома близ деревни Бесовец.
"К ночи снова вышел на работу, - писал Борис домой весной 1941 года. - Дул резкий северный ветер... Мы работали спиной к ветру, то и дело отбегая к кострам. Часа через два меня перевели на корчевку леса... Мой сосед по котелку, боец одного со мной отделения - Ярослав Смеляков. Сегодня вечером мы собираемся читать друг другу стихи и переводы..."
Смеляков вспоминал: "Борис мне казался иногда упавшим с Луны, он даже и на марше наборматывал стихи. Когда не удавалось долго ни поесть, ни попить и мы зарастали густой щетиной, он заскорузлыми пальцами вытаскивал свою тетрадку и что-то кропал..."
Из письма Бориса Смоленского: "Я написал песню нашего батальона, и сейчас все роты ходят на работу под мою песню".
Текст этой батальонной песни не сохранился.
Пропала и рукопись первого сборника стихов, который Борис готовил для Петрозаводского издательства.
В письме любимой девушке, написанном сразу после 22 июня, он краток: "Все в порядке. Война с Германией, я в армии. Ты ведь знаешь, у меня никогда не было желания отсиживаться за чужими спинами. Борис".
Он был рад, что вместо кирки или лопаты у него в руках винтовка. Пусть и образца 1912 года. Все-таки оружие.
В начале октября три финских дивизии прорвали фронт и захватили Петрозаводск.
2-ю легкострелковую бригаду и 37-ю стрелковую дивизию бросили в прорыв, и они оказались в окружении.
"У нас был один танк, - вспоминал чудом выживший боец. - Только один. Он ходил по шоссе..."
Отчаянные бои под Медвежьегорском по сути были расстрелом почти безоружных.
Борис Смоленский погиб 16 ноября 1941 года.
В середине декабря 2-ю легкострелковую бригаду расформировали "вследствие безвозвратных потерь".
"Смоленский Борис Моисеевич, 1921 г. рождения, уроженец города Новохоперска, призванный в С.А. райвоенкоматом г. Москвы, значится погибшим 16 ноября 1941 г. Похоронен: н/п Падун Медвежьегорского района Карело-Финской ССР".
Скоро поисковики найдут его вещмешок со стихами и дневниковыми записями, ведь скрученные листки из блокнота он мог положить в гильзы или спрятать в пустой фляге.
В его довоенных черновиках есть две скупые строчки. Борис не оставил к ним комментария. А комментарии, наверное, и не нужны.
И на Карельском перешейке
Еще находят наши дневники.
***
Моя песня бредет по свету,
Как задорный посвист моряны,
Как струя горячего света,
Как зеленый вал океана...
Капитаны, на шхунах-скорлупках
Уходившие в море без слов,
Берегли, как любимую трубку,
Синий томик моих стихов.
Лейтенант, что с фортами спорил,
Что смеялся над злостью стихий,
Южной ночью читал над морем
Мне на память мои стихи.
1936
***
Учебник в угол - и на пароход
В июнь, в свободу, в ветер, в поцелуи
И только берега, как пара хорд,
Стянули неба синюю кривую.
***
Сегодня наш последний вечер,
Темно, и за окном январь.
Ни слова, ни огня, ни крика.
Пусть тишина как на пари.
Открой рояль.
Сыграй мне Грига
И ничего не говори.
Молчи. Пусть будут только тени
На клавишах и на висках.
Я спрячу голову в колени,
Чтоб тишину не расплескать.
1939
***
Полустудент и закадычный друг
Мальчишек, рыбаков и букинистов,
Что нужно мне? Четвертку табаку
Да синюю свистящую погоду,
Немного хлеба, два крючка и леску,
Утрами солнце, по ночам костер,
Да чтобы ты хоть изредка писала,
Чтоб я тебе приснился... Вот и все.
Да нет, не все... Опять сегодня ночью
Я задохнусь и буду звать тебя.
Дай счастье мне! Я всем раздам его...
Но никого...
1939
***
Я сегодня весь вечер буду,
Задыхаясь в табачном дыме,
Мучиться мыслями о каких-то людях,
Умерших очень молодыми,
Которые на заре или ночью
Неожиданно и неумело
Умирали, не дописав неровных строчек,
Не долюбив, не досказав, не доделав...
1939