Везде и всегда все зависит от одного человека. Память о Рэме Марконе навсегда бы исчезла, если бы не Янина Леоновна Левкович, литературовед и пушкинист, сотрудник Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН. Вот что она вспоминала о Рэме: "Он любил книги и письменный стол, а стал солдатом. И не просто пошел воевать, а с первого дня войны готовился к ней, приучал себя к походам, воспитывал выносливость: отмечал на карте Ленинграда расстояние, которое назначал себе пройти за день: сперва 20 км, потом 30, потом 40. Стихи он начал писать еще в 7-м классе, Маяковский и Пастернак были его любимыми поэтами. Он был одержимо увлечен своим временем и говорил о революции с восторгом романтика. Одно из первых его "серьезных" стихотворений было написано в годовщину смерти Кирова. Автору было в это время 15 лет... Его биография оказалась очень короткой. Он не успел напечатать ни одного из своих стихотворений..."
Ефрем Маркон родился в январе 1919 года в Петрограде. В отрочестве он отбросил две первых буквы имени, звучавшие архаично, и для школьных друзей стал Рэмом. В конце 1920-х Рэмы и Ремы были чуть ли не в каждом дворе (революция, электрификация, механизация). Из самых известных Ремов - Рем Хохлов, легендарный физик, альпинист и ректор МГУ имени М.В. Ломоносова.
Стихи Рэм Маркон писал с детства, но никогда не печатался. Сохранилось лишь несколько юношеских стихотворений Рэма, написанных в 1936-1939 годы. В 1937 году он окончил ленинградскую школу N34 и поступил на исторический факультет Ленинградского университета. Госэкзамены сдал в июне 1941-го, а 5 июля уже теснился с другими ребятами во дворе военкомата Фрунзенского района, где записывали в народное ополчение.
Рэм служил санинструктором в 1-й роте 276-го Отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. После ранения и обморожения был отправлен в госпиталь города Молотов (Пермь). После выздоровления окончил военно-фельдшерское училище.
К тому времени из Ленинграда до него уже дошли страшные вести о смерти родителей. Отец Илья Владимирович умер еще в декабре 1941-го, мать Софья Ефремовна - в апреле 1942-го.
Тетя Рэма, Ревекка Израилевна Городинская, получила горькое извещение, что Рэм пропал без вести на Сталинградском фронте. Только недавно (после публикации в 2019 году в "Российской газете" статьи о Рэме) участник поискового движения Юрий Смирнов установил, что в документах о потерях была допущена ошибка в фамилии: написано Маркин вместо Маркон. Тогда же выяснилась точная дата гибели (18 февраля 1943 года) и то, что Рэм был, как сказано в донесении, "убит на поле боя". Это произошло при освобождении Донбасса во время тяжелейших боев войск Юго-Западного фронта с дивизиями СС, когда несколько наших частей попали в окружение.
Похоронен Рэм близ села Ново-Александровка.
Август 1941
Наплевать на квартиру. Зачем квартира во время войны. Пройдет война, будут и дома. Будем живы - будем в них жить...
Относительно университета. Боже мой! Гибель Помпеи, мне кажется, отдалена от нас меньшей дистанцией. Эти два месяца, как два года.
Ноябрь 1941
Хочется, чтобы война быстрее кончилась. И так уже довольно покалеченных и уничтоженных жизней, но надежда слабая, скорее всего пред нами не "годик", а пара "годиков" бойни. Один командир в дороге говорил, что перед лицом истории безразлично, погибнет или нет наше поколение в этой войне. Перед лицом истории это, конечно, безразлично, но это не безразлично для нашего поколения, оно ведь тоже хочет жить, и это желание не столь эгоистично даже перед лицом истории. Интересно, сколько еще может выдержать немецкий тыл - немцы народ терпеливый! Хотелось бы пережить все это, увидеть, что будет дальше, хотелось бы много и хорошо работать, хотелось бы видеть всех вас - да мало ли, чего бы еще хотелось (например, воскресить мертвых).
Говорят, на всякое хотение есть терпение. Придется запастись им.
Вспоминается, когда началась война - слушали на улице речь Молотова - лицо одной девушки, такое гордое, воодушевленное: как же, ведь на нас падает миссия быть освободителями Европы - это поддерживает, но и как всякая абстракция (пока абстракция) поддерживает слабо. Задумал написать трилогию о нашем поколении. Сквозная тема - личное и народное: до войны - личное, война - народное, после войны синтез.
Декабрь 1941
Я твердо говорю - я хочу жить, чтобы пережить эту злосчастную войну, я хочу написать ее историю и рассматриваю это как задачу моей жизни, я хочу, чтобы голос нашего поколения звучал с ее страниц. Для этого еще нужно многое увидеть и многое выстрадать, но я думаю, что именно это дает мне силы перенести все.
