Журналист "Российской газеты" Николай Долгополов - лауреат премии Правительства РФ в области СМИ

Торжественная церемония чествования лауреатов прошла в Доме правительства накануне Дня российской печати (13 января).

Распоряжение Правительства Российской Федерации от 27 декабря 2022 года № 4236-р "О присуждении премий Правительства Российской Федерации 2022 года в области средств массовой информации"

Директор СВР России Сергей Нарышкин поздравил заместителя главного редактора "Российской газеты", писателя Николая Михайловича Долгополова с тем, что он стал лауреатом Премии правительства Российской Федерации в области СМИ за 2022 год.

В поздравлении, в частности, говорится:

"Уважаемый Николай Михайлович!

Примите искренние поздравления в связи с вручением Вам сегодня высокой награды - Премии Правительства Российской Федерации в области СМИ за 2022 год.

Приятно отметить, что вот уже более 30 лет тема разведки является центральной в Вашем творчестве. Книги, вышедшие из-под Вашего пера, активное участие в создании художественных кинофильмов и документальных лент, блестящие комментарии на телеэкране были высоко оценены в разведке. Вы - один из немногих авторов, кто трижды был удостоен престижной Премии СВР России в области литературы и искусства имени Е.М. Примакова.

От души желаю Вам дальнейших творческих успехов, высоких тиражей и неизменных зрительских симпатий, а также вдохновения при создании новых произведений, в которых столь мастерски Вы создаете героические образы отечественных разведчиков!".

Николай Долгополов опубликовал свою первую статью о Рудольфе Абеле - Вильяме Фишере еще в июле 1993-го. И тема увлекла, возможно, превратившись и в тему жизни. Сотни и сотни статей, книг, в которых с искренней любовью к своим героям, некоторых из которых именно Долгополов выводил из тени, он открывал десятилетиями засекреченные подвиги, называл имена людей, чья жизнь проходила под грифом "Совершенно секретно". Мы предлагаем читателям "Российской газеты" еще раз перелистать страницы публикаций Николая Михайловича Долгополова о легендарных разведчиках.

Полковник разведки в отставке Георгий Захарович Санников начинал, во что нелегко поверить, еще в годы Великой Отечественной в 1944 году курсантом Киевской спецшколы ВВС. После окончания юридического факультета Киевского университета в 1952 году начал службу в госбезопасности Украины. На профессиональном языке - "немец", ибо дважды и с большой пользой для внешнеполитической разведки отправлялся в длительные командировки в Германию. А в первые послевоенные годы молодой лейтенант боролся с бандеровцами. И с оружием в руках, и словом, и сугубо агентурными методами. Участвовал в оперативных радиоиграх, стремясь проникнуть в зарубежные центры ОУН (организация запрещена в РФ - прим. "РГ"). По-моему, знания уважаемого ветерана службы весьма востребованы и сейчас.

Полковник оценивает ситуацию на Украине как крайне тревожную. Нынешние ультрамногое унаследовали у Бандеры с Шухевичем. И прежде всего жестокость, стремление идти до самого конца. Они вражье - настоящее, серьезное, трудно истребимое и очень заразное.

Георгий Захарович, и все-таки почему в последние годы такая жуткая вспышка? Ведь, казалось, что разногласия непримиримы, но с течением лет вошли в более спокойное русло.

Георгий Санников: Векторы изменились. Прошел кажущийся период некого не примирения, а сосуществования. Но спор вечен. Это даже не спор, а битва двух несовместимых лагерей. Сегодня противостояние, и если бы только идеологическое, жестче. Я хорошо знаю Украину. В 1944 году туда приехал и до 1956-го участвовал в ликвидации остатков оуновско-бандеровского подполья. А в 1956-м послали "учиться на шпиона". И как не хотел, даже отказывался. Зачем мне это? О разведке имел представление наисмутнейшее. На Украине-то все родное, знакомое. Там понимал даже то, что пониманию не поддается. Представьте начало 1950-х. На хуторе наша конспиративная хата, где у старика-хозяина четыре сына. Двое погибли в банде в УПА, а двое - под Берлином, кавалеры орденов Славы и Красной Звезды. И этих двух ребят призвали, когда Красная Армия освобождала Украину. Оба, ясно и понятно, тоже были связаны с бандеровцами. Но увидели молодые парни нашу армейскую мощь и честно воевали, чтобы за ошибки расплатиться. Одна большая семья, а какие разные воззрения. Одна мать родила их. Одним молоком вскормила. А сыновья пошли в разные стороны.

Я - свидетель удивительных судеб имевших ко мне отношение людей. Оккупированная Украина. Партизанское подполье, по заданию которого молодой парень работает конюхом в немецкой жандармерии. Потом он - боец Красной Армии, и наказывает молодой жене: "Если родится дочь, назови ее Светланой, а если сын - то Иосифом". Чувствовал, что погибнет. И погиб. А его девочка, которая была рождена Светланой, закончила иняз, стала потом советским нелегалом. Она - "немка", и я принимал участие в ее подготовке. Роскошно работала. И сейчас жива-здорова.

А как вам было после войны сражаться в бандитском окружении? Ведь вы наверняка кого-то пытались вразумить, кого-то вербовали.

Георгий Санников: Без этого нельзя. Не скажу, что была завербована вся Западная Украина, но многие ее жители нам помогали, как те две очень красивые молодые девчонки, мои тогдашние ровесницы. Их отца повесили оуновцы, мать умерла. И пришедшего с войны соседа, который воевал в Красной Армии, тоже повесили. Они за отца, за соседа этого мстили. Но попросили мы их помочь выйти на бандита, назовем его Игорем, и они его нам не отдали.

Непонятно почему?

Георгий Санников: Игорь молодой был, за отца они мстили, а Игорь с ними обеими жил. Приятные, преданные, достаточно по тем временам образованные девчонки. И какая судьба? Мужиков нет. Колхоз не отпускает, и куда ехать без паспорта? Вот так и жили... Денег у нас не брали: ни у кого в округе и близко этих бумажек нет. А покажут, и все понятно. За помощь снабжали их консервами. И девчонки эту ценность закапывали на огороде - глубоко. Но работали с нами честно. Не считая случая с Игорем.

Или был я знаком со вторым секретарем обкома комсомола крупной области на Западной Украине. Юра - убежденный коммунист, а его дядька - в том же краю - чуть не главный бандит. Приехал Юра в свой дальний район к маме, сразу заходит родной дядя с автоматом: "Ты чего, племянник? Еще раз приедешь, лично повешу". И хотя после этого друг мой домой не ездил, через несколько месяцев бандиты его убили. Пролил дядька родную кровь. И так везде, почти в каждой семье на западе Украины.

Трудно примирять непримиримых. В советские времена первый президент Украины Кравчук был секретарем ЦК компартии Украины по идеологии. И во всеуслышание заявлял: "А что тут стыдного? Не надо стыдиться. Я тоже помогал хлопцам из леса. Все помогали". Если бы не помогало бандеровцам местное население, их бы не было. Днем мы - власть, ночью - они.

Георгий Захарович, вы же бились с этими до самого конца. И вроде бы наступил разгром и финал?

Георгий Санников: Но финал - опасный. Все это продолжалось до 1956 года, даже гораздо позже. У нас об этом не очень принято рассказывать. Но последнего бандита, воевавшего с нами, пусть не на Украине, в другой части страны, брали в октябре 1964 года полком МВД с собаками: сопротивлялся, пока гранатку не сунули и не шлепнули. Один опасен. Даже один. Представляете, как это было серьезно на Украине? Только в 1950 году был нами ликвидирован их генерал Чупрынка.

Так звался эсэсовец-бандеровец гауптман Роман Шухевич, каратель из батальона "Нахтигаль"...

Георгий Санников: Что означает в переводе "соловей". Почему немцы их так прозвали? Украина - поющая страна, и весь этот батальон убийц звучно и красиво пел. Такие они все были певуны. А в батальоне для начала - 800 штыков, исключительно из бандеровцев, так называемого революционного толка. Эти оуновцы были уже хорошо готовы, прошли школу Абвера - обучены диверсиям, шпионажу, работе в чужих тылах... Доказали преданность Германии еще на Польше. Отточили свое оружие: переодевались в форму польских солдат, все коммуникации были разорваны диверсантами полностью.

Они зверствовали в первые же дни и часы вторжения Гитлера в СССР. Погромы во Львове начались даже до прихода немцев.

Георгий Санников: Их так называемые походные группы не вступали в бои с частями Красной Армии. Около 5 тысяч человек двигались уже 22 июня 1941 года дорогами, заранее изученными. Впереди маленькими группами по 5 - 10 человек с радистом, мотоциклистом. Еще дальше - вермахт, а впритык такая группа. Перервали все линии связи. Часть их бойцов в форме красноармейцев и пограничников. Заходили вместе с немцами в районный центр, в село или хутор, тут же создавали сети ОУН, уничтожали тех, кто, по их мнению или наводке местных, симпатизирует советской власти. Неожиданно, практически без боев немцы вошли во Львов. И там, собрав местных националистов, оуновцы провозгласили создание Украинской соборной независимой державы. Немцы еще не понимали, о чем идет речь.

Когда шли дальше по Западной Украине - проблем не было. Там все свое, еще до войны созданное. И нечисть эта сразу поднялась.

Но до войны столько националистов из этих областей было выслано, посажено, расстреляно.

Георгий Санников: Борьба идеологий - всех не пересажать. Невозможно. Эта же борьба - и после войны. Надо убеждать. Обращать в свою веру. Нейтрализовать руководителей. Мы с вами говорили о генерале Чупрынке-Шухевиче. Выйти на него помогли нам местные. Я работал с человеком по кличке Борис, который несколько лет состоял в охране Чупрынки. Трое детей, ждут четвертого, и жена не без нашей помощи уговорила Бориса прийти с повинной. Пришел, кого-то сдал. И потом все делал для нас, как положено. Искупил свою вину полностью.

Но до этого тоже убивал?

Георгий Санников: Конечно. У них служба безопасности - вся в крови. Но мы прощали им ту кровь. Ведь часто они потом проливали и свою, работая на нас. Тут очень помогало умение убеждать. Мы вытаскивали их из подполья, из тайных лесных схронов, в которых они в страшной вони, грязи, в холоде сидели и выживали всю зиму. Некоторых привозили в большие города. И когда эти теряющие человеческий облик люди, да все-таки люди, видели настоящую Украину, всю в заводах, фабриках, колхозах, когда выводили их на Крещатик, в сознании некоторых происходила ломка. Поступали по-разному. Разыгрывались комбинации, когда вводили в банды своего человека, обычно местного жителя.

Позвольте не слишком аппетитный вопрос: а как оуновцы выдерживали иногда по несколько зимних месяцев в ужасном, не беру прочего, запахе?

Георгий Санников: Знаете, если человек не умирает в первые полчаса своего пребывания в этом аду, то привыкает. Такие у нашего организма загадки и особенности.

Вы рассказывали, как обращали в свою веру рядовых оуновцев. А как боролись с главарями?

Георгий Санников: Чупрынка, он же Шухевич, был героизирован всей этой бандитской сворой. Да, мы искали его несколько лет. А он отдыхал с любовницей на Черном море. Мы использовали всю свою агентуру, а он, как утверждают, разгуливал по Львову в форме полковника Советской армии под руку с очередной пассией.

Неужели люди не могли его опознать? Боялись?

Георгий Санников: Возможно. Кто его знает? А наша работа дала результат. Вышли на него, окружили дом подо Львовом, где прятался. Предложили сдаться, и Шухевич понял, что в тайнике между дверьми не отсидеться. Пытался прорваться, бросил две гранатки, убил нашего старшего офицера, но нашла его пуля.

А правда, что ту пулю выпустил легендарный генерал Павел Судоплатов?

Георгий Санников: Не нужны Судоплатову чужие заслуги. Выстрелил наш сержант. С Шухевичем было покончено.

И тогда вашей основной целью стал Лемиш, он же Кук. А что здесь имя, а что псевдоним?

Георгий Санников: Фамилия Кук - западноукраинская, а Лемиш - псевдоним. Мы с 1939 года, еще с Польши, знали: есть такой человек. А разрабатывать его начали по-настоящему в 1944-м. Тогда был он особо выделен Бандерой. Когда Лемиш взял на себя командование, оставалось у него восемь групп - 300 хорошо организованных бандитов. И несколько сот разобщенных. Считай тысячу. Это много: закат оуновцев был полный, но по-прежнему кровавый. А в мае 1954-го, считай, год покомандовал, захватили Лемиша. После войны мы делали все, чтобы не дать ему уйти героем, погибнуть на глазах у всех в бою. Убить его было можно и раньше. Кука нужно было брать только живым. Что и было сделано. После захвата Лемиша мы еще долгие месяцы имитировали его поиск. Это была наша комбинация. А он уже сидел у нас в тюрьме вместе с женой. Я в течение нескольких месяцев по решению руководства занимался в камере его перевоспитанием, переубеждал. После упорнейшей работы был Кук нами привлечен, завербован. Умер он сравнительно недавно - в 2007-м в Киеве.

Но как было работать с врагом?

Георгий Санников: Врагом. Но работать все равно надо. Что мы и делали. И он обратился все-таки к западным украинцам, к своим единомышленникам, к Западу - предлагал не вести вооруженную борьбу дальше.

А его свои потом не могли хлопнуть за это?

Георгий Санников: Нет. Он остался все равно на своих позициях, и все они это понимали.

Георгий Захарович, относительно идеологии - понятно. А как вообще в ту послевоенную пору действовала ваша оперативная служба? Ведь технических средств, как понимаю, не было.

Георгий Санников: Сейчас такая техника, что, если ты попал в разработку, укрыться невозможно. Все, тебе хана, ты никуда не денешься. А тогда можно было. Раньше, например, воду пустил и не слышно. Сейчас заглушающий воду звук научились каким-то образом снимать. Но при любой технике даже микрофон в подушке не сечет того, что шепчешь, когда закрываешься одеялом. Помните предателя Пеньковского? Он когда со связниками разговаривал, всегда включал воду. И взять его было трудно: профессионал, тема одной из его работ знаете какая? Отрыв от наружки.

А если вернуться к Бандере? Его же в 1959 году ликвидировали?

Георгий Санников: Наш боевик Богдан Сташинский его ликвидировал. Но чекисты Украины были против. Бандера уже ушел на второй план. О нем забыли его же головорезы. А тут - смерть, и сегодня пытаются обратить его в мученика, героя.

Из досье "РГ"

Зимой 1953-го Георгий Санников все-таки обезвредил банду так называемого Игоря.

Кстати

Работая в Германии, дипломат Санников поддерживал великолепные отношения с ведущими политиками ФРГ. Даже ели чуть ли не из одной тарелки.

Еще не так давно рассказывать о нем было нельзя. И только совсем недавно полковника внешней разведки в отставке Владимира Ильича Горового рассекретили. Пока частично. Хотя звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" № 11276 ему было присвоено закрытым Указом 47 лет назад, еще 21 декабря 1973 года за выполнение сложнейшего задания в США, в результате которого советской разведке стали известны строго секретные данные.

