Но эти дома, эти дары до сих пор стоят и в России. Александре Курлиной, родившейся в 1876 г., в 27 лет был поднесен дом в Самаре ее мужем, тоже Александром и тоже Курлиным. Дом в стиле модерн, пронизанный то ли бабочками, то ли листьями, был точно тем, как он ее себе представлял.
Не сходите с ума! А он сошел и умер через десять лет у нее на руках. А еще через пять лет, в 1918 г., Александра сама сбежала из Самары.
И ей была подарена жизнь. Она жила, жила почти 100 лет, жила много, жила 55 лет в коммунальной квартире в Москве, но свой дом-женщину больше уже не видела.
К нему не возвращалась никогда (это известно).
Есть множество историй в России, в которых люди тают, как комок снега. Когда от чуда начала они медленно переплывают к завершению, похожему на чугунный пароход.
Но дом-женщина по-прежнему существует.
Через него прокатились волны людей и детей. Вы знаете, что в нем расстреливали? Вокруг него - квадратные формы.
Но он стоит и светится изнутри, как женщина, находящаяся в настроении петь.
Наши дома - это мы сами, и их истории, конечно, о нас. О том, как мы надеемся, как любим, как прямо или криво ходит наша судьба, о том, как мы живем все вместе во времени, когда пришлось нам жить.
Она была староверкой, но сходила замуж три раза. Вторым браком - за Саввой Морозовым, третьим - за московским градоначальником. Спасла его от тюрьмы. Отстроила в Москве пышнейшие особняки, вложилась во МХАТ, родила четверых детей, ее салон расцветал первейшими именами, и, наконец, исполнилась ее мечта - она была торжественно записана дворянкой Резвой. После чего еще раз развелась.
Как пышно она цвела! Устроила усадьбу, почти Афины, с колоннами и портиками, центральным отоплением, ваннами и телефоном, знатными коровами и бесконечными пространствами. Пятьсот яблонь, триста вишен и множество парников.
Ее загородный телефон был первым в Москве. Этот-то телефон и погубил ее. В усадьбу ее "Горки", нынче Ленинские, въехал новый большой начальник, во флигеля - охрана, ибо ни у кого больше в окрестностях Москвы не было телефона и прямой связи с Кремлем.
А что же Зинаида Григорьевна? Лисица была выгнана, хотя еще весной 1918 г. вроде бы все утрясла, получив охранное свидетельство от республики на принадлежащий ей "дом с художественно-исторической обстановкой". Но дом понадобился властям.
А дальше была жизнь в коммунальных внутренностях Москвы. Еще 30 лет. До 1947 г. Десять лет жила продажей вещей. Наконец, мелкая пенсия от МХАТ. И четыре фамилии, притороченные к ней как крылья: Зимина, Морозова, Рейнбот и, конечно, Резвая.
Способность обуздывать и усмирять никак не заснет в российской истории. И она же корчит странные гримасы. Дом был огромен, но Ленин умер в ничтожно малом будуаре Зинаиды Морозовой, у ее роскошного туалетного столика, у золоченого зеркала, идущего к самому потолку.
Она два года не дожила до того, как "Горки" открыли для всех.
Никто не мог сохранить свой дом в советское время. Быть не могло! Разве что чудом - для своей женщины, для семьи, чудом предусмотрительности - при тотальной национализации всего и вся!
Что ж, такое чудо случилось. Василий Поленов (1844-1927), известнейший художник, благодаря своей обширной общественной и благотворительной деятельности обеспечил свою семью на сто лет вперед, на три - пять поколений в будущем.
Всем известное "Поленово" - построенная им усадьба из многих домов и сооружений, в выбранном им месте на берегу Оки, на обширном участке земли (множество га).
Когда в 1917 г. жгли и грабили помещичьи усадьбы, Поленов собрал сход крестьян и просил их решения - остаться ему жить у себя дома или уехать. Усадьбу не тронули, семья осталась. Дальше диктатура пролетариата. Основная идея - отдать все "им", чтобы сохранить активы и семью. Поленов совершил своеобразный "обмен активов" - создал в усадьбе частный музей за право семьи жить в усадьбе. Получил охранную грамоту Луначарского (не подлежит национализации и конфискации). Обеспечил право семьи на управление музеем, т.е. на жизнь у себя дома.
