22.06.2021 00:01
Общество

Когда "тарелка" в саду на даче заговорила голосом Молотова

Когда "тарелка" в саду на даче заговорила голосом Молотова
Текст:  Елена Новоселова
Российская газета - Федеральный выпуск: №135 (8486)
Начало войны глазами третьеклассника Александра Чубарьяна, будущего академика РАН и научного руководителя Института всеобщей истории. Сын фронтовика хорошо помнит, какой тревожной страна встретила известие о нападении нацистской Германии на СССР. Поэтому сегодня крупный ученый и специалист в истории международных отношений пытается объединить историков многих стран, победивших и проигравших, в сохранении неконъюнктурной памяти о войне.
/ Из личного архива
Читать на сайте RG.RU

- В мае 1941 года я окончил третий класс школы № 578 на Большой Ордынке на одни пятерки. Уже тогда я проникся серьезной мыслью, что никем быть не могу, кроме как отличником. И вообще родился с книгой под мышкой. Когда ребята играли в футбол, я предпочитал стоять в воротах, чтобы поменьше ходить и бегать. На лето было много планов. Например, написать работу по истории башен Московского Кремля и получить за нее в школе грамоту.

Гитлер использовал все гнуснейшие методы при нападении 22 июня 1941 года

21 июня вечером мы с родителями переехали на дачу. Сняли дом в Кратово по Казанской дороге. На грузовике перевезли мебель: столы, стулья и другие вещи. С утра пораньше в воскресенье я занялся велосипедом (та же идея поменьше ходить). В это лето поставил перед собой цель - научиться ездить на двухколесном.

Папа встал до меня и прилаживал на дереве круглый черный громкоговоритель - "тарелку", чтобы можно было слушать музыку, работая в саду. Сегодня задним умом я думаю: а с чего бы это? Было бы большой натяжкой сказать, что наша семья слушала радио с утра до ночи, особенно на даче. Но отец почему-то его повесил 22 июня. Как будто предчувствовал, что скоро услышит оттуда очень важные слова. И вот "тарелка" заговорила голосом Молотова. Мама была в доме. Я помню, как папа закричал ей: "Иди сюда скорее, война!" Я, конечно, понимал уже, что такое война, но до сердца дошло только одно: случилось что-то очень страшное. Я видел, что родители необычно испуганы и встревожены, сидят и обсуждают, что делать. Наконец решили, пока (!) оставив вещи на даче, этим же вечером вернуться в Москву.

Электричка была забита людьми. И при этом стояла абсолютно мертвая тишина. Никто друг с другом не разговаривал, но в воздухе было ощущение невероятной тревоги и неуверенности в том, что будет завтра.

Отец имел отсрочку от армии как преподаватель. Он был сугубо штатский человек, окончил библиотечный вуз. Но однажды сообщил, что заходил в военкомат и его отправляют учиться на знаменитые курсы Верховного Совета под Москвой. Они находились недалеко в Подмосковье, поэтому папа приезжал ночевать домой.

Проучился он там, кажется, несколько месяцев. Как-то вернулся и сказал: все, получил лейтенанта. И еще из его рассказов: кто-то из курсантов спросил начальство, а что дальше, ему ответили: "Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут". Об этом папа рассказывал позднее.

… Родители познакомились на библиотечных курсах в 30-е годы. Мама училась и в Гнесинском училище, но не окончила. Впрочем, дома было пианино. Мама обожала Шопена, играла нам по вечерам. Перед отправкой на фронт отец уговорил ее уехать со мной в эвакуацию. Мы попали в Челябинск. Мама пошла работать разметчицей на танковый завод. Мы жили в коммунальной квартире, где я заразился туберкулезом. Когда вернулись в Москву, попал в больницу. Помню, как мы с соседом по палате орали от радости во время первого салюта за взятие Орла и Белгорода.

Папу отправили на Ленинградский фронт. У меня есть вырезка из газеты с заметкой о том, что с фашистами воюют люди разных национальностей. На фотографии - азербайджанец такой-то, киргиз такой-то и армянин Оган Чубарьян. В архиве нашелся и приказ о награждении отца орденом Красной Звезды.

Фронтовики не любят вспоминать о войне, редко говорят о том, что убить человека, даже нациста, не так-то просто. Но вот что я слышал от отца. Против них стояла испанская "Голубая дивизия". Началась перестрелка. Один из испанцев закричал: "Алик капут!" Видимо, его звали Аликом. Меня тоже в детстве так называли. На отца это произвело очень сильное впечатление, он почувствовал, что перед ним враг, и начал стрелять. Попал, не попал, он не помнил. Или не хотел помнить.

Папа был ранен и попал в Ленинград. Госпиталь располагался возле публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина. Нога долго не заживала, и отец с друзьями каждый вечер ходил в театр. Три месяца подряд слушали оперетту "Сильва". Кроме того, на костылях он посещал библиотеку и начал писать кандидатскую диссертацию, которая называлась "Техническая книга в эпоху Петра Великого".

После госпиталя его отправили в Гатчину на военные курсы. Папа был образованный и талантливый, однако совсем не военный человек. Но лекции по тактике все же читал успешно. После войны работал проректором Московского института культуры. Потом был замдиректора Научно-технической библиотеки и, наконец, и.о. директора Ленинской библиотеки. Очень книжный и гуманитарный человек. Война его не изменила.

История История