- "Золотую Звезду", орден Ленина и грамоту о присвоении звания мне вручили только после возвращения из загранкомандировки, да и то не сразу. Они хранились в сейфе у председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова, - рассказывает Владимир Ильич. - Первоначально мне их только показали во время отпуска и поздравили с наградой. Почему? По соображениям безопасности. Звание было присвоено человеку, ведущему активную работу с группой ценнейших зарубежных агентов. Опасно! Сведения могут как-то просочиться.

Вы ведь приехали из Штатов в отпуск в феврале 1974-го. Вам до этого сообщали о награде?

Владимир Горовой: Нет, я ровным счетом ничего не знал. Но через несколько дней после приезда позвонили с работы и предупредили, что вечером за мной придет машина. Зачем - ничего не сказали. Да это и не принято. В назначенное время вышел на улицу - у подъезда стоит автомобиль, но необычный, с антенной на крыше. А в ней начальник Первого главного управления (внешней разведки) Владимир Александрович Крючков. Меня это удивило, так как подробнейший доклад о работе я ему уже сделал. Сел: "Добрый вечер" - "Здравствуйте". Поехали. Крючков молчит, потому что рядом шофер. Приехали на площадь Дзержинского к зданию Комитета государственной безопасности. Тут я подумал, что, наверное, вызвали, как всегда по приезде в отпуск, на доклад к председателю КГБ Андропову, хотя он должен был состояться позднее. И уже перед кабинетом Андропова Крючков приостановился и говорит: "Мы приехали, чтобы объявить вам о награждении вас высшей наградой страны. Сейчас Юрий Владимирович сам вручит ее".

Я присел в приемной, подумал: "Надо будет что-то сказать". Обязательно скажу, что, мол, спасибо, но это награда не только мне, а всей нашей разведке. Я просто как ее маленький винтик делал, как мог, свое дело. Захожу. Андропов у стола. Радушно поздоровался, сесть почему-то не предлагает. Подошел к сейфу и достает из него три алые коробки. "Ну, Горовой, поздравляю, вот твоя награда. Тебе присвоено звание Героя Советского Союза".

Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать (после слов Крючкова подумал, что это, наверное, орден Ленина). Бережно открыл коробочки, полюбовался на "Золотую Звезду" и орден Ленина, прочел грамоту. Начал было ответное обращение, но Андропов, улыбаясь, махнул рукой: "Оставь. Награда дана конкретному человеку за конкретную работу". После теплой непродолжительной беседы спрашивает: "Посмотрел? Ну и хорошо. Давай сюда". Кладет коробки обратно в сейф, поворачивается, протягивает руку. Я в недоумении: "Подождите, а как же..." А он: "До тех пор, пока ты работаешь по этому делу, да еще там, награда будет лежать в моем сейфе. Когда окончательно завершишь работу, тогда свою "Звезду" и получишь". Поэтому получил я эти награды лишь через несколько лет.

Когда вам вручили их официально?

Владимир Горовой: Официального вручения не было. Такая вот служебная необходимость. А засекреченность самого факта награждения длилась почти полвека.

Вы работали фактически полностью автономно. А кто тогда писал представление?

Владимир Горовой: Представление по указанию Крючкова писал Красавин Андрей Васильевич, умнейший чекист, начальник специально выбранного второстепенного неоперативного отдела, на который в строжайшей изоляции от всех других подразделений разведки было возложено руководство операцией.

Объяснялось это тем, что краеугольной задачей в выполнявшемся задании было обеспечение максимально возможной секретности. Конкретно о существе ведущейся работы знали помимо резидента в Вашингтоне и его заместителя всего три человека: председатель КГБ Андропов, начальник Первого главного управления Крючков и Красавин. Иногда Крючков ставил в известность в общих чертах своего первого заместителя и начальника американского отдела, в том числе на случай принятия каких-либо срочных решений при его длительном отсутствии. В какой-то степени о наличии ценных источников, но без всякого доступа к их установочным данным, знали также заместитель Красавина и специально подобранный, несменяемый на протяжении многих лет сотрудник отдела, выполнявший некоторые обязанности по делу. В аппарате разведки, где по разным причинам (по большей части из-за несоблюдения требований секретности) случаются нарушения режима жесткого ограничения доступа к совершенно секретным делам лиц, не имеющих к ним прямого отношения, в данном случае благодаря максимальной зашифровке никто ничего не знал до тех пор, пока Крючков через много лет сам очень сжато, не раскрывая деталей, не рассказал об этом. Но вообще-то надо сказать, что в центре ряд сотрудников, обеспечивающих техническое, финансовое и канцелярское сопровождение, а также перевод, аналитическую обработку и реализацию, в том числе передачу в другие ведомства материалов, поступающих даже от самых засекреченных и ценных источников, неизбежно получают, хотя и в ограниченной мере, некоторое представление об их существовании. Не менее сложно полностью зашифровать ведение какой-то важной операции и в резидентуре.

Владимир Ильич, вам сейчас сколько?

Владимир Горовой: 13 ноября 2020 года будет 88 - человек достаточно пожилой.

А в США вы когда приехали?

Владимир Горовой:  В августе 1969-го. Точнее, 11 августа.

Знакомство

Встретились мы лет семь назад, в общем-то, случайно. Или не совсем случайно. Когда приглашают выступить в школе или институте на уроке памяти, я никогда не отказываюсь. Как выяснилось, и Владимир Ильич тоже. А это сближает.

Поехали на встречу на метро. Горовому его лет не дашь. На ногах держится бодро, шагает размашисто. Загорелый. На лацкане - Звезда Героя.

Поговорили со школьниками. Они ребятишки хорошие, но мало что о нашей истории знают. И мы с Владимиром Ильичом согласились: он, да и я нужны, чтобы рассказать, помочь. Был в 1990-е период, когда держали в неведении, от истории отвращали. И попали в яму. Что ж, надо наверстывать, пока не поздно. Или поздно уже?

Выступал Владимир Ильич уверенно. Рассказал кратко о себе, о значении деятельности разведки: учился в московском инязе, потом четыре года службы в ГДР переводчиком. По возвращении в 1959-м пригласили в разведку. Дали время подумать, но он согласился сразу: "Почетная работа - защищать страну, раздумывать было не о чем". Закончил знаменитую (теперь) 101-ю школу, которая сейчас Краснознаменная Академия имени Ю.В. Андропова. Владеет немецким, английским, французским. Для 1950-х, когда и единственного иностранного языка разведчику хватало, явление нечастое. Затем была командировка в одну из африканских стран. И если кто-то думает, будто Африка - это где-то на задворках разведки, то он ошибается. Против них мы не работаем. Суть в том, что там нередко пересекались интересы советские и главного противника - так тогда называли американцев. Сейчас они - "коллеги" и "партнеры".

Потом командировка в США, в Вашингтон. Прослужил там долго, дольше обычного срока, под легальным посольским прикрытием. Вел разведывательную работу.

Мне подумалось, что еще какую, если дали Героя. А вот за что дали, никаких деталей. Но геройская звездочка Горового впечатление производит. Нас слушали, задавали вопросы. Кажется, еще не вся память потеряна и отшиблена?

Так мы и познакомились.

Холод и разрядка 

Командировка Владимира Ильича Горового в Вашингтоне пришлась на период, получивший название "разрядка", наполненный важными событиями в советско-американских отношениях и в развитии международной обстановки. После длительного острого противостояния, особенно в свете Карибского кризиса 1962 года, появились сдвиги в смягчении напряженности между нашими странами.

Состоялся обмен государственными визитами на высшем уровне - президента США Ричарда Никсона в СССР в 1972 году и Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева в США в 1973-м. Наметились существенные подвижки в решении наиболее значимых проблем, велись сложные переговоры, завершившиеся подписанием договоров по противоракетной обороне и по ограничению стратегических вооружений. Было заключено несколько различных соглашений в области двусторонних отношений. Интенсивно готовилось к подписанию Соглашение по безопасности и сотрудничеству в Европе (1968-1975 гг.). В 1973 году разразилась "война Судного дня" между коалицией ряда арабских государств и Израилем, вызвавшая острое противостояние между Западом и СССР и резкий, вплоть до угрозы применения силы, отпор со стороны советского руководства. Необходимо было постоянное, точное и детальное информационное освещение хода событий. Складывавшиеся условия международной обстановки требовали от советской разведки обеспечения руководства СССР достоверной секретной информацией по всем этим проблемам для принятия верных, взвешенных решений.

В этот момент наша разведка располагала исключительными по своей важности источниками получения столь нужных сведений. Но для максимального использования их возможностей и во избежание в случае провала серьезных негативных последствий для всего процесса наметившейся разрядки работа с ними требовала обеспечения всемерной безопасности, предельной осторожности и максимально возможной зашифровки. Ее выполнение было поручено Владимиру Ильичу.

И длился этот период долгих 13 лет.

Далее была работа на руководящей должности в центральном аппарате разведки. Затем последовали еще две загранкомандировки, в том числе одна длительная, пришедшаяся на период лихих девяностых, а в промежутке между ними преподавание на курсах усовершенствования руководящего состава в Академии внешней разведки имени Ю.В. Андропова.

Вот пока и все...

Строки из биографии

После выхода в отставку Владимир Ильич живет в Москве. Ведет общественную работу. Он член правления Межрегиональной общественной организации "Клуб Героев Советского Союза, Героев Российской Федерации и полных кавалеров ордена Славы города Москвы и Московской области" и председатель секции Клуба по ЦАО Москвы, председатель Совета мужества и отваги Общероссийской организации "Офицеры России" и член президиума Общероссийского движения "Сильная Россия".

Имеет награды: медаль "Золотая Звезда", орден Ленина, орден Красного Знамени, медаль "За отвагу", ведомственные награды "Почетный сотрудник государственной безопасности", "За заслуги" и другие.

Вступление к рассказу Тамары Ивановны будет скупым. Что делать, если Виталий Вячеславович Нетыкса - разведчик-нелегал. В нещедрой на высокие звания внешней разведке ему в 2007 году закрытым указом было присвоено звание Героя России, а за семь лет до этого - генерал-майора. Более двух десятилетий они с женой работали в "особых условиях" зарубежья. Чем конкретно занимались в странах со сложной политической обстановкой, благодатным климатом и суровым внутренним режимом, возможно, узнаем позже.

Официальный сайт Службы внешней разведки РФ подтверждает, что закончив с отличием Московский авиационный институт, Виталий Вячеславович Нетыкса в 1972 году приступил к работе в Первом главном управлении (ПГУ). Пройдя всестороннюю подготовку, в совершенстве выучив испанский и другие языки, в 1978-м отправился вместе с женой в первую долгосрочную командировку. Через двадцать лет, после многих перемещений по странам и регионам, супруги вернулись домой.

Свою задачу пара нелегалов выполнила на отлично. Цитата с открытого сайта СВР:

"Вместе с супругой работал в странах с жестким административно-полицейским режимом. Мужественно преодолевал трудности при решении оперативных задач. Сформировал агентурный аппарат, через возможности которого на регулярной основе добывал особо ценную информацию по стратегическим аспектам ведущих стран Запада".

В июне 2011 года генерал-майор Виталий Нетыкса вышел в отставку. А через два месяца, 3 сентября, скоропостижно скончался. Герою Россию было всего 65 лет...

Я довольно давно знаком с его женой. И, конечно, идя на встречу с ней, приготовил длиннющий список вопросов. Но Тамара Ивановна рассказывала о муже так трогательно и душевно, что я решил не перебивать. Монолог полковника-нелегала Тамары Ивановны Нетыкса привожу с незначительными сокращениями.

О семье

- Иногда спрашивают, откуда такая фамилия - Нетыкса. Мы сами до сих пор не знаем. Они коренные москвичи. Из дворян. Дед Мстислав был народником, опекавшим молодых ученых и умельцев, писал книги, был близко знаком со Львом Николаевичем Толстым. Творец, вечно что-то мастеривший. Его книги по обработке кожи и дерева актуальны и сегодня, специалисты считают их лучшими в своей области.

Отец Вячеслав Мстиславович - профессор, крупный ученый, железнодорожник, лучше сказать паровозник. Ведь тогда Россия была страной паровозов. Революцию потомственный дворянин и сын народника принял сразу. Пригласил его к себе Владимир Ильич Ленин и послал в Швецию покупать паровозы для встающего на ноги и на рельсы молодого советского государства. Выдали ему и сопровождавшим его товарищам золотые слитки для расплаты, и они поехали. Вот такое доверие! Были на аудиенции у короля Швеции Густава V. Сумели купить для страны, с которой мало кто хотел торговать, такие нужные паровозы. Потом много работал, преподавал в самых серьезных вузах страны.

Во время войны очень рвался на фронт. Не взяли: человек в летах, известный ученый. Три его сына пошли воевать, двое погибли.

Первая жена умерла. Талик от второго брака.

Талик это Виталий. В семье его все так ласково называли.

В 1946 году ему всего несколько месяцев, а отца посылают в Днепропетровск возглавить Институт железнодорожного транспорта. Они уезжают на Украину. Талик закончил там школу с золотой медалью и поступил в Московский авиационный институт. Учился на втором курсе, когда папа умер.

Талик был отличником, занимался комсомольской работой, но из-за высокой зарплаты отца не получал стипендию. А тут началась другая, более суровая жизнь. Но уже с третьего курса и до конца учебы Виталий был Ленинским стипендиатом.

О знакомстве

Мы познакомились на выездной комсомольской школе: мне 19 лет, и я на втором курсе, ему 22, он - на четвертом. И вот 29 февраля 1968 года комсомольский актив МАИ выезжает на три дня в поселок Боровое. В тот же день, после обеда, выхожу с товарищем из столовой. На улице стоит Виталий с другом. Оказывается, он уже видел меня в институте. Шепчет другу: если эта девушка обернется, будет моей женой. Я обернулась. Он ко мне сразу подбежал, пригласил в кино. Спросил, люблю ли я Сен-Санса. А я страшная поклонница балета, очень люблю...

Виталий играл на скрипке, закончил музыкальную школу. И всю жизнь любил, понимал, до глубины души чувствовал музыку. Любовь к искусству, литературе всегда помогала нам в работе. Очень! Ведь чем глубже человек, тем он интереснее для других. А если нелегалу нечем привлечь к себе нужных людей, то как ему заниматься этой нелегкой службой?

Утро следующего дня было свободным. Мы с Таликом пошли кататься на лыжах. Он сразу сделал нашу первую фотографию. Она у нас самая любимая. "Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя" - а это наша самая любимая песня Александры Пахмутовой. В тот же день, 1 марта 1968 года, Талик сделал мне предложение. Я, конечно, рассмеялась, сказала, что нужно лучше узнать друг друга.

А через год мы поженились.

