Где и каким образом эта система будет формироваться? Тут примечателен геополитический момент - полный разрыв и уход России от западноцентричной, как мы сейчас говорим, системы международных координат предполагает, что Россия обращает свой призыв о новом мироустройстве к т.н. не-Западу, представляющему собой большинство населения планеты. Это означало бы для России поворот в сторону стран Азии, Африки и Латинской Америки. Именно за счет созидания системы двух- и многостороннего сотрудничества со странами этих регионов и предполагается сформировать, апробировать и запустить новую конструкцию международного общежития. Разумеется, новая система мироустройства (альтернатива нынешней) мыслится с участием России, более того - при российском лидерстве.
Провозгласив поистине революционную цель, российская сторона намеревается продвигать от себя, либо от группы стран-единомышленников, своего рода концептуальную картину этого нового международного миропорядка. Задача не только архиважная, но и архисложная, поистине циклопическая задача, которая не сводится к переналаживанию торговых потоков и цепочек товарных поставок. Это было бы довольно банально в сравнении с заявляемыми перспективами нового мирового порядка. Ибо речь идет не просто о международной торговле, но о перестройке всего комплекса международных отношений, включая мировоззренческо-философские принципы межгосударственного взаимодействия. И, что не менее важно, эта новая картина мироустройства должна быть понятной и более привлекательной по сравнению с ныне существующей моделью, в которой функционирует международное сообщество и от которого мы хотели бы уйти. Новая модель должна быть привлекательнее для политических элит зарубежных стран, в первую очередь "незападных" государств, к которым эта новая модель и будет апеллировать, призывая включиться в ее создание.
Недостатки ныне существующей системы международных отношений очевидны и являются объектом вполне уместной и заслуженной критики. Казалось бы, чтобы хотя бы концептуально выстроить альтернативу, большого интеллектуального труда не требуется. Новая международная конструкция по-прежнему рождается медленно и идейно просматривается довольно туманно. И сегодня, когда мы обнаружили себя на пепелище прежнего миропорядка и прежней схемы отношений с международными "партнерами", у нас по-прежнему нет ответа на вопрос: что придет ему на смену? Увы, серьезная дискуссия на эту тему до сих пор не ведется. Эксперты и политики слишком заняты написанием эпитафий прежней системе. До формулирования картины нового международного общежития в современных условиях руки не доходят не только у тех, кто проклинает или оплакивает почившую западоцентричность, но и у апологетов вожделенной новой справедливой мультиполярности.
Некоторые концептуальные движения с российской стороны позволяют определить ряд идейных "несущих конструкций", которые должны быть заложены в основу будущей международной системы. По ним, с определенной долей конструктивного воображения, можно представить себе, как могла бы выглядеть предполагаемая системная конструкция, насколько она может быть устойчива с точки зрения своего фундамента и насколько оригинальным архитектурным стилем будет характеризоваться.
Суть нового миропорядка на словах проста. Он должен привнести в международные отношения равноправие в его мультицивилизационном понимании, надидеологичность и долговременную устойчивость, которая создаст условия для социально-экономического рывка новых глобальных и региональных "центров силы", способствовать их взаимодействию. Это должно выгодно выделять постзападное будущее на фоне американо-ориентированного прошлого. В области экономики и финансов, переформатирования торговых связей, поиска новых резервных валют, в политике, в сфере культуры и мировоззрения, туристических обменов и спорта. Принципы старого, западноцентричного мироустройства, основанного на навязывании другим странам и продавливании интересов Запада, в первую очередь США, являющихся для своих западных союзников своего рода "сюзереном", хозяином и где-то диктатором, должны уйти на этом фоне в прошлое.
С каждым из этих аспектов всё не так просто. Принцип равноправия, заложенный в систему международного сотрудничества, и, в частности, в фундамент ООН, после окончания Второй мировой зиждется на классическом постулате, согласно которому все страны равны (Генеральная Ассамблея), но некоторые равнее (постоянные члены Совета Безопасности). Эта установка всегда была базовой установкой российской внешней политики. Благодаря ее реализации мультиполярность в усеченном виде была свойственна и финальному этапу холодной войны. Тогда, напомним, Китай вернул себе место в Совбезе и получил возможность вывести его существование за пределы биполярной схемы. Готовы ли мы к такой реформе ООН, которая поставит под сомнение право вето, или расширит число обладающих им членов? Если не готовы, то и к педалированию тезиса о равноправии следует подходить дифференцированно, понимая, что страны не-Запада, как и страны коллективного Запада, неравны между собой по своим ресурсно-экономическим и военно-стратегическим возможностям.