В сталинские времена, в 1930-е - второй "обмен". Все имущество, все коллекции переданы в дар государству за подтверждение права семьи жить в усадьбе и руководить музеем, т.е. жить у себя дома. Директорский пост должен был передаваться по наследству только членам семьи при сохранении бывшего личного имущества, коллекций, активов. Конец 1930-х - момент наивысшего риска. Чудом не разграбили, не раздали по учреждениям, сын художника, директор музея - и его жена были репрессированы. Освобождены в 1944-м, в год столетия Поленова. Семья и ее активы смогли выжить.
Эта нитка дотянулась до сегодняшнего дня: директор музея-усадьбы "Поленово" - правнучка Поленова.
Это истинное чудо "правового и финансового инжиниринга" умной семьи - способность удерживать контроль за активами семьи в далеком будущем. Сохранение в целостности того, что сохранить было нельзя. Каждый из нас был бы счастлив сделать это для своей семьи - сохранение активов, надежный кусок хлеба, хотя бы на несколько поколений вперед.
Но "Поленово" - федеральная собственность. Завершится ли этот круг спустя сто лет реституцией? Вернется ли имущество, нажитое личным трудом (имение было приобретено на средства от продажи картин), семье, ибо сделка 1930-х, передача всего имущества в дар государству, по всем признакам была вынужденной?
В Восточной Европе это, скорее всего, случилось бы. Усадьба стала бы частным музеем. У нас - открытый вопрос, не обсуждается. По-прежнему многие семьи знают свою собственность, бывшую у них до 1917 года, хотя, может быть, уже не смогут доказать право собственности.
А что Москва, Петербург? Центры государственности, там, где всё в XX веке было под жесточайшим контролем? Кому-то удалось сохранить дома? Мы теряем старые часы, ломаем семейный фарфор, а здесь частные дома в центре Москвы, где каждый метр - на вес золота. И в них внуки и правнуки.
Как это удалось? Какие гении "сохранения семейного имущества"!
Проще всего, если ты лепкой или кистью познаешь мир. Дом Веры Мухиной, дом архитектора Александра Кузнецова, дом архитектора Константина Мельникова. Все это - в самом сердце Москвы.
Какой вкусный язык! "В мае 1915 года мой отец, Александр Васильевич Кузнецов, известный в Москве архитектор, купил этот дом у старой купчихи Е.А. Воскобоевой, собиравшейся уехать в Петербург на житье к сыну. Поводом для папиной покупки послужило желание поселиться где-то поблизости от гимназии Алферовой, куда поступила моя старшая сестра Эля, но в действительности главной причиной было его давнишнее, заветное желание создать дом, полностью отвечающий вкусу и потребностям его самого и всей нашей семьи" (И. Кузнецова).
И потомки там живут до сих пор.
Маленькие старые дома в поселке художников "Сокол" в Москве (ночью пятнадцать минут до Кремля) выставлялись на продажу за 190 млн руб.
Частный дом семейства Розановых, напротив Кремля, на другом берегу Москвы-реки. Его десятилетиями сохраняли в семье юридическими тяжбами и судебной волокитой. Даже земля, золотая земля принадлежит семье.
А какие дачи под Петербургом! "Лисий нос". Там и сейчас живут потомки владельцев.
"Я нашел тот самый дом, в котором до 1917 г. жила моя прабабушка с сестрами и родителями (прабабушка была тогда маленькой девочкой). Дом выглядит весьма добротно, но современно. Он построен в 1885 году. Сейчас дом нежилой, в нем располагаются офисы и банк. Рядом - деревья, которые, возможно, растут еще с начала XX века и были свидетелями всех событий... Получается, дом моих предков - это единственный сохранившийся дореволюционный дом на улице Малые Каменщики. В общем, я очень порадовался этой находке. И сразу подумалось, что было бы здорово вернуть этот дом семье и снова сделать его жилым. Ведь семью моей прабабушки оттуда выселили сразу после революции 1917 г. из-за "зажиточности" семьи" (К. Репьев).
А мораль? Да нет никакой морали!
Просто мечта, чтобы у каждой семьи, когда она об этом мечтает, был свой дом, и дома не отбирались и медленно переплывали из рук в руки, оставаясь в одной и той же семье поколение за поколением.
И чтобы для этого не нужно было особенной хитрости.
И чтобы это были большие, зажиточные, каменные дома, везущие семьи, как корабли, из века в век.
По всей России, с равной степенью удобства и спокойствия.