О выборе

Виталий всегда был в центре внимания. Успевал всё. Сначала секретарь комитета комсомола факультета, потом заместитель секретаря и секретарь института. Умный, красивый, внимательный, грамотный - тянулись к нему необыкновенно! Все мои подруги были в него немножко влюблены. Когда мужа хоронили, Сергей Николаевич Лебедев (он долгое время возглавлял Службу внешней разведки) сказал: "Поражали его глаза - умные, добрые, светлые. Других таких я не видел".

Талик жил у своей тетушки в центре Москвы, в маленькой старинной квартирке. За неделю до свадьбы он пошел провожать меня от тетушки в общежитие, где я жила. Это место на Садовнической набережной называлось Балчугом, и на выходе со двора стояла гостиница с аркой у входа. Тут под аркой Виталий меня останавливает. Вид серьезный: "Подожди. Хочу тебе что-то сказать. Скрывать не буду, ты должна знать и принять решение". Я испугалась: "Что случилось? В чем дело?" Талик сразу: "Это очень серьезно, я принял решение - пойду работать в нелегальную разведку, если меня сочтут годным. Подумай и дай ответ, согласна ли ты быть рядом со мной".

Это было взрывом! Как передать тот наш разговор? Есть моменты в жизни, которые забыть невозможно. Они стоят перед глазами и, наверное, останутся до последнего. Если правда, что когда человек умирает, перед ним проходит самое важное, - это как раз тот момент. Неделя до свадьбы, мы стоим под аркой, и будущий муж, самый дорогой человек, говорит: "Мое решение не изменится. Ты должна решить".

Я приняла это естественно и мгновенно. Конечно! Никаких сомнений! Виталий поднялся в моих глазах на необыкновенную, еще большую высоту. Ведь мои родители прошли всю войну. Маме было 15 лет, когда она добровольцем, приписав себе три года, ушла на фронт. На войне они познакомились. В Вене, в День Победы, папа сделал маме предложение, и, вернувшись на Родину, они поженились. В моем доме любовь к Родине всегда была на первом месте. И у Виталия такая же семья. В партию Виталий вступил не потому, что так нужно, нет. По зову сердца, по-настоящему. В войну говорили: "Коммунисты, вперед!" И Виталий точно был бы впереди.

Мы поженились. Жили год на квартире у бабы Нины, потом в общежитии.

Забегая вперед, скажу, что прожили мы 43 года. Были любящими мужем и женой, счастливыми родителями, очень близкими друзьями, товарищами и соратниками, верными единомышленниками и глубоко понимающими друг друга людьми. Нам очень повезло в жизни.

Когда я была на 5-м курсе, меня вызвали и сделали предложение работать в разведке. Я, конечно, согласилась.

Закончила институт, а Виталий аспирантуру - и начали готовиться к нелегальной работе.

О языке

У нелегалов язык - основа основ. Это сейчас много возможностей и ресурсов. А у нас не было ни таких чудесных словарей, ни интернета, когда нажимаешь на кнопочку и сразу выплывает нужное слово, нужная информация. Мы искали, ошибались и снова искали. Зато все оседало навеки. До сих пор пишу на языке, не допуская ошибок.

Помню, уже на последнем курсе, мне передали два фильма на языке. Я не могла их посмотреть - видео еще не было, могла только слушать. Выучила их наизусть. Уже после, когда посмотрела эти фильмы, была просто счастлива: сколько знакомых, почти родных фраз и выражений! А еще нам очень повезло встретиться с Патрией (Африкой де Лас Эрас. - Н.Д.). Познакомились с ней через нашего руководителя. Это был потрясающий человек и наш большой друг. Мы сына в честь него назвали Евгением. Однажды он приходит и говорит: "Завтра вы пойдете к настоящей испанке".

Мы очень с Патрией дружили. Любили ее, и любовь была взаимной. Патрия дала нам очень много. Учили с ней наизусть отрывки из поэм великого никарагуанца Рубена Дарио, замечательного поэта-символиста и видного политического деятеля. Посвящали время истории, страноведению, литературе и поэзии, живописи и музыке. Испанский язык глубоко эмоциональный. Наверное, XVII век - золотой век испанской литературы - сделал его таким.

Итальянский тоже эмоциональный, но он в чем-то язык жестов, более визуальный, и поэтому это страна живописцев. А в испанской живописи больше философии, чем у итальянских мастеров. Не случайно в Испании много драматургов, а в драме эмоции - внутренние. И все это отражается на языке. Говорят, испанский легкий, и я всегда смеюсь. Может, легкий, чтобы понять суть, уловив два-три знакомых слова, но чтобы он был родным...

Это очень нелегкий язык! И его надо любить.

Но язык сам по себе не существует. Нельзя взять и просто выучить его. Надо знать и любить и культуру, и историю. В Пушкинском музее я слушала лекции еще молодой Ирины Антоновой, ходила на двухгодичные курсы по культурологии. МАИ находится напротив Строгановского училища, и Виталий договорился с их секретарем комитета комсомола, чтобы мне разрешили посещать лекции по истории искусства.

Латиноамериканская культура - какая же она потрясающая! Я уже не говорю про древнюю культуру инков, майя. А мексиканская, а южноамериканская... Глубокая философия, невероятная архитектура! Мне страшно повезло. В Мексике познакомилась с великим Тамайо, последним из плеяды знаменитых мексиканских муралистов и художников. Он был директором уникального антропологического музея. Мне там удалось поработать, познакомиться с богатейшим материалом, который послужил для нашей дальнейшей работы.

А Никарагуа? Как-то нам пришлось учиться с группой никарагуанцев, и после, когда праздновали окончание учебы и сидели за столом, я встала и вместо тоста прочитала отрывок из поэмы Рубена Дарио. С какой благодарностью это было воспринято!

Все это сильно помогало мне в работе, а я помогала Виталию.

Есть одна трудно переводимая испанская поговорка: "Суть в том, что каждый должен заслужить право на свое место в обществе". Поднялся - достиг более высокого уровня, и снова растешь. Виталий рос все время, много учился. И постоянно посвящал время работе с языками. Говорил на многих. Их нужно было постоянно поддерживать.

О профессии

Мне дочка однажды сказала: "Спасибо за то, что вы нас никогда не обманывали". Жить нелегалу согласно легенде и обманывать - совершенно разные вещи. К сожалению, люди не всегда это понимают. В нашей профессии человек должен быть кристально честным. Да, приступая к нелегальной работе, разведчик принимает новые характеристики своей жизни, интегрирует их, чтобы они стали гармоничными с его личностью: он действительно становится другим человеком, но при этом не теряет свою суть.

Это невероятно трудная духовная работа. И это необходимая часть профессии: только став той личностью, о которой свидетельствуют наши документы, мы не привлечем ненужного внимания и сможем успешно выполнять задания Центра. Виталий всегда уверенно чувствовал себя своим среди чужих. Первый раз, когда мы возвращались из отпуска "домой" (в зарубежье. - Авт.) и поднимались в аэропорту по лестнице, я посмотрела на Виталия и увидела, как за несколько секунд, пока он поднимался, разведчик-нелегал становится другим человеком. Потрясающе! Даже я, которая знала каждую его клеточку, восхищалась им. Он был разведчиком-нелегалом с большой буквы.

Кстати, в отпуск мы приезжали крайне редко, это было трудно и нельзя было рисковать. Только один раз приехали втроем: я, муж и трехлетняя дочка. Потом она выросла и говорила на другом языке, и приезжать в Москву уже было нельзя. А сын приехал в Москву только тогда, когда мы вернулись, уже в 14 лет.

Все годы мы работали вместе. Но у каждого из нас была и своя работа. Многое мы обсуждали, обговаривали, но было и такое, о чем я не знала. Однажды мы получили телеграмму, он уехал на несколько дней. Вернулся уставшим, похудевшим. Вопросов я не задавала.

Из следующей телеграммы узнала, что Виталия наградили орденом Красной Звезды.

О судьбе

Приходили сообщения из Центра, иногда их принимала я, иногда - муж. Он был невероятно занят. Порой спал по четыре часа. У него была дикая нагрузка. Чем могла помочь, тем помогала.

Там родилась Леночка, потом Женя. Без них наша супружеская пара выглядела бы странно. Молодые, здоровые и без детей. При родах на родном языке не кричала. Испанский язык так вошел в подкорку, что стал на необходимое время родным.

Когда командировка закончилась, нам очень трудно было вернуться к русскому языку. Очень сложно! Но прошло время, и родной русский вытеснил все другие языки. Ну, естественно, кроме испанского. Когда прочно обосновались дома, в Москве, конечно, говорили по-испански: дочь Леночка и сын Женя русского совсем не знали. А потом потихоньку начали общаться на русском. Жене он дался быстрее. Пошел в школу, были, понятно, трудности. Сейчас он пилот гражданских авиалиний, по-русски - без акцента. У Лены - сложнее. Но со своим акцентом она стала ведущей на телевидении. Сколько интересных интервью!

В целом мы пробыли за границей 22 года. Вернулись, и только дома узнали о своих воинских званиях: муж - полковник, я - подполковник. Но Талик продолжал ездить, большую часть был там. Страны? Всякие. Разные. В основном далекие.

О наградах

С Героем интересно получилось... Виталий утром ездил с сыном по делам. Приходит домой, звонок: "Вас хочет видеть Президент". В этот день Владимир Путин встречался с Чавесом, муж решил, что будут задавать ему вопросы по Венесуэле, подготовился. А у нас на работе в этот день празднуют юбилейную дату. Подходит ко мне один из руководителей разведки и говорит: "Тамара, поздравляю. Виталию присвоили звание Героя России".

А мы и не знали, и не догадывались.

Виталий ни разу Звезду не надел - конспирация. Его родные узнали, что их брат, дядя.... - генерал СВР и Герой России, только на траурном митинге.

После публикации статей и книг о человеке, уничтожившем в Ровно и во Львове фашистских главарей, получаю множество откликов. Среди них и письма читателей, предлагающих продолжить тему. И обращения историков, десятилетиями пытающихся выяснить новые эпизоды жизни и смерти разведчика, восемнадцать с половиной месяцев действовавшего в немецком тылу под именем обер-лейтенанта Пауля Зиберта. Особенно запутаны обстоятельства гибели Кузнецова. Кажется, теперь они проясняются.

Кто знал о Грачеве

25 августа 1942 года в партизанском отряде Дмитрия Медведева "Победители" встречали еще одну группу парашютистов, переброшенных из Москвы IV Управлением НКВД СССР. Командир поговорил с каждым из четырнадцати. Последним, кого долго расспрашивал Дмитрий Николаевич, был красноармеец Грачев. Этого человека Медведев ждал давно. В отряд прибыл опытный разведчик Николай Иванович Кузнецов. Сейчас можно сказать, по какой линии, как говорят чекисты, предстояло действовать человеку с документами на имя обер-лейтенанта Зиберта: "Т - террор". Считалось, что об истинной роли Кузнецова знала лишь горстка самых доверенных людей отряда. Не совсем так.

В декабре 1943-го Медведеву пришлось принимать нескольких важных гостей. Коренастый, уверенно державшийся человек слез с лошади и представился командиру, назвав свою настоящую фамилию - Бегма.

Бывший секретарь Ровенского обкома партии, а теперь руководитель подпольного обкома Василий Андреевич Бегма приехал с группой товарищей к "Победителям".

Деловые разговоры и обед, задушевная беседа, а потом высокий гость, в некотором смысле и хозяин, завел речь о партизане, наводящем в Ровно страх на гитлеровцев. Одетый в форму немецкого офицера он "убивает крупных немецких заправил среди белого дня прямо на улице, украл немецкого генерала".

Цитирую и дальше из главы "Передышка" популярнейшей книги Героя Советского Союза Дмитрия Медведева "Это было под Ровно". "Рассказывая, Василий Андреевич и не подозревал, что этот партизан сидит с ним рядом за обеденным столом. Лукин (комиссар отряда. - Н.Д.) порывался было перебить рассказчика, но я дал знак ему, чтоб молчал, а Николай Иванович Кузнецов внимательно слушал Бегму. Здесь же мы ему представили нашего легендарного партизана".

Как полагал боевой друг и верный помощник Кузнецова Николай Струтинский, Николая Ивановича выдали немцам свои. Подозрение, подчеркну, подозрение пало на руководителей подполья и к ним приближенных. Эту версию поддерживают многие серьезные исследователи. Среди них и следователь Олег Ракитянский, изучавший все обстоятельства гибели разведчика, и питерец Лев Моносов, около двадцати лет изучающий все документы, связанные с этим сложнейшим делом.

Не будем ставить окончательной точки и претендовать на абсолютную истину. Но, безусловно, версия заслуживает внимания и рассмотрения. Ведь точно доказано: у СД появились установочные данные на Кузнецова. Службы безопасности искали в Ровно не какого-то неведомого партизана-мстителя, а немецкого обер-лейтенанта Пауля Зиберта, все внешние приметы которого совпадали с обликом и манерами Николая Кузнецова.

Да, Николай Иванович и опытнейший чекист Медведев чувствовали: за Зибертом началась охота. Потому и "произвели" его в капитаны. Врач Альберт Цесарский изготовил печать - из сапога - и на похищенной партизанами машинке с немецким шрифтом впечатал изменения в документы своего друга. Однажды Зиберт-Кузнецов, уже капитан, после проверки новых документов понял, что ищут именно его, и бесстрашно останавливал авто с фашистскими офицерами, разыскивая "какого-то лейтенанта вермахта".

Шаги к гибели

Немцы отступали, под Ровно делать отряду было нечего. А Кузнецову надо уходить и скорее: круг сужался. Или терпеливо ждать прихода своих вместе с партизанами?

Но Кузнецова с шофером Иваном Беловым и удачливым поляком Яном Каминским отправили подальше в немецкий тыл. Во Львове Николай Иванович мог бы укрыться на надежной явочной квартире. Почему приняли рисковое решение? Ведь Кузнецова-Зиберта искали, немецкие патрули ждали его на выходе из Ровно, и командовали ими не какие-нибудь нижние чины, а офицеры в звании майора, имеющие все права задерживать и лейтенантов, и капитанов.

Во Львове Кузнецов своих не нашел. Явки провалены, верные люди арестованы или сбежали. Приказ уничтожить губернатора Галиции выполнить было невозможно: тот заболел, и мститель убил вице-губернатора Отто Бауэра и еще одного высокопоставленного чиновника. А потом Николай Иванович с двумя друзьями совершил во Львове без ведома Медведева и комиссара Лукина еще один акт возмездия. Проник в штаб ВВС и выстрелами в упор отправил на тот свет подполковника Петерса и какого-то ефрейтора. После войны Лукин клялся, что такого приказа никто Кузнецову не отдавал.

