Она была староверкой, но сходила замуж три раза. Вторым браком - за Саввой Морозовым, третьим - за московским градоначальником. Спасла его от тюрьмы. Отстроила в Москве пышнейшие особняки, вложилась во МХАТ, родила четверых детей, ее салон расцветал первейшими именами, и, наконец, исполнилась ее мечта - она была торжественно записана дворянкой Резвой. После чего еще раз развелась.
Как пышно она цвела! Устроила усадьбу, почти Афины, с колоннами и портиками, центральным отоплением, ваннами и телефоном, знатными коровами и бесконечными пространствами. 500 яблонь, 300 вишен и множество парников.
Ее загородный телефон был первым в Москве. Этот-то телефон и погубил ее. В усадьбу ее "Горки", нынче Ленинские, въехал новый большой начальник, во флигеля - охрана, ибо ни у кого больше в окрестностях Москвы не было телефона и прямой связи с Кремлем.
А что же Зинаида Григорьевна? Лисица была выгнана, хотя еще весной 1918 года вроде бы все утрясла, получив охранное свидетельство от Республики на принадлежащий ей "дом с художественно-исторической обстановкой". Но дом понадобился властям.
А дальше была жизнь в коммунальных внутренностях Москвы. Еще 30 лет. До 1947 года. 10 лет жила продажей вещей. Наконец, мелкая пенсия от МХАТ. И четыре фамилии, притороченные к ней, как крылья: Зимина, Морозова, Рейнбот и, конечно, Резвая.
Способность обуздывать и усмирять никак не заснет в российской истории. И она же корчит странные гримасы. Дом был огромен, но Ленин умер в ничтожно малом будуаре Зинаиды Морозовой, у ее роскошного туалетного столика, у золоченого зеркала, идущего к самому потолку.
Она два года не дожила до того, как "Горки" открыли для всех.
А если дом - фантазия? Когда вы прячетесь в нем от обязанности жить слишком просто, буднично, быть никем? Бывает, человек возится всю жизнь с утюгами, биде или даже завозит газогенераторные двигатели, но внутри него - свежесть и небо. Тогда он строит дом, и ты прикусываешь губу, потому что хотел бы сам построить что-то такое, чтобы дитя, проходящее мимо, присвистнуло от удивления.
Иван Клодт (другой, не петербургский), технический пруссак, которому надлежит быть в наших мечтаниях заржавленным или чем-то вроде металлического штыря, построил в 1898 году буйный, сияющий, цветной дом, который разметался по Самаре. Был ли он сам внутри ребенок, строил ли для ребенка или же просто сошел с ума, но в этот дом, лет в семь, хочется залезть и пережить все то, что бывает в башенках и подземельях, в пламени и победе.
Торговец машинными маслами и асфальтом, лютеранин, сын пастора, сделал все это себе (ему стукнуло 50 лет) и сыну (ему было 13), а потом, конечно, нам, потому что дом был отнят, заставлен учреждениями и, наконец, - небеса восторжествовали - стал детской картинной галереей.
Когда едешь мимо какого-нибудь пустого холма, думаешь, каким было бы наслаждением замутить что-то остроконечное на самом его верху и запустить туда детей. Пусть секут воздух крыльями мельницы и возвышаются башни - для всех! Жизнь ребенка устроить так легко. Идите в особняк Клодта в Самаре - и сами все увидите.
А есть дома - спасение. Они выкормят и спасут вас в самые смутные времена. Захарий Френкель, известнейший гигиенист, академик, в 80 лет издал книгу "Удлинение жизни и активная старость" (1949), в которой, по сути, дал обещание прожить до 100+. И прожил 101 год, построив два дома, один в Петербурге в 1914 году на авторские гонорары в свои 45 лет, а другой в 80 лет, в Пушкине под Ленинградом, когда женился на своей давней возлюбленной.
"Если я и теперь, на 94-м году, еще сохраняю трудоспособность, выносливость и могу не устраняться ни от какой работы, - писал он в своих "Записках", - то я не могу приписать этого ничему другому, кроме как регулярному, по несколько часов утром, ежедневному физическому труду на "Полоске" (его первый дом). Десятки лет он вставал в 5 утра и несколько часов косил, рубил и копал, называя все это "дворницкими работами". "Возвращаясь после рабочего дня, я имел возможность в длинные летние дни еще часа два-три, до 10-12 часов вечера, так же, как и утром, предаваться работе в саду".
Френкель был выдающимся санитарным врачом. Он построил свой дом по всем правилам гигиены. Земли 15 соток. "Точно в намеченный срок костромские плотники Василий и Макар начали тесать хорошо высохшие за зиму бревна, и уже в марте на расчищенных от снежных заносов кирпичных столбах стал быстро расти сруб". 1-й этаж - 150 кв. м. Уже тогда, в 1914-м, он создал "автономное водоснабжение" для "кухни, уборной и ванной" с полной очисткой вод. "В ванной комнате были вбиты на глубину 7 м трубы с засасывающим воды абиссинским колодцем". "Отстаивая значение огнестойкого черепичного покрытия, я приобрел в Новгородском земстве черепицу и оплатил приезд мастера". Железные крыши хуже!
Не дом, а научный эксперимент - для того, кто хотел 100 лет тому назад строить города-сады. Именно это было мечтой Френкеля. И наша мечта - та же.
Дом дал ему возможность дважды пережить голод - в 1917- 1920 годах и в блокаду 1941-1944 годов. "15.09.42. Замерзли огурцы, тыква, кабачки. Опять бандитское нападение на грядки турнепса. Выборочно похищены самые крупные экземпляры. Ввиду мороза, а больше в предупреждение хищений, целый день убирал "урожай". Снял 10 кабачков, 6 головок цветной капусты, полную чашку мелких огурчиков. Снял всю египетскую свеклу (около 1 пуда), более 2 пудов кормовой свеклы и 1 пуд брюквы, до 6 кг кочанной капусты. После обеда выкопал картофель (три полных ведра) и снял более крупный турнепс. Осязательно ясно, что зиму не прожить с таким малым запасом овощей".
Дом был оставлен дочерям. В 1949 году в 80 лет он построил для новой семьи еще один дом в два этажа с "архитектурными добавками (колонны и пр.)", как требовали власти в Пушкине. "По привычке я работал с 5-6 часов. Меня увлекала возможность самому осуществить планировку дорожек, посадок, грядок. С приятным изумлением я убеждался, что могу еще хорошо переносить большую нагрузку физическим трудом".
Что сказать? Будем строить дома, не мы, так наши дети, будем до упаду заниматься "дворницкими работами", чтобы жить до 100+. Будем строить, будем делать мир и людей вокруг гораздо лучше, даже если думаем, что ни на что не можем повлиять. Никогда не знаешь, кому и когда передастся твое желание и умение строить, а не разрушать.