Июльская балетная премьера была объявлена в театре еще год назад. Тогда собирались представить два спектакля израильских хореографов, находящихся в зените славы: Шарон Эяль, чей перенесенный в театр Станиславского "Autodance" год назад имел исключительный успех, и Хофеша Шехтера, в России еще не работавшего. Эти планы стали неосуществимыми, поэтому было решено предоставить сцену Владимиру Варнаве. Хореограф задействован в съемках сериала, для которого ставит балет в фильме. Эту сцену и решили трансформировать в театральный одноактный спектакль. В пару к нему был выбран Максим Севагин, тогда еще не худрук, а танцовщик труппы, активно набирающий обороты как хореограф.
Варнава, несмотря на молодость, хореограф опытный, умеющий отвечать на самые разнообразные профессиональные запросы, не смутился спешкой. Зрителя он обратил к философу и поэту Эмпидоклу, позаимствовав для титула балета название поэмы, а многозначную цитату использовав в качестве эпиграфа. Авторитет древнего грека, вероятно, для хореографа не показался безусловным, ему на подмогу была выписана также цитата Юнга. Между ними и пролегает почти часовой спектакль Владимира Варнавы.
Он начинается, как было модно лет тридцать назад, до третьего звонка. Зрители, рассаживаясь в зале, обнаруживают, что действие уже идет: там, где обычно расположена оркестровая яма, устроен настил, на нем поставлен банкетный стол, вокруг собралось полтора десятка человек в элегантных нарядах. При гаснущем свете за спинами пирующих, на сцене, появляется человек явно из другого мира, призывающий всех за собой. Стол уезжает вниз, открывая привычный вид, а сцену постепенно заполняют люди в черном трико - таком же, как у посланника (Георги Смилевски-младший).
Так стартует история о путнике, который подарил людям путешествие в неведомый прекрасный мир. Под электронную музыку Алексея Наджарова (вечер идет под фонограмму) на заднике транслируется видео Ильи Старикова, в то время как на сцене длинная массовая сцена сменяется дуэтами. Рекрутированы лучшие силы труппы: Наталья Сомова, Ксения Шевцова, Жанна Губанова, Елена Соломянко, Полина Заярная, Анна Окунева, Денис Дмитриев, Евгений Жуков, Герман Борсай, Леонид Леонтьев. Однако хореограф, кажется, не пытался различить артистов - всем досталась одномерная монотонная хореография, визуально отсылающая к стилю Шарон Эяль, но лишенная ее наполнения. Захватывающим путешествие оказывается лишь в программке, не на сцене. И возвращение в исходную точку, к вновь поднявшемуся из недр оркестровой ямы столу влечет не философские размышления, а сочувствие танцовщикам, получившим разочаровывающий результат работы.
Постановка "Нет никого справедливее Смерти" - третья у Максима Севагина в нынешнем сезоне. Для молодого хореографа, независимо от результата, это подвиг продуктивности. Привлечь зрителя Севагин решил аргентинской притчей о сговоре крестьянина со Смертью. Но не стал скрывать, что пересказ цветистой сказки, в которой есть и Бог, и Король, и Принцесса, которых он собственной волей еще и отправил в космос, его интересует мало - как большинство современных постановщиков, внятно и четко передать сюжет хореограф не умеет. Все его внимание сосредоточено на отношении танца с музыкой - в основу спектакля положен арфовый концерт аргентинского композитора Альберто Хинастеры. Здесь Севагин доказывает, что его осенний успех в проекте LAD, где он поставил "Безупречную ошибку" на музыку Леонида Десятникова, не был случайностью. Причудливые оплетания арфы духовыми, экзальтированное соревнование с ударными и страстное сочетание со струнными находят порой точный эквивалент в хореографии, то отстраненной, то ироничной, то саркастической. Ее отлично интонируют Оксана Кардаш (Смерть), Георги Смилевски (Король), Ксения Шевцова (Принцесса). Такого же взаимопонимания не удалось добиться с художником Анастасией Нефедовой, чьи костюмы ломают хореографический рисунок. Но успех современного балетного спектакля невозможен без единства всех составляющих - света, сценографии, костюмов, музыкального сопровождения и исполнения. Этому предстоит научиться.