На выезде из города Зиберта уже ждали, и он чудом вырвался, убив майора и перестреляв патруль. Но машину немцы подбили, пришлось к линии фронта передвигаться пешком. И откуда было разведчикам знать, что фронт остановился. Попали в отряд еврейской самообороны, которым командовал Оиле Баум. Но там было не отсидеться: свирепствовал тиф. Да и сил ждать уже не было. В отряде Кузнецов написал подробнейшее донесение - где, когда и кого уничтожил, подписался "Пух" (под таким псевдонимом его знали только в НКГБ) и с этим пакетом решил перейти линию фронта. На дорогу троих вывели проводники Марек Шпилька и мальчишка по имени Куба. Уже в 2000-е живший в Израиле Куба рассказал об этом исследователю Льву Моносову.

Смерть в Борятине - новая версия

Даже название местечка, куда спешил Кузнецов с двумя друзьями, пишется по-разному - Борятино, Баратино, а где и Боратин. Рвался туда Николай Иванович не случайно. Именно в этом селе должна была ждать его радистка В. Дроздова, направленная в Борятино из отряда Медведева. И откуда знать Кузнецову, что группа партизан, где была и радистка, попала в засаду, погибла.

Есть две версии смерти разведчика. Первая: Кузнецов убит 2 марта 1944-го боевиками УПА в лесу около села Белогородка. Вторая: Николай Иванович и его друзья погибли 9 марта в доме жителя Борятино Голубовича в схватке с бандитами УПА. Чтобы не даться бандеровцам живым, разведчик подорвал себя гранатой. Причем противотанковой. И, чем глубже вгрызаюсь я в трагическую историю Героя, тем ближе к истине видится мне вторая версия.

Итак, ночь на 9 марта 1944-го. С документальной точностью описывает события специальная оперативно-следственная группа чекистов, расследовавшая с 1958 по 1961 год все обстоятельства гибели Кузнецова и его товарищей. Для этого были допрошены все оставшиеся в живых участники событий: и жители села, и бандиты из УПА. Теперь можно огласить результаты расследования.

Николай Иванович Кузнецов в форме немецкого офицера, но с содранными погонами, Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов добираются до Борятино. Выходят из леса. Подходят к хате. Свет не горит, и двое, именно двое, стучат в дверь, затем в окно, и Степан Голубович их впускает. Хозяин запомнил дату точно: "Это было на женский праздник - 8 марта 1944-го".

Неизвестные сели за стол, принялись за еду. "И в комнату вошел вооруженный участник УПА (организация запрещена в России - прим. "РГ"), кличка которого, как мне стало известно позднее, Махно, - дает показания Голубович. -... Через каких-то минут пять в комнату начали заходить другие участники УПА. Вошло человек 8, а может, и больше... "Руки вверх!" - давалась команда раза три, но неизвестные рук не подняли..."

Ситуация понятна: Кузнецов и его товарищ попали в ситуацию безвыходную. Николай Иванович вроде бы стал искать зажигалку, что-то сказал спутнику, тот рухнул на пол, и раздался взрыв гранаты, которую успел привести в действие Кузнецов. Пошел на смерть, уложил бандеровцев, а его спутник, воспользовавшись суматохой, схватил портфель, в котором хранился отчет "Пуха", выбил оконную раму и выпрыгнул в темень. Увы, судя по тому, что секретный документ оказался в руках сначала УПА, а затем был передан ими немцам, друг Кузнецова уйти от бандитов не сумел.

Истина

17 сентября 1959 года была проведена эксгумация неизвестного в немецкой форме, похороненного на окраине Борятино. Опрошены брат и сестра Кузнецова, его друзья из отряда "Победители". Проведены судебно-медицинские исследования. Все указывало на то, "что неизвестный мог быть Кузнецовым". А через две недели знаменитый ученый М. Герасимов подтвердил: "Представленный на специальную экспертизу череп действительно принадлежит Кузнецову Н.И.".

За смертью на грузовике

Тяжело переживала гибель Кузнецова его помощница Лидия Лисовская. После освобождения Ровно опытнейшая разведчица эмоций не скрывала. Часто повторяла, что знает о деятельности действовавшего в Ровно подполья такое, что могут полететь большие головы.

Вскоре группы партизан из Ровно пригласили в Киев. Все поехали туда на поезде, а Лисовскую с двоюродной сестрой и тоже партизанкой Марией Микотой отправили почему-то на грузовике. 26 октября 1944 года в дороге около села Каменка их убили бандеровцы. Но кто сообщил бандитам о том, что две женщины будут именно в этом грузовике? Откуда узнали дату, маршрут? Мелькает здесь нечто уже виденное, полузнакомое. Убийц тогда не нашли. Хотя под подозрение попали многие, наказан никто не был.

Геворк Андреевич и Гоар Левоновна Вартаняны - семейная пара нелегалов, считающаяся самой результативной в истории современной разведки. Во многом благодаря им в 1943-м в Тегеране удалось предотвратить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля.

А потом несколько десятилетий нелегальной работы по всему миру, присвоение в 1984-м звания Героя и только через несколько лет возвращение на Родину. Горжусь тем, что в 2000-м мне первому довелось слегка "рассекретить" героев, рассказав о суровых годах в Тегеране.

Их квартира в тихом переулке всегда поражала невиданной чистотой и даже изысканностью, однако без всяких переборов. Гоар Левоновна моложе отмечающего юбилей мужа на пару лет. Встречает гостей в элегантных платьях и умело подобранных к ним туфельках на высоких каблуках. Смеется: "Вы же тогда написали про эти каблучки, вот и приходится держаться". Блюда на столе не по-нашему, не по-московски, вкусны. Но главный рассказчик, бесспорно, Геворк Вартанян.

Геворк Андреевич, юбилеи - юбилеями, но по-прежнему на службе?

Геворк Андреевич Вартанян: Отъезд на работу каждое утро - в девять, и минут через 40 уже на месте. Вот обратно иногда на час-полтора - в пробке. А на работе - все свои, обстановка и деловая, и дружеская. Пока приношу пользу, мне самому приятно.

Если можно, в общих словах, чем сейчас занимаетесь?

Геворк Вартанян: В общих: с молодежью встречаюсь, готовим их к такой же работе, как моя. Плюс много езжу по России, и один, и с Гоар, стараемся не отказывать, когда приглашают.

Работаете с молодыми ребятами. Значит, есть продолжатели вашего дела? Та часть разведки, к которой принадлежите вы, остается?

Геворк Вартанян: Конечно. И дает результаты. Люди, которых мы годы назад готовили, возвращаются с боевого поста. Хорошие ребята - у нас отличная смена.

Догадываюсь, вы с ними сегодня занимаетесь не языками...

Геворк Вартанян: Нет. Просто напутствия, пожелания. Иногда у них возникают вопросы - отвечаю. А так - есть у нас, можно сказать, тренеры, которые дают им все что надо.

С какого примерно времени вы в разведке?

Геворк Вартанян: Почему примерно? У меня свой праздник: 4 февраля на работе отмечали 69 моих календарных лет в разведке - с 4 февраля 1940 года и по сегодняшний день. 45 лет, считая иранский период, в нелегальной разведке в зарубежье. Со льготами, которые полагаются, выходит 118 лет.

Вы всегда работали под армянскими фамилиями?

Геворк Вартанян: Под разными. В зависимости от обстановки.

Вы вообще считали страны, в которых пришлось побывать?

Геворк Вартанян: Доходит, наверно, до ста. Но это не значит, что в каждой из них мы работали. Бывали проездом или неделю, пару, месяц. Но под сотню за 45 лет - точно. Основная работа была в нескольких десятках стран.

Гоар Левоновна: В тех, где я вновь выходила за мужа замуж. Когда вместе с группой женщин мы встречались с Владимиром Владимировичем Путиным под 8 Марта, он задал мне вопрос: в каких странах вы были? Я честно ответила: во многих. И он, мгновенно все поняв, посмотрел, засмеялся.

Я слышал, как свободно говорили вы с внучкой Черчилля на английском.

Геворк Вартанян: Ну не очень. Все же два десятка лет здесь. Но языки сидят в нас с Гоар крепко.

Гоар Левоновна: Иногда я предлагаю: давай поговорим на других языках, чтоб не забыть. Не соглашается.

Геворк Вартанян: Надоело они мне. Хочется на своих.

И сколько же языков вы знаете?

Геворк Вартанян: Этот простой вопрос для нас сложен.

Извините.

Геворк Вартанян: Русский, армянский, английский, итальянский... Другие тоже. Языков семь-восемь набирается. Фарси по-прежнему хороший.

Гоар Левоновна: Недавно встречались с Игорем Костолевским - он играл главную роль в "Тегеране-43". Актер прекрасный, человек милый, не знал, что за встречу готовят ему в театре. Когда нас увидел, сразу встал, обнял. Так хорошо поговорили. Но я спросила, почему у вас Тегеран, гостиница такие обшарпанные? В ту пору был красивый город. И Костолевский ответил, что снимали в Баку. Я ему: но и в Баку могли подобрать что-то поприличнее.

Геворк Вартанян: А я заметил не Костолевскому, а для истины, что зря он там все время стрелял. Разведчик перестает быть разведчиком, если начинает применять оружие.

Геворк Андреевич и Гоар Левоновна, вы оптимисты, но были же и трудные моменты, которые переживались тяжело.

Гоар Левоновна: Когда первый раз после Тегерана мы уехали далеко и надолго, мне не давало покоя то, что расстались с родителями. Я очень любила маму, без нее тосковала. Чтоб обидеть ее, сказать что-то не так - в жизни моей даже близко не было. Но три года мама моя плакала из-за нас. И у Жоры отец тоже мучился. Переживал и каждый день ходил к моей маме.

Геворк Вартанян: Но отец знал нашу работу. (Отец Геворка Андреевича тоже работал в Тегеране на советскую разведку. - Авт.) Хотя каждые два-три года вырывались в отпуск.

Гоар Левоновна: И письма им мы издалека писали. Но какие. Одно и то же: чувствуем себя хорошо, не волнуйтесь, у нас все нормально, желаем, чтобы у вас тоже все было хорошо. Вот и все. Потом уже сами над собой начали смеяться. И решили, что больше посылать этих писем не будем: ну что мы пишем?

А что получали в ответ?

Геворк Вартанян: Ответ по радио получали такой: дома у вас все нормально.

Гоар Левоновна: У нас в Ереване живет племянница - дочь моего брата. Ее дочка нам как внучка. Мы наших младших любим - они наши дети, так мы их воспринимаем.

Они все о вас знали и знают?

Гоар Левоновна: Ну, что-то и знают, многого - нет. Конечно, жить вдали от близких - очень непросто.

И все-таки почему вы решили возвратиться: устали, требовался отдых?

Геворк Вартанян: В 1984 году мне первому из Службы внешней разведки после легендарного Николая Кузнецова присвоили в мирное время звание Героя Советского Союза. Выдали даже здесь, в Москве, на другие документы, чтобы никуда не просачивалось. Но в 1985-1986 годах были уже и предательства. И мы с Гоар подумали, что проработали столько лет. Перешагнули за 60 годков. Мы не то что устали, но решили, что хватит скитаться, когда подходит такой возраст. Что если пожить спокойно? И получить звание Героя - высшее счастье. Весть эта как-то все же могла просочиться. Неизвестный Герой-нелегал - кто он, откуда, что это за шишка? Контрразведка любой страны могла начать искать, наводить справки. И во время очередного отпуска, когда мы приехали сюда в 1984-м, попросили о том, чтобы потихоньку возвратиться. Тогда во главе разведки стояли Чебриков, Крючков, Дроздов. Нам разрешили, дали пару лет на спокойное завершение дел. И мы вернулись. Работать можно было еще лет десять. Потому что нам везло: не было вокруг предателей. И мы, не разрушая мостов, приехали. Прошло еще полтора десятка лет. Никто нами не интересовался, не искал. И только в конце 2000 года появилась ваша статья о нашем тегеранском периоде, пошли телепередачи. По словам многолетнего руководителя нелегальной разведки Дроздова, "все эти цэрэушники и контрразведчики, которые дружили с вами десятки лет, не пойдут и не скажут, какие же мы дураки. Эти советские разведчики работали у нас под носом".

А позвольте житейский вопрос. Все, что было нажито там, в чужих странах, - это все осталось по ту сторону?

Геворк Вартанян: Мы вернулись с двумя туристическими чемоданами.

Гоар Левоновна:  Все вещи, нажитые честным трудом, там - и машины, и телевизоры, и обстановка. Виллы у нас не было: два-три года в одной стране, и нужно было уже ехать в другую. А из Тегерана в 1951-м мы кое-что привезли, потому что возвращались официально. Посмотрите, эти воспоминания молодости - они с нами. Вот подстаканники, из которых мы с вами пьем чай, - свадебный подарок. Шесть штук с подносом. Скоро будет 63 года со дня нашей свадьбы.

Геворк Андреевич, после стольких лет безвестности - 45 лет вдали от дома, вы теперь человек известный. Вас, наверное, и на улице узнают? Не давит такая популярность?

Геворк Вартанян: Узнают и в Ереване, мы туда стараемся пару раз в год обязательно выбраться, и дома, в Москве.

Вы же со звездочкой.

Гоар Левоновна: Нет, Жора со звездочкой редко.

Геворк Вартанян: Подходят: "Извините вы тот разведчик - Вартанян? Вы же в войну предотвратили покушение на "большую тройку" в Тегеране! Позвольте пожать вашу руку, спасибо за то, что сделали, гордимся вами..." Конечно, никак не давит. Приятная популярность. Ощущаешь, что какой-то след мы с Гоар оставили.

Знаю, что вы 69 календарных лет в разведке: с 4 февраля 1940 года и по сегодняшний день. Знаком со многими разведчиками, и радовался их долголетию. Герой России Алексей Николаевич Ботян в 92 года снялся в фильме, по субботам играет в волейбол, а на премьере своей картины, как же тактично, но отбрил иностранного журналиста, задававшего некорректные вопросы. Джордж Блейк накануне 85-летия написал книгу. Корифеи разведки Гудзь, Мукасей, Старинов ушли, когда им было за 100! Гудзю, когда ему уже стукнула сотня, я помогал выбирать лыжные палки. У 100-летнего Мукасея память была поразительная. Расскажет мне эпизод-другой, и наутро звонок: давайте эту деталь исключим, еще не время, а вот эту прибавим. Долгую жизнь прожили Герои России и светлейшие головы Феклисов, Барковский, до конца дней остававшийся потрясающим собеседником. В свои солиднейшие годы поражали глубочайшей культурой американец Коэн, немец Вольф, наши Судоплатов, Соколов, Зарубина... Это только те, кого я знал. В чем-то же, но есть секрет такого плодотворного долголетия?

Геворк Вартанян: Ответ простой. Наша профессия. Она увлекательная. Тебе хочется жить, чтобы работать, работать. Видишь: есть плоды, значит, нельзя останавливаться. Сомневаюсь, что долгий отдых идет на пользу. Служба сделала нам с Гоар отличный подарок: построила дачу. Никогда у нас здесь ее не было. Но за три года надолго - на неделю - выбрались лишь однажды. И хватит. Десять дней этих зимних каникул, кажется, многовато. Надо держаться в тонусе. И нельзя давать себе расслабляться. Ни в коем случае!