Вопрос о том, что такое справедливость в мировой политике и возможна ли она в принципе, тоже является, мягко говоря, дискуссионным, в том числе применительно к отношениям с не-Западом. Тут мы сталкиваемся с изначально заложенным противоречием базовых принципов международного права, включая право народов на самоопределение, право государств на защиту своей территориальной целостности, наконец, зафиксированное в Хартии европейской безопасности требование "не укреплять свою безопасность за счет безопасности других государств". Очевидно, здесь каждая страна вольна решать, что является первостепенным, а что вторичным. Все так и поступают. Для тех же США в косовской истории главным было самоопределение местных сепаратистов, в ситуации с Донбассом превалирует риторика о целостности Украины, в истории с расширением НАТО важен принцип коллективной безопасности и суверенитета, в других вопросах (например, о гипотетическом размещении российских баз в Латинской Америке) забота о его соблюдении уступает место переживаниям о гарантиях неприкосновенности собственной территории. Так можно ли настолько синхронизировать геополитические интересы стран не-Запада, чтобы устранить противоречивость в международных подходах? И что должно стать основой для такой синхронизации стран не-Запада? Общая стратегия тотального неприятия с их стороны в отношении Запада? Не думается, что это реалистично.
Надидеологичность логично противопоставляется либеральным догматам, которые долгое время навязывались международному сообществу как некая истина в последней инстанции и в итоге легли в основу так называемого "порядка, основанного на правилах". Сам призыв деидеологизировать мировую политику, вывести ее из-под гнета не оправдавших себя концепций, безусловно, похвален. Нередко он маскирует неспособность ведущих держав найти консенсус относительно идейной матрицы, которая сможет заменить прежнюю модель. При этом, не понадобится ли нам пересматривать базовые документы, определявшие международный консенсус в области, скажем, прав человека? Например, Всеобщую декларацию, которую, опять же, можно истолковывать совершенно по-разному. И, начнем с азов, не приведет ли это к осознанию, что видение неких фундаментальных ценностей у стран и народов, задающих тон в мировой политике, настолько разное, что закрепление общих знаменателей в тех или иных документах является лицемерием? Готовы ли мы признать эту горькую истину?
Наконец, устойчивость, которая является вопросом совершенно непраздным. Вспомним предыдущий период мирной мультиполярности, продолжавшийся ровно двадцать лет, с 1919-го по 1939 год. Руководство не только большевистской России, а затем Советского Союза, но и других "центров силы" тогдашней многополярности подходили к международным отношениям как одному из средств для созидания новой конструкции международной безопасности и стабильности, не имея, однако, особых иллюзий при ее создании. Вспоминаются слова маршала Фоша, сказанные после подписания компьеньского мирного соглашения: "Это не мир. Это перемирие лет на 20". Так и оказалось. Неготовность отдельных игроков пожертвовать своими интересами и двойные стандарты, заложенные в фундамент Версальско-Вашингтонской системы, привели к кризису и еще более существенному, чем тот, что предшествовал ее формированию. Так стоило ли бороться за создание миропорядка, который лишь спровоцировал фундаментальные потрясения и переход к биполярности. С точки зрения сбережения человеческих жизней принцип "анархия - мать миропорядка" (при всей кажущейся экстравагантности этой формулы) мог бы дать более гуманный результат, чем наспех сколоченная конструкция, идеалистическая и циничная одновременно. И повторение ошибок прошлого, как представляется, не входит в планы прорабов международной перестройки.
Следует посмотреть на базовый момент. Ведь саму идею мультиполярности можно понимать и трактовать по-разному. В определенном смысле она не чужда и США. Концепция "нового мирового порядка", сформулированная Дж. Бушем-ст., не предполагала закрепления гегемонии США, но фиксировала ориентированные на либеральную модель принципы политического и экономического развития государств. Соответственно, США, навязывая другим игрокам конкуренцию на своих условиях, в рамках соответствующей модели обеспечивали себе долгосрочное лидерство. Мультиполярность также можно трактовать и как верховенство некого анархического начала в международных отношениях с доминированием права сильного и сосуществованием государств в ситуации перманентной войны всех против всех.
Мультиполярность далеко не всегда ассоциировалась со справедливостью и демократичностью. Система "европейского концерта", существовавшая в Европе в первой половине XIX века, де-юре не была однополярной, но де-факто закрепляла превосходство небольшого клуба "великих держав" над остальными нациями. Аналогичным образом, но уже в мировом масштабе, была выстроена вышеупомянутая Версальско-Вашингтонская система международных отношений. В обоих случаях результатом стал коллапс систем вследствие игнорирования интересов региональных держав и общей несбалансированности. В ситуации, когда мы строим мультиполярность нового типа, нелишне задуматься, на чем должна основываться устойчивость и долговечность этой системы.