1 февраля 1942. Госпиталь
Хотелось бы скорее попасть на фронт. Хотелось бы доказать на деле, что и я кое-что стою и могу принести пользу Родине бо́льшую, чем до сих пор. Недели бегут, летом, можно надеяться, мы доберемся до западных земель. Перспективы у нас самые широкие и отрадные, хочется верить, что они осуществятся - все дело в сроках. И все же так хочется увидеть вновь улицы Ленинграда, увидеть всех вас - такая иногда тоска смертная по нашей работе, по прежней жизни - главное, по работе... Воистину, когда чего-нибудь не хватает, то только тогда начинаешь понимать цену потерянного. За эти 7 месяцев я порядочно-таки постарел, но чувствую, что когда все это кончится, бесполезным я уже не буду. Работать, работать так и тянет, черт возьми... Всего хорошего, до далекой встречи, до хорошей работы, до прежней дружбы, которая вернется, до доброй памяти о тех, которых нет. Еще будет день на святой Руси.
Февраль 1942
Хотел бы после госпиталя поступить в военно-техническое (артиллерийское или танковое) училище, но и пехотным лейтенантом быть неплохо, пока это все, конечно, мечты, а хорошо бы, и думаю, командир из меня получился бы неплохой, хотя вполне сознаю всю ответственность этого дела. Командир, как врач, ему должно не только обеспечить победу, но и сохранить жизнь бойцов.
Осень 1942
Я весь во власти воспоминаний и надежд на будущую встречу. Мы ведь не только частицы в огромной машине войны, но и сама война лишь частица наших биографий. Такой она, во всяком случае, является для меня, и я с нетерпением жду, когда же она кончится, как ждешь конца неприятного объяснения.
***
Небо опрокинуло ночь корзинкою,
Рассыпало звезды большие и маленькие
Планеты - те апельсинками.
Месяц - откушенным мятным пряником,
Вышел и крикнул: "Эй вы, грабители!
Там на земле или где-нибудь далее,
А вы откушенную половинку видели?"
И кто-то ответил: "Нет, не видели".
Месяц зафыркал, плюнул презрительно,
Что я светить вам нанялся, что ли,
Тучкой задернулся - только и видели,
Будто клоп заполз в Капитолий.
Небо сегодня пусто, как дырка
Даже земля вращается тише,
Это бог почесывает затылком
Об отроги Аппенинских вышек.
Вышел, прогуливается, звезды считает,
Все же не все пропащие,
Некоторые, конечно, уже сгорели,
А эти - самые настоящие.
В эту бы ночь любить и надеяться,
Сердце бросать в кипящую серу,
Я бы хотел быть последним индейцем,
Чтобы любить в предпоследнем Перу.
Вы представьте: ночь, беседка,
Тонко обвил плющ ее.
Это всегда так: то, что редко,
Это самое настоящее.
А настоящее - вот оно, ижицей
Месяц опять выглянул вдруг,
Это жизнь в записную книжицу
Заносит мой минутный испуг.
***
Представьте, она выходит замуж,
И значит выходит - ее нету.
И нет резона стреляться за даму,
К тому же нет пистолета.
Начинают знакомые охать и ахать,
"Как же!", "Неужели?..", "Такая молодая".
Я им отвечаю: прошу не лапать,
Потому, что она святая.
И тут заплачу, и станут люди
Глазеть на небо: "Откуда слякоть?"
А я буду сидеть на воде и хлебе
И буду плакать, плакать, плакать.
***
На улице сырость все краски съела,
Что было светлым, то стало серым,
И небо, теплое и голубое,
Стоит холодное и дождевое.
На сердце скребутся серые мыши,
И даже писк их противный слышен.
И ходят люди, и хлопают двери,
А все скребутся проклятые звери.
И вечер приходит, и я простужен,
И спать ложусь, не съевши ужин.
***
Отбросьте прочь воспоминаний груз,
Внимайте рассказу о будущих днях,
Когда время с подъема пойдет на спуск
В быстроходности споря с полетом яхт.
Будет ночи прощальной крут перелом,
Новый день откроет новый счет,
Как будто между ночью и днем
Незаметно встал кто-то еще.
Ласки милой шепнут мне - "меня возьми!"
Завтра новый счет, это старый вздор.
И ответят навстречу глаза мои:
Кто возьмет и уйдет, тот и трус, и вор.
Будет дружба тесней, будет злоба острей,
Будут вина пьяней, чем когда-нибудь,
Потому, что назавтра новый день,
Потому, что назавтра новый путь.
1937-1939