Иногда в книгах даже ваших бывших начальников проскальзывали какие-то намеки на вашу работу - ту, что вы вели после Тегерана. Но эта стадия - без сроков давности?

Геворк Вартанян: Есть вещи, дорогой Николай, которых вообще не откроют - никогда. Кое-что, быть может, чуть-чуть. Даже в операциях по Тегерану, о котором мы с вами подробно в свое время беседовали, столько всего, о чем не сказано и что совсем не тронуто... Хотя сняты фильмы, написаны книги.

И вы с этим живете. Но разве не хотелось бы кому-нибудь рассказать, поведать?

Геворк Вартанян: Мы к этому привыкли. Лишнее не говорим.

А воспоминания - не для публики - для будущих учеников, для истории, извините за пафос, для вечности? Берете магнитофон, наговариваете. Представляю, что вы можете рассказать.

Геворк Вартанян: А если каким-то образом попадет в чужие руки? Такое исключить нельзя. Скольких людей подставим. Ну, что-то, понятно, для пользы дела пишем. Вернувшись очень и очень давно из, скажем так, одной страны, Гоар по просьбе Службы написала некое пособие. Как себя в этом не совсем обычном государстве вести, о традициях, манерах, способах общения. Столько лет прошло, а коротким этим путеводителем до сих пор пользуются. А дела наши, и подробнейше, в архивах. Так надежнее. Но что-то выходит, вылезает. Вот вам - о последнем эпизоде. После съемок английского телефильма о покушении на "большую тройку", их вела в Москве внучка Черчилля, с которой мы познакомились, появилось в прессе немало статей.

Наша газета подробно поведала об этом и на своих страницах, и в приложениях к "Дейли телеграф" и "Вашингтон пост".

Геворк Вартанян: И семья, с которой мы познакомились в одной из далеких дальневосточных стран и не виделись с 1960-го, нас отыскала, прочитав эти статьи. Мы выехали из Ирана под своей фамилией - Вартанян, и они нас по ней знали. Сейчас живут в Лондоне, и увидели в газете фото - мы в ту пору и сегодня. Обращались к знакомым армянам, искали номер нашего телефона, и мы с Гоар решили: пусть звонят. Тут же через неделю приехали со слезами на глазах в Москву всей семьей, и мы провели с ними целую неделю. Теплые люди, горевали, думали, мы погибли.

Знали, чем вы по-настоящему занимались?

Геворк Вартанян: Даже не догадывались. А сейчас не спрашивали.

Гоар Левоновна: Но прорвалось все-таки: "Кто бы мог подумать".

Геворк Вартанян: Они - наши друзья. Почему у разведчика-нелегала не может быть в чужой стране близких друзей, с его работой никак не связанных? У нас по всему миру много знакомых, товарищей.

И они помогали вам в работе?

Геворк Вартанян: Не в оперативной. Понимаете, мы всегда чувствовали себя надежно в компании нормальных людей. Но и в их обществе нельзя терять чувства осторожности. Потому что и среди вроде бы своих могут попадаться провокаторы. Надо распознавать, ведь сама профессия заставляет быть психологами. А когда приходилось уезжать, то наверняка друзья потом интересовались: куда же эта пара пропала, исчезла? Не думаю, что и сегодня они знают, где мы сейчас, кем были. Если только видели фильмы, читали статьи. Здесь нет цинизма, но это - жизнь разведчика, и нам важно было иметь такое вот окружение. Потому что если полиция вдруг проявляет заинтересованность, то начинает всегда с твоих близких. А друзья всегда отзываются о тебе хорошо.

Догадываюсь, что многие были из армянских общин.

Геворк Вартанян: Вы правы. Но частично. Нельзя долго держаться только в армянской общине. Скорее, наши соотечественники на первых порах в какой-то стране давали нам выход на других людей, на иные сферы. Мы завязывали знакомства и потихоньку, постепенно от этой диаспоры уходили.

Но почему?

Геворк Вартанян: Опасно: мы, армяне, очень любопытны, у нас - связи по всему земному шару. И если слишком вживаться, с корнями вписываться в какую-либо армянскую диаспору, то могут заинтересоваться, проверить. Сработает лучше, чем контрразведка.

Гоар Левоновна: Вы так говорите, что я с вами сижу и слушаю, а надо чай принести.

Геворк Андреевич, вот и Гоар Левоновне интересно. Может, еще что-то из нерассказанного?

Геворк Вартанян: О случайных встречах, которые для нелегалов смертельны, мы говорили. Но вот еще об одной. В 1970-м выбираемся в отпуск из нашего нелегального зарубежья и отдыхаем в Ереване. Вдруг прямо на нас идут знакомые. Объятия, поцелуи искренние, люди-то хорошие. Ясно, не догадывались, кто мы. Помогли нам в том государстве легализоваться. Их дом - как наш родной. Через них мы создали свое окружение, вошли в общество. Когда мы покидали ту страну, то уезжали, с ними не попрощавшись. Такова жизнь нелегала. И вот в Ереване пошли вопросы: где вы, как вы? Почему из такой-то страны уехали? Мы искали вас по банкам, но так, чтоб не вызвать подозрения.

По банкам, это потому, что в них подробные данные?

Геворк Вартанян: И нас, как и их, селят в гостиницу. Мы с чемоданами, и со всеми необходимыми атрибутами. Товарищи по Службе быстренько предоставили и оберегали нас, как только могли.

Гоар Левоновна: И мы неделю - с ними. В Ереване тогда пришлось трудно. Всюду знакомые, ведь мы там после Тегерана учились, могли при них подойти, расспросить.

Но были и друзья иного рода?

Геворк Вартанян: Те, которые помогали или были завербованы. Или не были завербованы, но все равно, как у нас говорят, из которых "качали информацию". Некоторые делились ценными для нас новостями просто на доверительных началах. Это уже чисто человеческий фактор. Когда есть что рассказать и найден хороший внимательный собеседник, хочется излить душу. А если вы вовремя задаете еще и наводящий вопрос, то не надо никакой вербовки. Бывает достаточно знакомства с компетентным человеком. Да и вообще вербовка - дело тонкое. Если я вербую кого-то, значит, я себя раскрываю. Откуда у меня полная уверенность, что завтра он меня не выдаст? Когда мы работали в Иране, то к нам на идейной основе приходили десятки. Но вы заговорили о случаях, об эпизодах, и мне припомнилось, что однажды в одной стране...

О, эта одна страна...

Геворк Вартанян: Так именно в ней, далекой или близкой, похитили опять-таки одного руководителя. И все силы были брошены на поиски преступников. Остановили и меня: откройте багажник. Посмотрели, и я поехал дальше. Следующий пост: выходите из машины! Мы вышли, снова открыли багажник: а там - автомат. Меня спрашивают: это чей? Спокойно говорю, что это вы туда бросили, не мой же. Но ситуация, сами понимаете, напряженная. Похищен государственный чиновник, его ищут... И тут на мотоцикле нас догоняет тот, первый полицейский, который при осмотре забыл свой, понимаете, свой автомат в моем багажнике. Вопиющая полицейская небрежность: забыть оружие, когда шуровал при досмотре. Случай - анекдотичный. Но сначала подумал, что разыгрывают провокацию. Вот где можно было засыпаться. Правда, потом мы бы доказали свою непричастность. Но сколько нервов, времени, и какое к нам бы тогда внимание.

А бывало, что, грубо говоря, приходилось смываться?

Геворк Вартанян: Нет, если смоешься - то уже все. Но вот что произошло в другой стране, где в ту пору находились серьезные военные учреждения. Мы в том городе работали, и небезрезультатно. Были у меня на связи важные персоны. И вдруг наши меня вызывают на встречу. Говорят: за вами увязалась "наружка". Надо срочно в Москву. Ваш захват произойдет в таком-то аэропорту такого-то числа. И когда он назвал дату, то сердце мое ёкнуло. Потому что именно на этот день у меня и был заказан билет. Думаю, скажу ему про это, он вообще перепугается - хана. Надо же, какие в жизни бывают совпадения. И спокойно, поверьте, исключительно спокойно объясняю нашему товарищу, что два раза в день проверяюсь, никакой "наружки" нет, произошла ошибка. Прошу передать в Москву, что это какая-то путаница, недоразумение. Нельзя из-за нее бросать налаженное дело и, как вы, Николай, говорите, смываться. С трудом, однако, убеждаю в этом. Проверяюсь, все чисто, за мной не следят, прихожу в скромную свою гостиницу, и тут администратор передает мне повестку: завтра в 10 часов утра меня вызывают в полицию. Вот тут у меня от сердца отлегло.

Как отлегло? Вызывают в полицию!

Геворк Вартанян: Если бы действительно решили брать, то уж в полицию точно не вызывали. Пошел в полицию, а там мелкая формальность, которую быстро уладил.

Но откуда тогда такое беспокойство за вашу жизнь? И почему решили, что вы под колпаком?

Геворк Вартанян: Если коротко, то удалось выяснить, что за восточным человеком моего возраста, роста и наружности действительно ходит "наружка". Кто он и что наделал, так и останется неизвестным. И подумали, что это я, и хотели меня обезопасить, срочно спасать. Если бы в тот раз нервы сдали, мы бы много чего не сделали. А так еще долгое-долгое время очень неплохо работали. Но мы терпели все это спокойно. Потом привыкли. С годами пришел опыт, появилась натренированность.

Приходилось ли сталкиваться, общаться с разведчиками других государств?

Геворк Вартанян: Всякое бывало. Тут и легальные разведчики под прикрытием сотрудников посольств. И официальные представители ФБР, ЦРУ. Мы бывали с ними в компаниях, и когда они начинали спорить, иногда сталкиваться в разговоре между собой, то и вопросов задавать не приходилось. Надо было только слушать - внимательно слушать. Иногда ко мне, вполне легализированному в этой стране, скажем, бизнесмену, делались подходы. Что ж, черт с ними, и я мог что-то дать им по экономике, по бизнесу. Чаще всего мне задавали вопросы по инвестированию денег. Ты советуешь, но и тебе дают прогнозы, ведь эти ребята имеют в стране влияние, а в результате получаешь исключительно ценную информацию.

Вы с Гоар Левоновной рассказывали, что приезжали домой в отпуск. А это не рискованно? Пересечение границ, показ документов. Момент деликатный.

Геворк Вартанян: Технически это не очень опасно. Но тогда это было сложнее: не было такого потока людей. И внимания на всех хватало. А мы всегда смотрели, к какому окошку идти. Видишь же, как человек работает. Быстро схватываешь: этот придирается. Потихоньку переходишь в другую очередь. Опытный работник тебя пропускает быстро. А молодые - скрупулезно. Так что у приезжающего есть свобода выбора. И оценки тоже.

Даже такие мелочи?

Геворк Вартанян: Из них тоже и состоит жизнь нелегала.

Теперь все настолько компьютеризированно.

Геворк Вартанян: Да, кое в чем стало сложнее. Но против всякого нововведения есть и противоядие..

Однако сегодня вводится биометрия. Ее же не обманешь?

Гоар Левоновна: И как же тогда?

Геворк Вартанян: Выход есть. Наука, техника работают, развиваются. Но давайте о другом: если ты становишься гражданином этой страны, значит, ты прошел всю проверку - и у специальных служб тоже. Тебе нечего бояться. У нас официальное гражданство и документы - совершенно официальные, никакой липы.

Гоар Левоновна: Однажды мэр города давал.

Геворк Вартанян: Мы гражданство получали, когда нужно было.

Но я повторюсь: а если нажать на кнопку компьютера?

Геворк Вартанян: Пусть они хоть на двадцать кнопок нажмут. У тебя же все правильно. Бывали случаи, что какое-то время приходилось работать и по липовым паспортам. Но у нас все умеют делать очень красиво и качественно. Тут учитывается все.

Гоар Левоновна: Случалось, надо было быстро менять паспорта.

Геворк Вартанян: Но это уже техника.

Анекдот от Вартаняна

Людей возраста солидного спрашивают: "Что лучше - маразм или склероз?" Ответ: "Конечно, склероз". - "Но почему?" - "Да потому, что не помнишь, что уже наступил маразм".

Где встретились? А разве это имеет значение? Ну хорошо, конечно, в Москве.

Представляем собеседника

Михаил Анатольевич Васенков родился в 1942 году. Работу в "особых условиях" (нелегальных) начал во второй половине 1970-х. По легенде, Хуан Жозе Лазаро Фуэтес был гражданином одной из латиноамериканских стран. Затем получил гражданство Перу и женился на местной журналистке Вики Пелаес. Усыновил ее сына от первого брака. Затем у супругов родился сын, и вся семья в середине 1980-х переехала в Нью-Йорк. Трудился фотографом, заведя обширные связи. Затем в США преподавал в университете. Оперативная работа шла настолько успешно, что в 1990-м закрытым указом от 12 января 1990 года за мужество и героизм, проявленные при исполнении служебного долга, полковнику Васенкову Михаилу Анатольевичу присвоено звание Героя Советского Союза.

Из-за предательства полковника Потеева был в 2010 году арестован в своем доме в Нью-Йорке. Вместе с группой наших нелегалов был обменен СВР на арестованных в Москве американских шпионов и доставлен самолетом в Россию.

Уточним

В некоторых публикациях полковника Васенкова называют генерал-майором. Но мне подтвердили: нет, вышедший в отставку Михаил Васенков - полковник.

Настоящий латинос из Кунцево

Он среднего роста. Поджар. Спортивен. Не зря наш общий друг Валерий рассказывал мне, что Михаил во время учебы в специальной школе был силен и в беге на длинные дистанции, и в плавании. В зарубежье увлекся боевыми искусствами, достиг в них немалых успехов.

Время и десятилетия пребывания в чужих краях все-таки сделало свое. Васенков никак не похож на русского паренька, родившегося в тогда подмосковном Кунцево. Испанец, латиноамериканец - в общем типичный латинос.

Хромает. Извиняется: врачи запрещают долго стоять на ногах: "Давай присядем. Ничего страшного. Скоро я эту штуку выкину, буду ходить, не хромая".

Михаил Анатольевич, что с ногой?

Михаил Васенков: Ничего. Это так - глупость. Врачи мне здесь сделали операцию. Пока хожу с этим костылем. А в 2010-м в США ногу мне не ломали. Не так перевели, не так поняли. Американцы не дураки. Сразу признали меня профессионалом старой школы. Допрашивали относительно корректно. Перевербовать не пытались.

А что все-таки было в 2010-м?

Михаил Васенков: Было предательство. Если бы не оно, меня бы не взяли. Никто меня не знал. Как и Козлов (Алексей Михайлович Козлов, Герой России, был арестован по доносу предателя Гордиевского и просидел в 1980-е два года в камере смертников в ЮАР, с которой у СССР не было дипломатических отношений. - Авт.), я ни с кем не общался. Был все время один.

