Вы были первой "моделью" Вячеслава Самодурова, когда он дебютировал в "Мастерской новой хореографии" Большого в 2006 году. За эти годы сотрудничество переросло в сотворчество?
Екатерина Крысанова: Да, мы знакомы давно, свою первую работу он делал на нас с Андреем Меркурьевым. Слава за эти годы набрался огромного постановочного опыта, у меня тоже появился большой багаж с совершенно разными хореографами. Но по-человечески, мне кажется, он совсем не изменился. И если когда-то Слава показывал, а я выполняла, то сейчас работа переросла в сотворчество. Мне кажется, он относится ко мне как к своему ученику, как к своему ребенку, когда он для тебя самый дорогой, самый бесценный, но спрос с него максимальный. Порой я даже сама не верю, что могу сделать то, чего ждет от меня Слава. С другими хореографами такое тоже бывает. Но случается и так, что за какое-то минимальное время до премьеры постановщик говорит: ты можешь добавить здесь и здесь, а там у тебя неинтересно, пусто. Важно научиться воспринимать это правильно. Поверить, что человек хочет не обидеть тебя, а показать возможные пути роста.
Балерина имеет право спорить с хореографом?
Екатерина Крысанова: Наше искусство считают молчаливым, но на репетициях истина часто рождается через споры, обсуждения - с партнерами, педагогами, хореографами. Мне всегда получить ответы на массу своих вопросов. Иначе я выстраивать роль не могу. Помню жаркую дискуссию с Алексеем Ратманским по поводу его "Ромео и Джульетты". Я говорила про какой-то жест: "Это так некрасиво, экспрессивно, здесь надо сделать плавно", а он меня убеждал: "Джульетта - горячая итальянка, Катя..."
В Большом театре у вас больше ста партий. Какие самые важные для вас?
Екатерина Крысанова: О, как интересно, сама я не считала. А ведь были еще гостевые выступления и за рубежом, и в России в тех партиях, которые я в Москве не танцевала. Называть что-то конкретное даже боюсь - что-то неизбежно забудешь. Но первое, что приходит в голову, - конечно, "Укрощение строптивой", поставленное Жан-Кристофом Майо на нас с Владом Лантратовым и труппу Большого театра. "Ундина", которую тоже делал Вячеслав Самодуров. Когда большие спектакли делаются непосредственно на тебя и твое имя связывается с ним навсегда, это здорово. Но для меня незабываемы, например, и "Утраченные иллюзии" Алексея Ратманского. На премьере я танцевала Флорину, а Корали - гораздо позже, хотя считаю Корали своей удачей.
Новые постановки чаще всего идут в Большом на Новой сцене. Есть разница, где танцевать?
Екатерина Крысанова: Когда начинается спектакль и притушен свет в зале, атмосфера не отличается. Зато по-разному ощущаешь масштаб, выходя на сцену. Но мы уже настолько к этому привыкли, что переключение происходит автоматически. С точки зрения затраты сил размер сцены совершенно не имеет значения. Иногда вписать себя в маленькое пространство сложнее, чем в большое, это отнимает дополнительные силы. Но мне всегда было мало места в любом зале, всегда нравилось летать, занимать все пространство.
Не планируете создать свой сольный проект?
Екатерина Крысанова: Чтобы сделать что-то свое, должен появиться профессиональный человек, продюсер.
Имеют ли значение для признанной балерины новые награды и номинации?
Екатерина Крысанова: Для меня это ни в коем случае не вторично. Конечно, не ради наград мы существуем в искусстве, но любое внимание для меня важно и мне приятно.
Екатерина Крысанова пришла в Большой театр в 2003 году после окончания Московской академии хореографии. У нее уже была коллекция наград крупнейших международных балетных конкурсов, но начинала она по традиции с кордебалета. Затем прошла все сложнейшие классические партии вторых солисток. В 2011-м названа прима-балериной театра. Как приглашенная балерина участвовала в спектаклях Мариинского театра, Балета Монте-Карло, Баварского и Берлинского балета.