И с ней впервые хочется согласиться. Не слишком ли много внимания уделяется адептам новой "религии судного дня", жрецы которой не могут даже сформулировать свои желания? Не допустить роста мировой температуры выше 1,5 градуса по сравнению с доиндустриальным уровнем? А почему с доиндустриальным? В конце XIX века, когда по миру прокатилась первая волна индустриализации, на Земле было гораздо теплее, чем в середине второго тысячелетия, и люди никак не были к этому причастны. Просто завершался малый ледниковый период, отголоски которого мы ощущаем и сегодня. Может, надо ставить цель вернуться к средневековому климату, когда князь Александр Невский гонял в конце апреля (по новому стилю) ливонцев по льду Чудского озера?
И почему 1,5 градуса, а не 5 и не 10? Может, потому, что нет уверенности в том, что мировой океан и процессы саморегуляции атмосферы допустят такое потепление? Увеличение доли углекислого газа в атмосфере вызвало рост океанских водорослей, которые поглощают в 5 раз больше двуокиси углерода, чем зеленые насаждения на суше, да и рост лесов ускорился, о чем кто только не написал в последнее время. А водяной пар, который, как признают исследователи, ответственен за парниковый эффект в 3,5 раза больше, чем "ужасный" СО2, прекрасно справляется с регуляцией атмосферы уже 5 миллиардов лет, и помогать ему кажется довольно самоуверенной затеей.
Но ладно цели. А как вам инструменты их достижения? Вложили массу средств в дискредитацию угля как "самого грязного топлива". Того самого угля, благодаря которому люди научились жить в тепле и при свете и который сейчас стабильно и дешево снабжает энергией половину мировой экономики. Шахтеры - кумиры поколений и герои труда в недоумении пожимают плечами. Знаете почему? Их обвиняют не из-за экологического вреда - с загрязнением атмосферы и воды угольными станциями научились справляться с помощью современных фильтров и пылеподавления. У японских энергоблоков разбиты сады и цветут сакуры. Технологии очистки угля распространяются по миру быстрее новых экологических стандартов, и по уровню загрязнения современные угольные станции уже почти не отличаются от газовых.
Оказывается, уголь виноват в эмиссии безвредного углекислого газа, который вовсю используется в пищевой промышленности и производстве удобрений, но при этом обладает парниковым эффектом. А заменить уголь и другие виды ископаемого топлива предлагают водородом, который при сжигании превращается в водяной пар, парниковый эффект от которого, как мы уже знаем, сильнее, чем от углекислого. Спорить с этим бесполезно, вас просто не станут слушать.
Нежелание Индии, Китая и целого ряда других стран отказаться от использования угля стало одним из главных разочарований саммита. По влиянию на настроение активистов с ним может поспорить только отказ развитых стран согласовать механизм ежегодного выделения 100 миллиардов долларов развивающимся странам на возмещение "убытков и ущерба" от климатических катастроф. Вероятно, развивающиеся страны так и не смогли толково объяснить, что у них стряслось необычного из-за потепления.
Испачканные штаны министра островного государства Тувалу, записавшего обращение к участникам саммита стоя по колено в воде, не стали для этого решающим аргументом. Зато в развитых странах хорошо помнят, что должно было произойти в мире к 2020 году из-за изменений климата и кто 15 лет назад оплачивал подобные прогнозы.
В выполненном по заказу Пентагона в 2004 году исследовании климатических угроз предсказывалось, что в 2020 году мир увидит затопленные города, мегазасухи и голод, войну за ресурсы и потоки климатических беженцев из северных стран. Беженцев мы увидели, но не северных и не климатических, а в остальном пронесло.
Более того, если задуматься, некоторые страшилки экоактивистов оказываются не только не страшными, но и, прямо скажем, желанными. Например, для России потепление предсказуемо несет ощутимые экономические и гуманитарные плюсы. В математической модели исследователей Принстонского университета Хосе Альвареса и Эстебана Росси-Хансберга каждый градус потепления в северных странах способствует росту производительности труда почти на 9% и увеличению ВВП дополнительно на 4% в год. Никакой мистики: меньше энергии тратится на отопление и производственные процессы, на транспорт и строительство инфраструктуры. Кроме того, вырастут площадь пахотных земель, урожайность и территория распространения лесов, за которые, если борьба с изменениями климата будет продолжаться так же лихо, нашей стране будут неплохо приплачивать.
Возможно, поэтому в рядах российской делегации, кстати, самой многочисленной в Глазго, царило редкое спокойствие. Спецпредставитель президента РФ по климату Руслан Эдельгериев сообщил, что "Россия приветствует завершение разработки правил реализации Парижского соглашения", в особенности "приемлемые условия для лесных климатических проектов". Глава "Росатома" Алексей Лихачев приветствовал признание роли атомной энергии в низкоуглеродной трансформации. О достижении климатических целей сказали и другие делегаты из России.