Меня отправлял еще Крючков. (В те годы Владимир Александрович Крючков был начальником Первого главного управления КГБ СССР - внешней разведки. - Авт.) Знаете, как тогда было? Отправляли очень надолго, иногда навсегда, на всю жизнь. И Крючков мне сказал: "Знай, возможно, ты никогда домой не вернешься". И я это знал. И к этому шло. Да, я не должен был возвращаться.

Из тех людей, арестованных в Штатах, с которыми я сидел на скамье в суде, никого никогда не видел и ни о ком не слышал. И они меня не знали - не видели. Я был десятый и для них неизвестный. Но американцы знали, кто я.

Откуда?

Михаил Васенков: В 1991 году во все области нашей жизни, во все - проникло немало чужих людей. Их толкали, навязывали, они занимали места. На некоторых они сидят до сих пор. И эти чужие выдавали.

Как Калугин?

Михаил Васенков: Нет, я не совсем о таких, как он. Эти кроты, предатели сидели здесь. И, думаю, в разведке тоже. Если бы не Примаков (первый директор Службы внешней разведки РФ. - Авт.), разведку уничтожили, многие хотели в ней командовать. Но Примаков спас. Но все равно какие-то люди остались. Они и выдали. Один из таких и выдал меня. Я понял это в камере. Человек пришел в камеру и предложил сознаться в шпионаже. Показал папку с досье, на которой моя фамилия. И что после этого? Назвал свое настоящее имя, но добавил, что больше ничего говорить не намерен. Когда тебе показывают твое фото, сделанное в Москве, все становится понятно. Я с тем человеком не говорил. Противно. Признал: да, я. И на этом закончили.

А как вы осваивались там?

Михаил Васенков: Это долгие годы и долгий разговор. У меня все было в порядке с документами. Испанский язык был хороший. Жил в Латинской Америке. Я постоянно учился. И в молодости, и когда стал профессором - уже сравнительно недавно. Я даже сам преподавал в престижной школе.

Но вы же были фотографом?

Михаил Васенков: Да, и фотографом. Близко к президенту страны, в которой находился. Ездил по миру. И без всяких подозрений.

А как передавали в Центр? И как вербовали?

Михаил Васенков: Это уже другое. И с годами необходимость в вербовках уменьшалась. Многое знал сам, без источников. Такая была высота. Это не было пиком. Я продвигался вперед, становился выше. Меня хорошо знали не только в Латинской Америке.

Ваша жена вам помогала?

Михаил Васенков: Я тебе твердо говорю: моя жена не знала. Ее обвиняли. Хотели посадить. Но она ничего не делала. Хорошая журналистка и пишет и сегодня статьи, которые разоблачают все их сделки там. Знаешь, мне нелегко отвечать на твои вопросы.

Слышал один из ваших сыновей музыкант?

Михаил Васенков: Да. Великолепный, закончил джулиардскую школу. Он не от меня. Но я плевать на это хотел и усыновил его, когда женился. Ему было совсем мало лет, и он мой, родной. А младший в Москве - архитектор.

Испанская грусть

Михаил Анатольевич говорит по-русски с испанским акцентом. Чувствуется, что думает по-испански, а потом переводит на русский. Из синонимического ряда, произносимого на испанском, не без труда выбирает одно нужное русское слово. Иногда переходит на английский. Неплохо говорит по-французски.

Порой эту потерю родного языка я замечал и у других его соратников по редчайшей специальности в профессии разведка. Что уж говорить о Васенкове, ушедшем в разведку на десятилетия, на всю жизнь.

Очень много ссылок на испанскую классику, которую он знает в совершенстве и постоянно цитирует. Я не испанист, и прямо ему об этом сказал. Он вроде как обиделся:

- Почему?

- Так получилось.

Он склонен к философии. Я замечал это во многих людях его штучной профессии. Наверно, в одиночестве это выход: мыслить. Потому что уж мысль-то точно не выдаст. Суть работы по Васенкову - в верности Родине. Не важно, где живешь. Она все та же. Она твоя. И ради нее ты и выбрал такую судьбу.

Называл меня на ты, Николай. Полагаю, дело не в грубости. Ему легче обращаться на ты, ибо здесь он не допускает ошибок. То же самое было и с американцем, Героем России Моррисом - Питером - Коэном-Крогером, с которым я встречался.

Сказал мне: "Про Абеля написал хорошо, я читал. Ты к нему с уважением. А про Вартаняна не понравилось". Особенно тем, что я подробно написал о его смерти. По словам Михаила Анатольевича, не надо выходить за грань.

А мы вспоминали о нашем общем друге Валере К. Тот рассказывал мне о ранних годах друга Михаила. Вместе заканчивали училище. Был спортивным парнем. Бегал кроссы. Плавал. А когда понимал, что ребята посильнее его обгоняют, то тренировался. И так упорно, что вскоре за ним никто не мог угнаться ни в кроссе, ни в бассейне.

Юрий Иванович Дроздов - фигура легендарная. Вот кто почитаем всеми коллегами. И нелегалами - особенно. С 1979 по 1991 год генерал-майор Юрий Дроздов возглавлял Управление, направлявшее работу нелегальной разведки. А до этого был резидентом в США и в Китае. Но мало кто знает, что Юрий Иванович Дроздов, родившийся 19 сентября 1925 года, - участник Великой Отечественной.

Все-таки вдумайтесь. Юрию Ивановичу в сентябре - 90. Мы встречались не раз. По-моему, выдержки из наших бесед дадут представление о талантливом офицере, начинавшем в Великую Отечественную артиллеристом и дошедшим до самых высотразведки.

Генерал-майор "из бывших"

Для начало даю слово главному герою:

- Мой отец - белорус, мать - русская, и жили мы в Минске. И в семье о Белоруссии всегда вспоминали тепло. Наш дом до сих пор стоит на Советской: второй подъезд, первая квартира направо на первом этаже. Я из потомственных военных. Отец из зажиточной крестьянской семьи, окончил школу прапорщиков и стал офицером еще той, царской армии. В Гражданскую перешел к красным и был одним из командиров артиллерии в дивизии Чапаева. Знал и Василия Ивановича, и Фурманова.

Я не мечтал о военной карьере. Но по совету отца поступил в артиллеристское училище. Началась война, и курсантом вместе со всем училищем работал на танкоремонтном заводе. Закончив учебу, получил звание младшего лейтенанта. Ждал меня Первый Белорусский фронт. И дошел я до Берлина.

Кто поднял "Вымпел"

Юрий Иванович, вы 12 лет руководили нелегалами. И в то же время вы один из главных создателей "Вымпела" - секретного отряда специального назначения, задачей которого было проведение операций за пределами СССР в особый период. Но ведь ваши коллеги-нелегалы Абель и Молодей утверждали, что разведка заканчивается там, где начинаются стрельба, рукопашный бой и прочие действия, связанные с применением мускульной системы. Нельзя совмещать несовместимое.

Юрий Дроздов: Почему же несовместимое? Иногда приходилось что-то и совмещать. Мы даже придумали термин для обозначения такой деятельности - "разведчик специального назначения". Он объясняет различия между обязанностями обычного разведчика, никогда не привлекающегося к выполнению острых разведзаданий, и разведчика-диверсанта. Вот кто действует в особых условиях, потому и знаний, навыков ему требуется больше. Иначе острых, как мы говорим, задач не решить.

Давайте обратимся к конкретному примеру. В декабре 1979-го ваш "Вымпел" штурмовал в Кабуле дворец Амина.

Юрий Дроздов: Подождите, тогда и названия такого не было. "Вымпел" только формировался. А вот в состав Управления "С" нелегальной разведки действительно входили неструктурные подразделения специального назначения.

Значит, это были люди из внешней разведки?

Юрий Дроздов: Да, я был их руководителем. И в конце 1979-го меня вызвали и сказали, что надо съездить в Афганистан, посмотреть, как они там поживают. Я съездил, посмотрел, приняв участие и в штурме дворца Амина. А 31 декабря, уже после этих событий, на встрече с председателем КГБ Андроповым мы доложили: оценивая афганский опыт, надо подумать о создании специального кадрового подразделения в системе нашей госбезопасности. В 1980-м началась работа, и в августе 1981-го появился, конечно же секретно, но официально отряд "Вымпел".

Откуда такое название?

Юрий Дроздов: Первым командиром стал тогда капитан первого ранга Герой Советского Союза, участник того самого штурма Эвальд Козлов. Он из морских частей КГБ. Потому и дали отряду имя слегка морское - по ассоциации с адмиральским вымпелом на мачте. А официально именовался он скучновато - Отдельный учебный центр КГБ СССР.

И кто же в нем учился?

Юрий Дроздов: Люди 32 национальностей. Некоторые из них еще до того успели пройти обучение даже в спецназах некоторых стран НАТО.

Каким образом это удалось? Не по студенческому же обмену.

Юрий Дроздов: Очень просто. Существует агентурная работа, есть и работа нелегальная. Суть нелегальной деятельности в том, чтобы тебя за рубежом считали своим. А уж если тебя там принимают за своего, то призовут в армию. Можешь служить где угодно и попытаться проникнуть в элитные спецслужбы.

И в "Вымпеле" были люди, которые служили в натовских спецподразделениях?

Юрий Дроздов: А как же. Почему не использовать и чужой опыт.

Но в таких случаях это должны быть молодые, физически крепкие ребята лет 25-30. А как же их внедряли в чужие страны? Ведь тут требуется и легенда, и время на вживание в чужую среду, и язык нужно знать не хуже родного.

Юрий Дроздов: Я и говорил вам: в нелегальной разведке служили представители 32 национальностей. Начинали у нас в молодом возрасте. Были даже 18-летние девушки. Народ всякий, отбирали мы его тщательнейшим образом. Это обычное явление: чем моложе человек, тем он более склонен к смелой и решительной работе.

И всех вы знали лично?

Юрий Дроздов: Всех. И с каждым встречался: здесь, в Москве, и выезжал заграницу, ставил перед ними задачи.

На полвека в разведку

Как удавалось проникать в чужие веси?

Юрий Дроздов: Я знаю немецкий, английский, понимаю испанский. А въезжал по официальной линии и неофициально.

Но ведь могли и прихватить. А вы знаете всех разведчиков-нелегалов. Опасно!

Юрий Дроздов: Приходилось немножко смотреть по сторонам, слышать, думать. Мероприятие действительно серьезнейшее, которое обеспечивается и средствами маскировки, и техническими возможностями. Потом вы все время говорите о въезде. Заверяю вас, что выезд иногда не менее сложен. Каждый раз все и происходит по-разному. Скажем, на одну операцию я поехал как советник посольства.

Это в ФРГ?

Юрий Дроздов: Затем отдал все документы и остался вообще без оных. Только с немецким языком и соответствующей внешностью. Зато в окружении своих помощников. И приступил к нелегальной работе. Такое тоже бывает. Помогала агентура из зарубежных граждан, да и не только. Было сложно. В период существования двух Германий в ФРГ, чтобы бороться против разведчиков Восточного блока, была разработана так называемая система признаков. Любой человек, прибывший на территорию Западной Германии, брался под подозрение автоматически. Все, кто проходил через лагеря переселенцев, становились на учет в полиции. Эта система успешно действует и сегодня. Но хватит обо мне.

Давайте о тех, кто с вами работал.

Юрий Дроздов: Ну, все начиналось не с нас. Были традиции. В 1912 или, боюсь ошибиться, в 1913 году, как мне рассказывали, второе бюро генштаба русской армии забросило далеко в Азию двух юных офицеров: задача - проникнуть в Тибет. Началась Первая мировая война, затем Вторая. Ну, и после восстановились у СССР отношения, допустим, с Бирмой. И как-то представителя нашего посольства вызывают на встречу. Приходит, а ждут его два монаха. Из разговора понимают, что перед ними - разведчик. И докладывают: были введены для проникновения в Тибет. Задачу решили, соответствующее место в буддисткой иерархии заняли. Из-за революции и войн по независящим от нас причинам связи не было, войти в контакт практически не могли. Возможность появилась только сейчас, и мы бы хотели доложить нашему российскому командованию о ходе выполнения задания.

И монахов выслушали?

Юрий Дроздов: Еще бы! Это были уже очень-очень старые люди, а как с ними работали. Дали эти разведчики интереснейшую информацию.

В центре анализировали информацию двух тибетских монахов?

Юрий Дроздов: Естественно. Англичане интересовались чуть ли не всеми, кто поднимался хоть немного наверх в буддисткой иерархии. Двое наших выдержали. И это не просто эпизод. А история о традиционной верности присяге, раз и навсегда избранному долгу.

Или вот еще одна история. Два наших нелегала супруги Т. и Г. попали в одной стране в непонятную ситуацию. Никаких нарушений не допускали, все делали правильно, а опасность - почувствовали. Это означало только одно: произошла независимо от нас какая-то утечка. Г. заметил слежку. Напряжение, боязнь за двоих детей, за беременную жену были столь велики, что у нелегала началось психическое расстройство. Много лет он приносил нам большую пользу. И вот... Тогда его супруга Т., будучи на 9-м месяце, все взяла на себя. Прекратила оперативную работу, уничтожила улики. Ей надо было разыграть соответствующую ситуацию, чтобы уйти через третью страну. И Т. повезла заболевшего мужа лечиться - якобы на юг. А сама сумела перевезти всю семью в другое государство. Супруга положила в клинику, сама быстро в роддом, где родила третьего ребенка. Вскоре нашла силы перебраться в СССР: и больного Г. спасла, и трех детей. И только потом многое прояснилось. Был такой предатель Гордиевский...

История Алексея Михайловича Козлова для разведки абсолютно нетипична.

Позади почти 18 лет за кордоном и поездки по восьми с половиной десяткам стран. Ни единой ошибки, но в 1980-м арест в ЮАР. Два года допросов, пыток, камера смертников, полная безвестность и в 1982-м - обмен на 12 чужих шпионов. Возвращение в Москву, работа в Центре, снова исчезновение: еще 10 лет в нелегальной разведке, в неизвестных краях и весях. И присвоение звания Героя России.

Мы познакомились с Алексеем Михайловичем в ноябре 2005-го. И с тех пор картина его нелегальной жизни там - сначала с липовым, а затем и настоящим западногерманским паспортом - слегка приоткрывается - в пределах им же дозволенного. Ответы Козлова, иногда даже подробные, на десятки, если не сотню, моих вопросов записаны и расшифрованы. Алексей Михайлович точно знает, что можно, а чего совсем нельзя. Быть может, воспользуюсь этими монологами для более точной картины от действительно первого лица.

Начну с одной из огромных удач Козлова. В 1978-м разведчику, работавшему по кризисным точкам и по странам, с которыми у нас не было дипломатических отношений, удалось узнать: в ЮАР изготовлена атомная бомба.