Ставка на выстраивание альтернативы однополярному миру на Западе через диалог между странами не-Запада выглядит заманчивой, но на поверку может оказаться "негарантированно реализуемой". Во-первых, все крупные игроки, с которыми Россия могла бы развивать сотрудничество в рамках соответствующей парадигмы, тесно встроены в западноцентричную модель торгово-экономических отношений и являются ее бенефициарами. Некоторые, как Индия и КСА, и в военном плане тесно взаимодействуют с США и их союзниками. Не-Запад не лишен серьезных межгосударственных противоречий, как и Запад: Китай находится в состоянии замороженного конфликта с Индией и рядом соседних азиатских стран, Бразилия, по крайней мере, при нынешнем президенте, идеологически несовместима с большинством "левых" режимов Латинской Америки, Саудовская Аравия и Египет активно конкурируют с Турцией, Катаром и Ираном и т.п. Соответственно, сотрудничество между данными государствами принимает либо ситуативные (ОПЕК+) либо декларативные (БРИКС и ШОС) формы. Более того, потенциал конфликта между отдельными игроками, например, Индией и Пакистаном или КСА и ИРИ, крайне велик и способен привести к разрушительным последствиям. Собственные интересы геополитического характера для стран не-Запада важнее принципиальных моментов противостояния гегемонии США, на чем настаивает Россия. Более того, для некоторых из них, например, Индии или Саудовской Аравии, сотрудничество с США остается инструментом укрепления собственной безопасности.
Укрепление глобальных позиций Китая в отдельных частях планеты, особенно в случае дальнейшей эрозии американского лидерства, и при этом остающегося тесно связанным экономически с США, может быть, конечно, совместимо с российскими геополитическими интересами, по крайней мере, на определенных временных этапах. Но нелишне напомнить, что 30 лет назад и лидерство Вашингтона воспринималось Москвой через призму упрощенного взгляда на двусторонние отношения и международную ситуацию. Обретение Китаем статуса крупнейшей или одной из двух крупнейших экономик мира с попыткой выстроить на этом фундаменте устойчивое военно-политическое лидерство может привести к активному сопротивлению третьих стран, включая Индию, спровоцировав разрастание международной турбулентности. В этой ситуации Россия, с учетом ограниченности ресурсов, может быть поставлена перед выбором, который, с учетом уже не просто теоретически возможной, а нарастающей технологической и экономической зависимости от Пекина, будет продиктован не прагматизмом, а внешним давлением. Положение, при котором мультиполярность будет лишь промежуточным периодом перед сменой мирового лидера, которая не отвечает нашим стратегическим национальным интересам.
Сама формулируемая идея "ухода России от Запада и поворота на Восток и на Юг" выглядит довольно туманно, вызывая больше вопросов, нежели формируя ясный ориентир для международного развития страны и для движения российской дипломатии. А что, в самом деле, разве Россия еще не совершила этот, образно говоря, поворот? Разве она еще не присутствует на Востоке и на Юге, еще со времен Российской империи и реализации таких крупномасштабных геополитических проектов, как, скажем, КВЖД? И разве В.И. Ленин не констатировал ли уже более ста лет тому назад решительную опору России на отношения с Китаем и Индией как основу миропорядка? И разве можно забыть предыдущие десятилетия создания Россией поистине привилегированных отношений с этими государствами, а также другими странами в обширном Индо-Тихоокеанском регионе, Африке и Латинской Америке?
Ну а Запад, от которого Россия стремится уйти под крышу нового миропорядка на Востоке и на Юге? Запад, он что, в этих регионах не присутствует, не развивает всестороннего сотрудничества со странами того же Индо-Тихоокеанского региона, Азии, Африки, Латинской Америки? Отнюдь. И мы с этим Западом в этих регионах непосредственно соприкасаемся и будем соприкасаться. Повернуться к нему спиной не получится. Поэтому и "уход России от Запада" представляется скорее антитезой заявкам известных западных лидеров о необходимости "отменить Россию". В действительности же, если мы собираемся созидать новый миропорядок, мы будем во всех отношениях конкурировать с этим самым Западом, тесно соприкасаясь с ним, в регионах не-Запада. То есть планетарно. И реально ли задаваться целью полностью вытеснить Запад из этих регионов, предложив им альтернативную привлекательную модель мироустройства? Захотят ли этого сами страны не-Запада?
И кто способен гарантировать, что такого рода конкуренция в создании новой модели миропорядка будет проходить на основе мирного соревнования с Западом и не выразится в обострении известных региональных конфликтов, увеличивая риски глобальной катастрофы? Все же опять приходится признавать, что, как это ни парадоксально, но основным гарантом "мирной битвы" с Западом за не-Запад и за новое мироустройство по-прежнему выступает биполярный военно-стратегический паритет Россия - США и альтернативная ему картина общепланетарного уничтожения. Во всяком случае обе стороны будут вынуждены, продвигая свои модели на не-Западе, учитывать этот фактор в качестве "окончательного аргумента".
Дипломатическим же путем к установлению истинной мультиполярности является продуманная и эффективная реформа ООН, развитие диалога между отдельными незападными площадками (ШОС, БРИКС, АСЕАН, ОПЕК, Африканский союз и пр.), а также поддержание статус-кво, при котором интересы отдельных лидеров уравновешивают друг друга. Скатывание мультиполярного миропорядка к банальному хаосу не является и не может являться целью. Главным уроком нынешнего кризиса должно стать возросшее понимание необходимости трансформации системы международного права с тем, чтобы оно эффективнее поддерживало принцип равенства государств и урегулирования конфликтов.