И такое "особое" положение России на климатическом фронте понравилось далеко не всем. За недостаточность усилий и отсутствие на конференции Владимира Путина ее критиковал, в частности, президент США Байден. А ученые - участники проекта Climate Action даже опубликовали специальный доклад, в котором дана общая оценка нашей страны. В нем все действия России - от сокращения эмиссии парниковых газов и принятия климатических целей до учета поглощающей способности лесов - объясняются зловредными помыслами и отсутствием воли. Даже Индия, которая заявила о стремлении прийти к углеродной нейтральности не к 2060 году, а к 2070-му, и то с учетом поглощающей способности океанов (!), заслужила более высокую оценку. Как говорится, что русскому здорово, другим не по себе.
Получается, что призванный объединить усилия человечества саммит способствовал его идеологическому размежеванию. Одни страны, во главе с США, Великобританией и примкнувшими к ним Украиной и Тувалу, выступают за поэтапный запрет угля и других видов ископаемого топлива, несмотря на снижение надежности энергоснабжения и возможное ухудшение благосостояния населения. По их мнению, ради спасения климата нужно практиковать самоограничения в потреблении товаров, сократить потребление мяса и молока, регулировать рождаемость и отказаться от транспорта с традиционными двигателями. Эти цели неплохо подходят для миллионеров, живущих в небольших агломерациях с умеренным климатом, развитой инфраструктурой, цифровыми услугами и сервисом. Иначе говоря, для Северо-Западной Европы, которая в рамках своей протестантской этики всегда стремилась к такому идеалу и ко времени распада советского блока почти его добилась. Страх потерять накопленное подталкивает Запад к тому, чтобы сохранить существующий порядок вещей.
Другие страны, включая Россию, выступают за скорейшее решение экологических проблем, которые создают неудобства для населения, и готовы вкладывать в экологическую модернизацию производств, рекультивацию почв и очистку водоемов немалые средства. Китай, например, к окончанию саммита выделил 31 млрд долларов на модернизацию угольных станций. Они тоже хотят жить в чистой природной среде, в окружении лесов и голубых озер и считают эту задачу более важной, чем сохранение климата на доиндустриальном уровне. К изменениям климата, считают они, можно и нужно уметь адаптироваться. У этих стран есть важные задачи по достижению хотя бы европейского уровня жизни, и поэтому они не могут пойти на снижение надежности энергоснабжения и зависимость от западных технологий (хранения и распределения энергии, искусственного интеллекта и беспилотного управления и т.п.).
Попытки навязать правила, больше подходящие для стран Запада, воспринимаются ими как покушение на суверенитет и попытку снизить конкурентоспособность национальных экономик, о чем каждый из неприехавших на саммит президентов неоднократно говорил в различных выступлениях. В частности, Владимир Путин уже не раз повторял мысль, что "климатическая повестка не должна становиться орудием для продвижения экономических и политических интересов отдельных стран".
Здесь стоит отметить, что страны, которые реальным суверенитетом не обладают, хотят получить от этого противостояния крупных игроков хотя бы финансовые транши на реорганизацию энергетики и реализацию климатических проектов - вроде борьбы с обеслесением и очистки прибрежных зон. Этим можно объяснить повышенное внимание участников саммита к вопросам финансирования проектов развитыми странами. Но страны-доноры прекрасно понимают, что большая часть средств, выделенных на цели сохранения климата, будет разворована и потрачена на решение других задач, поэтому расставаться с деньгами не спешат.
Единственная крупная подобная сделка, которая прошла на саммите, - это выделение ЮАР 8,5 млрд долларов на энергетический переход, точнее, на поэтапный отказ от угля. В пропагандистском характере этой сделки никто не сомневается, включая самих получателей транша. "Вывод из эксплуатации угольных электростанций без поддержки примерно ста тысяч шахтеров и общин, которые окажутся в затруднительном положении, усугубит и без того высокий уровень безработицы и бедности в стране", - заметили в этой связи исследователи Южноафриканского института международных отношений Роми Шевалье и Элизабет Сидиропулос. Сумма транша в три раза меньше кредита на строительство новых угольных станций, который ЮАР еще не выплатила.
Попытка впихнуть в единое русло Парижского соглашения две различные идеологии защиты природы уже привела к разрастанию международных конфликтов и продолжает поддерживать международную напряженность и недоверие. Единственный плюс всей этой кампании - усиление внимания общества и бизнеса к вопросам экологии, что ускорит внедрение новых технологий и очистку планеты от мусора. Что, согласитесь, уже неплохо.