Бомба под шампанское

Я приехал в Блантайр. Это Малави, единственное африканское государство, признавшее ЮАР с его апартеидом. Белые, там живущие, между собой быстро сходятся, возникает как бы их закрытый для остальных клуб. А свежее лицо, да еще немец из ФРГ... этому можно рассказать абсолютно все, секреты - твои. Поэтому я как-то случайно вроде бы завел разговор, что вот, думали, ЮАР тоже имеет атомную бомбу, а оказалось - нет. И одна пожилая, чуть не дремавшая женщина открывает глаза и рот: почему же нет? Мы еще в декабре 1976-го вместе с людьми из Израиля обмывали ее испытания здесь, у нас, французским шампанским. Женщина назвала мне имя, фамилию. До выхода на пенсию и переезда в Малави трудилась она в ЮАР секретаршей генерального директора атомной научно-исследовательской лаборатории в Пелендаба. Я тут же моментально сообщил в Центр. Потом мне рассказывали, что ночью вызывали даже начальников управлений и отделов, обсуждали.

Бывали удачи, бывали.

Ностальгия под запретом

Мы с женой, а потом и двумя детьми, родившимися в ФРГ в январе и декабре 1965-го, никогда в жизни не разговаривали там по-русски - ни дома, нигде - ни единого русского слова. Только по-немецки. Никогда не слушали русского радио, не смотрели русского телевидения, не видели русских фильмов. Никогда и ничего не читали по-русски. И еще долго потом я читал только по-немецки, по-английски или по-французски. На родном - не мог. Надо было держать себя в руках - не пить до такой степени, чтоб хотелось выругаться по-русски. Нет, я настроил себя так, что если уж на то пошло, то действительно не тянуло к русскому языку.

У меня за долгие годы не было личных встреч. А в Италии, я был 10 лет прописан в Риме, всего две. Приезжали из Центра. Были личные встречи только тогда, когда я выезжал в какую-то другую нейтральную страну. А в государствах со сложной оперативной обстановкой, по которым я потом работал, - никаких. Никогда в жизни не был в советских посольствах - нельзя ни в коем случае. И если б я к этому стремился, меня надо было б гнать со службы - только и всего. Ведь наши товарищи, работающие в посольствах, находятся под жестким наблюдением.

Я не любил личных встреч, не любил общаться. Еще неизвестно, кто кого и куда приведет. Правда, однажды в городе А или Б возникла резкая необходимость встретиться с одним человеком, который вел меня лет десять. Я разрисовал все стены (условные знаки ставятся, как правило, мелом в заранее оговоренных местах. - Авт.) около резидента. Но на связь не вышли. Этот человек, как я потом узнал, подумал, что ошибка: "Алексей не любит личных встреч".

Все эти годы я был один. Естественно, один. А вокруг было много иностранных друзей. Они меня, конечно, знали как немца, и знали абсолютно всё. Кроме одного-единственного: кто я на самом деле. И потому я с ними никогда больше не встречусь. Нельзя.

А ностальгия - она есть всегда. Центр вызывал, я приезжал сюда в Москву, отдыхал.

Привет от Гордиевского

Расскажу я вам такую штуку. Отпуск у меня начинался в январе, и приехал я после Тегерана как раз под Новый год в Копенгаген. Там на встрече с резидентом дал я ему свой железный паспорт, с которым я все время ездил, а от него получил другой. Резидент поздравляет меня с Новым годом и награждением знаком "Почетного чекиста". И добавляет: "Поздравляет тебя еще один общий знакомый, который здесь". Я спрашиваю: а кто это - такой общий знакомый? Он говорит: Олег Гордиевский. Я ему: откуда Гордиевский знает, что я здесь, ведь я сам о том, что должен быть в Дании, узнал три дня назад. Ты, что ли, ему сказал? Или что, показал ему вот этот мой документ? Олег Гордиевский был тогда в Копенгагене его замом. Вот вам пожалуйста: нельзя нелегалу общаться со своими коллегами из резидентуры. Долго не мог понять, почему меня арестовали. Обменяли в 1982-м, а предатель Гордиевский сбежал в Англию в 1985-м. Тогда мы умножили два на два и получили искомый результат.

Мучили меня крепко. В Претории сразу начались допросы - велись пять дней абсолютно без перерыва. Я иногда даже засыпал под мордобой. Была у них одна интересная забава. Недаром у следователя на стене висел портрет Гитлера - добротный такой, с хорошо выписанными усиками. Битье, пытки для них - явление нормальное. Мне за стулом с вогнутой спинкой стягивали наручниками руки. И достаточно было ткнуть в меня пальчиком, как я падал. А пол - бетонный. И на пятый раз, когда падаешь, теряешь сознание. Или заставляли стоять, однажды простоял я 26 часов. Стой - и все, ни к чему не прислоняйся. Потом повели в туалет, и там я грохнулся, потерял сознание. Я им ни слова, но как-то показали мне фотографию. На ней я с женой. Кричат, не переворачивай, но успел перевернуть: подпись на латинском "Козлов Алексей Михайлович". И тогда я сделал первое и последнее признание: "Я советский гражданин. Больше ничего говорить не буду".

Гордиевский работал на англичан. По их наводке и арестовали. Они меня допрашивали относительно корректно, хотя жестко, но цивилизованно, без побоев, но долго, как долго. Американцы, итальянцы, французы приходили - всегда хорошо одетые. Из Израиля прибыл одессит Жора со своим детектором лжи. Начал с оплеухи. В ЮАР, между прочим, к нему с презрением. Уезжали все ни с чем.

Сидел я потом в камере смертников. На стенах камеры последние слова обреченных. Тут я много чего начитался. По пятницам в пять утра меня водили на казни. Перед смертью белому давали съесть целую курицу. Черному - половину. Апартеид. Виселица на втором этаже, затем люк опускался, человек падал.

Дети были не в курсе

Сын с дочерью, конечно, вообще ничего не знали, а уж русского языка - совсем. Мы же немцы, живем в ФРГ. Потом мне предложили место директора крупной химчистки в одной из стран Бенилюкса. Пролетел год, и дети между собой заговорили по-французски, с нами - по-немецки. Однажды они провели короткое время в СССР, затем жену с ними вместе пригласили в ГДР. Нет, русский язык им не давали выучить.

Крестным отцом дочери стал бывший офицер СС, который в свое время воевал у нас, в России. Потом, это было в ФРГ, мы сдавали официальные данные, кто крестный. Так было надо.

А вот когда жена заболела и мы детей привезли в Советский Союз, ребята пошли в ведомственный детский сад, который принадлежал нашей службе, и где-то там месяца через 2-3 проблем с русским языком у них уже не было. Французский они очень быстро и прочно забыли, правда, немецкий помнят.

Но умерла жена. И пришлось мне отдавать детей в наш интернат. Сижу в ночь перед отъездом туда, пришивая им метки на вещи. Тяжело. Утром приехал с цветами, преподнес учителям. И до свидания, мои ребята. Отец мой умер, и знаете, именно в день моего ареста от разрыва сердца.

Нелегал обязан держаться

Но я нелегал, и если я два года живу за границей и все это время думаю только о семье, детях, а о работе из-за всех этих переживаний вспоминаю мало, то тогда надо возвращаться. Живи дома, прекращай работу.

Однажды Юрий Иванович Дроздов давал мне задание: ты летишь в Г., тебе нужно высадиться в Б. и за неделю сделать одну очень важную вещь. Я ему: Юрий Иванович, как вы это себе представляете? Я ведь в Б. никогда не был. Да еще за неделю. А он мне говорит: а почему это я себе должен представлять? Я - начальник нелегальной разведки, а ты кто? Ты - нелегал. Я тебе даю задание, и ты езжай, представляй себе. И Дроздов полностью прав. Зачем мы тогда существуем, для чего нужны, если не можем. Мы должны работать всей душой. Все вкладывать. Я вам про свою семью и детей. Но, бывало, возвращаются люди из какой-то далекой страны после многих лет домой, в Россию. Сыну 14 лет, дочери - 17. Дети приезжают и узнают, что никакие они, скажем, не латиноамериканцы или американцы, канадцы, англичане, а русские. Вот где шок.

Но мы нелегалы, знаем и другое.

Обмен неминуем

Не было ни единого случая, начиная еще с Абеля - Фишера, чтобы товарища не выручили. И когда давно был на подготовке, мои первые руководители, бывшие командиры партизанских отрядов, подпольных групп на территории противника, мне говорили: что б с тобой ни случилось, учти, домой вернешься в целости и сохранности.

В 1982-м я и вернулся. Меня обменяли в Германии на целый автобус - одиннадцать шпионов, которые сидели в ГДР, плюс армейский офицер ЮАР, пойманный кубинцами в Анголе (генерал-майор Юрий Дроздов: знали б, на кого меняют, попросили б больше. - Авт.). За ними ехал целый автобус с их вещами, у некоторых по три чемодана. Я налегке. Действительно налегке. При аресте весил 90 кило, при обмене 57 плюс пластиковый мешочек с ремнем от тюремных штанов и машинка для скручивания сигарет, мне ее заключенные подарили.

Снова в разведку

Я после возвращения проработал у нас в Москве. Отличные ребята в моем отделе. Делали важное дело. Но потом загрустил. Пришел к Юрию Ивановичу Дроздову, поразмышляли. И я еще 10 лет в нелегалах. Где, когда, не спрашивайте, не будет ответа. Сейчас работаю в СВР. Вот и все.

Анекдот от Козлова

Был я как-то в ЮАР. Попал в джунгли, где ждал одного своего знакомого. Жил в хижине из прутьев, на ночь положил свой бритвенный прибор и пояс от джинсов с медной пряжкой на плетеный стул, утром просыпаюсь и вижу в хижине пару серых обезьян-павианов. Пряжка ремня заблестела от луча солнца, потом - бритва. И один из павианов бритву - хвать. Короче, больше трех недель я потом не брился, борода отросла здоровая.

Он живет с женой Идой Михайловной в Подмосковье, изредка и без удовольствия выбираясь лишь по крайней необходимости в огромный город. Какой он сегодня, разведчик Джордж Блейк, столько сделавший для нашей страны? Его солиднейший и редкий по нашим понятиям юбилей подкрался как-то быстро. Ведь вроде совсем недавно отмечали 85. Слышал я, что стало хуже с глазами. А у кого в таком возрасте с чем-то становится лучше?

Еще издали на подъезде к даче увидели степенную пару: мужчина с палочкой, поддерживаемый стройной спутницей, неторопливо шествуют по дорожке. Элегантный берет, темная куртка, аккуратная бородка - нет, он по-прежнему, несмотря на 47 лет, прожитых в нашей стране, не похож на типичного жителя российского поселка К. Да и зачем? Пусть полковник СВР остается знаменитым разведчиком-англичанином Джорджем Блейком.

На улице ему трудно без сопровождающего, а в своих комнатах он отлично ориентируется, передвигаясь самостоятельно. Хозяин начал беседу на русском, но по-английски, с погоды:

Джордж Блейк: Когда нет дождя, я много гуляю: и на улицу выходим. Но за калитку я один не хожу: знаете, велосипеды, машины. Устраивайтесь.

Спасибо, Георгий Иванович. Не поздравляю с наступающим, не принято. Но у вас приближается событие, на мой взгляд, приятное...

Джордж Блейк: Это как смотреть... (И Блейк смеется - неожиданно звонко).

Как собираетесь отпраздновать 90-летие? Здесь, на даче, или в Москве? И много ли ждете гостей? Из Англии будут?

Джордж Блейк: Приедут три моих сына. 11-го - соберемся вместе, а потом - они снова к себе домой.

И кем ваши ребята в Англии?

Джордж Блейк: У всех по-разному. Младший - священник англиканской церкви в пригороде Лондона. Средний - бывший военный и пожарный. Старший - японист.

У ребят жизнь в Англии сложилась неплохо. А ваш с Идой Михайловной сын, родившийся здесь - ему сколько?

Джордж Блейк: 40 лет, он - специалист по финансам. Миша - кандидат наук и очень хороший преподаватель.

Понятно, как вы называете сына. А как ласково обращается к вам жена?

Джордж Блейк: Жора.

С первых дней знакомства?

Джордж Блейк: Нет, так меня назвал кузен Иды.

Ида Михайловна: Да, мой двоюродный брат, когда Мишка родился, пришел и говорит: "Жора, поздравляю тебя от души". Так и осталось - Жора и Жора. Но на работе его никогда Жора не звали: всегда было Георгий Иванович. А уж я привыкла.

За ваши долгие, я бы сказал, очень долгие годы в России вы общались со многими своими бывшими английскими, американскими коллегами, которые, как и вы, верно служили СССР, России. Среди них Филби, Моррис и Лона Коэны... И наверняка наши нелегалы. Когда я спросил Героя России Морриса Коэна, не скучно ли ему в Москве, вдали от Штатов, он ответил: "А вы думаете, там я бы имел возможность общаться и дружить с таким интеллектуалом, как Джордж Блейк?".

Джордж Блейк: Моррис Коэн - прекрасный человек. И Лона тоже. Мы стали большими друзьями, особенно в последние годы их жизни. Часто бывал у них на Патриарших, а они у нас здесь.

Лонсдейла - молодого, российского нелегала, вспоминаете?

Джордж Блейк: Еще бы, мы сидели вместе в лондонской тюрьме Уормвуд-Скрабс, много общались, говорили.

Никак не пойму, как российскому разведчику Лонсдейлу, приговоренному к 25 годам за шпионаж, и вам, со сроком отсидки в 42 года, давали общаться?

Джордж Блейк: Никто не понимает. Можно сказать, то была административная ошибка. Мы оба проходили там опасными преступниками, должны были бы быть под особым наблюдением. Но у английской контрразведки и у тюремной администрации оказались разные понятия относительно этого самого административного наблюдения. Нас обязаны были содержать отдельно, исключить возможность встреч, а получилось наоборот: ежедневную прогулку мы совершали вместе. Лонсдейла обменяли, а я - бежал.

В Москве встречались?

Джордж Блейк: Конечно, Лонсдейл бывал нашим гостем.

А с Кимом Филби?

Джордж Блейк: Естественно. Его будущая жена Руфина - подруга Иды по институту, где они вместе работали. Ким ее увидел, и она ему сразу очень понравилась. Тут вспоминаю одну деталь. Вскоре после этого Служба подарила мне машину "Волга". Когда ж это было? 1971-й? И моя мама была здесь. Они с Филби очень мило общались. Мама любила вечерком выпить мартини и Ким тоже. Отношения были очень хорошими. А я в то время мало знал о российских дорогах: думал, сядем на машину и поедем по России. Но, ха-ха, это было чрезвычайно трудно. Где остановиться на ночь или купить бензин? А уж починить мотор... Но все равно однажды Ида пригласила Руфину в Ярославль, и мы на "Волге" все вместе туда с Филби поехали. И я видел, что Ким сразу в Руфину влюбился и предложил руку и сердце.

А с этими своими друзьями вы говорили о делах разведки?

Джордж Блейк: Говорили. Вспоминали, как было в Англии, в других странах. Да, есть о чем вспомнить. Но анализировать - нет. Нам было все ясно. Мы знали истории друг друга, понимали, кто и что сделал. Потом через Мелинду познакомились с Доном Маклином.

Еще одним, помимо Филби, членом Кембриджской пятерки и его женой.

Джордж Блейк: Мелинда уже ушла от Дона. Но они еще не развелись. Она жила в маленькой квартире на этой стороне Москвы-реки, а Маклин на той, около Киевского вокзала. Он был интеллигентнейшим человеком, отлично говорил и писал статьи. Причем - на русском.

Говорил - как вы?

Джордж Блейк: Очень и очень хорошо, но, как и я, с акцентом. Это неизбежно, когда учишь язык взрослым. Он был одним из ведущих сотрудников нашего института ИМЭМО. Мы сидели в комнатах по соседству.

А кто из всех здесь живших товарищей по разведке был вам ближе всего по духу?

Джордж Блейк: Безусловно, Дональд Маклин. Ким Филби тоже был из Кэмбридж файв, и тоже интеллектуал. Они годами вместе работали на Советский Союз. Но я назвал Маклина.

Многие ваши коллеги по Службе считают, что из всех людей вашей профессии, волею судьбы и разведки попавших в Россию, именно вы отлично адаптировались, и страна - по-настоящему ваша. Прилагали героические усилия? Или Ида Михайловна сыграла важную роль? Один язык выучить, как сами сказали, в зрелом возрасте, чего стоило.

Джордж Блейк: У меня такой характер. Умею хорошо адаптироваться везде, куда меня посылала жизнь, даже в тюрьме Скрабс приспособился. Стараюсь всегда найти позитивные обстоятельства. Есть такая американская песенка: "делайте ударения на позитиве, отстраняя все, что в негативе". Это я унаследовал от моей мамы. Она всегда была очень позитивной, оптимистичной, всегда в хорошем настроении.

Шутка, юмор помогают прожить дольше. Так?

Джордж Блейк: Ну, я не такой уж сильный шутник, а насчет юмора, ха-ха-ха, все в порядке. Однажды на встрече с товарищами по Службе в Ясенево я сказал: "Вы видите перед собой иномарку, которая очень хорошо адаптировалась к русским дорогам". Юмор оценили.

Насколько я знаю, вы - один из немногих сотрудников разведок других стран, ставший полковником Службы внешней разведки России.

Джордж Блейк: Нет-нет, все были полковниками.

Но это же признание. Было приятно?

Джордж Блейк: Э-э-э... Признание, да, приятно. Но я этому придавал не особенно большое значение. А вот, что меня включили в число нелегалов внешней разведки - огромная честь! Тогдашний руководитель Вадим Алексеевич Кирпиченко меня очень хорошо знал, прекрасно относился. Мы много путешествовали по России - от Запада до Дальнего Востока. И этот факт, причисления меня к Службе нелегалов, был и по-прежнему остается для меня самым большим признанием.

Ваша книга "Прозрачные стены" переиздается, и каждый раз, покупая новое издание, я надеялся: может быть, вы поведаете что-то еще о сокровенном, с советской разведкой связанной.

Джордж Блейк: Нет, я написал все, что хотел. Не могу придумывать. Новых глав не будет. Мне очень помогала моя невестка, она хорошо пишет. Я ей рассказывал на моем русском, она излагала это на русском хорошем.

В книге вы оцениваете людей с точки зрения разведчика. И некоторые ваши изречения мне запомнились.

Джордж Блейк: Да? Приятно. Какие же?

Люди любят говорить...

Джордж Блейк: ...И когда ты их слушаешь, считают тебя хорошим собеседником. Это относится ко всем странам и эпохам. Даже здесь, в К., мы видимся с одним человеком, который любит говорить со мной. А я слушаю, правда, не всегда его понимаю, но это не имеет значения. Я иногда позволяю себе задать ему вопрос, и он продолжает.

Или еще одно изречение. Можно не рассказывать всю правду, а ограничиться лишь частью ее. И этого достаточно.

Джордж Блейк: Это известные методы, не пугайтесь, иезуитов. Называется экономия правды. Ты не говоришь ложь, но не открываешь всей правды.

В работе разведчика помогало?

Джордж Блейк: Наверное, да, наверное.

А что из вами в разведке совершенного вы считаете наиболее удачным?

Джордж Блейк: Берлинский туннель.

Мне не совсем понятно, как вы передавали информацию советской стороне? Вы - в Западном Берлине, наши - в Восточном.

Джордж Блейк: Так я вам расскажу. Не слишком трудно. Когда я служил в английской разведке в Берлине, две части города соединяло так называемое скоростное метро, однако наземное. Встречался я с советским товарищем примерно раз в месяц. У меня были документы английской разведки, я садился в метро в Западном Берлине, выходил в Восточном, проверялся, и там меня уже ждала машина. В ней сидел мой куратор. Мы ехали в Карлсхорст на явочную квартиру, я передавал пленки, мы беседовали. Иногда позволяли по бокалу Цимлянского шампанского.

Французы вас бы не поняли.

Блейк рассмеялся.

Джордж Блейк: Знаю, для них это вино с газом, но я его очень люблю. Потом меня снова довозили до границы, и я приезжал на метро домой.

Меня поразило, как вы бежали из тюрьмы, как сломали руку.

Джордж Блейк: Вот, посмотрите, до сих пор след остался, - и Георгий Иванович - Джордж Блейк показал мне действительно здорово выпирающую кость над кистью левой и довольно мускулистой руки. - Пока я два месяца прятался у друзей, боль прошла. Но до сих пор иногда чувствуется.

Вы ехали из Англии по Европе до Восточного Берлина, прячась в сколоченным жестком ящике с деревянным настилом под машиной. Мучились наверняка страшно.

Джордж Блейк: Ну, я же не все время в нем, в ящике, прятался. Только в важные моменты, когда мы пересекали границы. Семья, меня перевозившая, была с двумя детьми. Они здорово рисковали. И на судне, плывшем из Англии на континент, было правило: в машине они оставаться не могли, надо идти в салон. А я остался. Да, лежал там, потом сидел, мог свободно дышать. Когда приехали в бельгийское Брюгге, пришлось снова залезать в ящик.

Утверждают, будто советская разведка знала, что вы вот-вот должны добраться до Восточного Берлина и даже помогала вам. Ждала?

Джордж Блейк: Нет. Это не так. Когда мы доехали до германской границы, я опять ненадолго спрятался. Не знал никто. Но мне повезло.

Вы - везучий.

Джордж Блейк: Мы приехали в Берлин, и обстановку в нем я изучил очень хорошо, ведь долго жил там. Подъехали к заставе, и за полкилометра до нее я вышел, поблагодарил друзей, простился. Я немного подождал, дошел пешком до немецкой восточной заставы. Обратился к офицеру: хочу поговорить с советским представителем. Начались понятные вопросы: зачем? А кто вы? Я вежливо попросил немца не беспокоиться, вызвать поскорее русского офицера, которому все объясню.

Вы же хорошо говорите по-немецки. Помогают языки?

Джордж Блейк: Да. И немец не слишком охотно, но вызвал советского представителя. Пришел молодой человек, которому я сказал, кто я. Он понял, но попросил подождать два часа: "Сейчас глубокая ночь. Завтра утром приду и разберемся". Мне дали комнату. Усталым я был очень. Путешествие было волнующим и долгим. Сразу заснул.

Георгий Иванович, какие же нервы надо иметь!

Джордж Блейк: И на следующее утро, когда я завтракал, открылась дверь. Вошел человек и сказал: "Это он". Это был офицер внешней разведки Кондрашёв.

Закончил службу генерал-лейтенантом.

Джордж Блейк: Он меня знал, потому что мы вместе были в Англии. Кондрашёв так обрадовался! Он меня взял с собой, и мы поехали в Карлсхорст. Там я пробыл три дня, а потом на специальной машине крупного начальника он проводил меня в Москву.

Георгий Иванович, вы вспоминали свою жизнь. Чего в ней только не было. А можете сказать, что вы - счастливый человек?

Джордж Блейк: Да, я - счастливый человек, very lucky man, exceptionally lucky. Но я не верю в жизнь после смерти. В детстве хотел стать священником, но с годами прошло. Как только наш мозг прекращает получать кровь, мы уходим, и после не будет ничего. Ни наказания за то плохое, что сделали, ни награды за совершенное хорошее.

Вы ощущаете себя исторической личностью? На вашем примере учились целые поколения людей схожей профессии. Филби, вы, Коэн... Благодаря вам был обретен атомный паритет, мир и наша страна выжили. Не было бы этого, история пошла бы по-иному. Значит...

Джордж Блейк: Нет. Все равно я не историческая личность. И знаете почему?.. Нам не предсказать, что люди будут думать через 100 лет, и какие у них будут отношения к нам, живущим сегодня. Не стоит замахиваться на непредсказуемую историю. Посмотрите, как изменялись отношения к событиям, происходившим меньше ста лет назад.

Накануне больших юбилеев многие подводят определенные итоги. О чем можете сказать: это в моей жизни удалось, а вот это - получилось не совсем? Есть ли какое-то разочарование?

Джордж Блейк: Я смотрю на мою жизнь, как на одну ситуацию, которая естественным образом вытекает из предыдущей. Это, можно сказать, эволюционный путь. Не было бы одного, не произошло бы и другого, логично вытекавшего из предыдущего. Оглядываясь назад, все кажется логичным и закономерным. Даже когда я оказался в Москве, последовало воссоединение с мамой, с сестрами, потом уже с сыновьями. Интересный период встреч, чуть не 20 лет спустя. Приезд мамы сюда - одно из важнейших событий. Она все это организовала. Причем всегда верила в это. Когда впервые услышала мой приговор - 42 года тюрьмы, вынесенный в Англии, мама взяла два огромных сундука, они до сих пор стоят у нас в московской квартире, и аккуратно сложила туда всю мою одежду, уверяя всех: "Она Джорджу еще пригодится". Как она могла предугадать, что со мной в тюрьме будет? Но уже всего через шесть лет приехала с этими здоровыми сундуками ко мне в Москву. И я эти вещи носил. Даже пальто, в котором я вернулся еще из Кореи. И как долго прожила мама.

Вы сохранили связь с сыновьями, с Англией. А что для вас Россия? Как вы к ней относитесь?

Джордж Блейк: Это самые счастливые годы моей жизни. И самые спокойные. Когда работал на Западе, надо мной все время висела опасность разоблачения. Было именно так. Тут я чувствовал себя свободно. Очень важный момент. Как это слово - перипетии? Все эти перипетии судьбы привели к чуду. В Англии - связь с детьми и внуками, которые часто ко мне приезжают. Здесь - жена и сын, которые очень любимы. У меня девять внуков. Сын Миша - мудрый человек, мы с Идой его очень уважаем. У них с женой ребенок, а теперь они взяли девочку - родом из Средней Азии, с огромными глазами. Сначала оформляли опеку, сейчас удочеряют. Мы все ее так любим.

Многие разведчики прожили долгую жизнь - Герой России Александр Феклисов ушел в возрасте за 90...

Джордж Блейк: Я его знал, мы бывали в клубе ветеранов.

Другой Герой России Владимир Барковский до 80 с лишним играл в теннис.

Джордж Блейк: И, рассказывал мне, в волейбол.

Ваш друг Вадим Кирпиченко прожил до 82-х. Старейший чекист России Борис Гудзь скончался на 104-м году... Барковский объяснял мне это тем, что мозг разведчика приучен к напряженной работе и не дает человеку стареть. Согласны?

Джордж Блейк: Может быть, я бы посмотрел на это по-иному. Не думаю, что деятельность разведчика превращает его в долгожителя. Наоборот.

Разведка здоровья не прибавляет?

Джордж Блейк: Не прибавляет. Но и не отнимает. Человек и стал разведчиком, потому что все это - аналитический ум, физическая форма - в нем заложены, он их развивал, достигнув высокого уровня в профессии. Скорее всего, так.

Вы долгими зимними вечерами наверняка слушаете радио, смотрите телевидение? Есть какая-нибудь любимая передача?

Джордж Блейк: Люблю, когда Ида мне читает. Телевидение? Я почти не вижу. Все на слух. Слушаем "Культуру". Есть фильмы о разведке. Режиссеры снимают, актеры играют, но я сам знаю, что и как было, и все равно не возражаю. Пусть так будет.

Let it be.

Джордж Блейк: Yes, let it be. Это мой подход к жизни. Эту песню Битлз очень люблю.

Моя любимая.

Джордж Блейк: И моя.

Сошлись. Георгий Иванович, мы с вами ровно полтора часа проговорили без перерыва, а песик, что у вас на руках, сидит, словно слушает.

Джордж Блейк: Может, ему тоже интересно. А, Плюшка? Любит сидеть на коленях, меня успокаивает.

P.S.

Попросил Георгия Ивановича подписать два разных издания его "Прозрачных стен".

- Совсем плохо вижу. Поставьте мой палец под название книги, - попросил он. - Чтобы хорошо вышло.

Поставил. И Георгий Иванович вывел "George Blake".

Представляем собеседника

Попавший в плен во время Корейской войны молодой офицер английской разведки Джордж Блейк, по сугубо идейным соображениям перешел в 1951 году на нашу сторону. На его счету бесчисленное количество раскрытых операций чужих спецслужб. Английский разведчик служил в самой горячей точке холодной войны - Западном Берлине. И этот город - в то время столица мирового шпионажа - был во многом благодаря Блейку совсем не под НАТОвским контролем. Особенно, когда Блейк предупредил о тайном туннеле, прорытом американцами. С его помощью те надеялись подключиться к советским коммуникациям и перехватывать все секретные сообщения. Подключились и долгое время перехватывали, проглатывая умело поставляемую прямо на блюдечке, дезинформацию.

Из-за предательства сотрудника польской разведки Блейк был в 1961-м арестован, приговорен к 42 годам тюрьмы. Но с помощью друзей - ирландцев через четыре года совершил невозможное: бежал из тюрьмы Уормвуд-Скрабс. Во время побега сломал руку, и все равно, отсидевшись на тайной квартире, был с риском для жизни перевезен через Западную Европу в хорошо знакомый ему Восточный Берлин, где и был встречен с распростертыми объятиями нашими разведчиками.

С 1965-го Джордж Блейк живет в Москве. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени. В отличие от других своих собратьев по разведке, получивших прописку в Москве, быстро приспособился к нашим условиям, с удовольствием откликается на сделавшееся привычным русское - Георгий Иванович. Женился на красивой женщине Иде, подарившей ему сына Мишу ростом 186 сантиметров. Работал на сугубо гражданской службе, хотя и не только. Хорошо и с милым акцентом говорит по-русски. Вот и наша беседа шла на нем неторопливо, и порой мы затрагивали темы сугубо философские.

Другие материалы о легендарных разведчиках читайте здесь