Хотя, конечно, есть разные толпы. Вот толпа утренняя, легкая толпа. В ней приятно быть, и весь день - впереди. В булочной Филиппова "вокруг горячих железных ящиков стояла постоянная толпа, жующая знаменитые филипповские жареные пирожки с мясом, яйцами, рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем. Публика - от учащейся молодежи до старых чиновников во фризовых шинелях и расфранченных дам до бедно одетых, рабочих женщин. На хорошем масле, со свежим фаршем пятачковый пирог был так велик, что парой можно было сытно позавтракать" (Гиляровский. "Москва и москвичи"). Низкий поклон пятачковому пирогу!
А вот толпа праздничная в Ленинграде. Она совершает "символические действия". "Изумительная маевка 1920 г. С раннего утра по пушечному сигналу и под музыку военных оркестров десятитысячная толпа начала разбирать ограду Зимнего дворца. К двум часам работа была закончена. Огромные каменные глыбы и связи металлических решеток еще несколько лет спустя продолжали лежать на набережной. На Марсовом поле собралось 16 тыс. человек. Предстояло в один день превратить в сад каменистую, пыльную площадь. В углу поля беспрерывно играли оркестры. Ряд театров в полном составе пришли на площадь. Поэты Пролеткульта читали стихи. К шести вечера было посажено 60 тыс. кустов акаций и вербы. Сад зазеленел. Правда, очень ненадолго. К середине лета растения завяли". А потом Марсово поле засадили картофелем и капустой (Массовые празднества, 1926).
Как прекрасна толпа зевак! Скачут пожарные - "квадриги могучих лошадей", "экипажи ярко-красного цвета, сбруя с начищенными медными приборами, пожарные в сияющих касках". А за ними - бегом "толпы любопытных зевак и мальчишек". Летом 1914 г. в Неву зашли два британских крейсера. "Толпы народа с набережных и моста любовались необычным зрелищем. На английские военные корабли был свободный доступ". Значит - ажиотаж. Куча лодок, куча публики, крутящей маховики у корабельных орудий ("Повседневная жизнь Петербурга"). В Москве перестраивают подземную реку Неглинку, рядом - Большой театр, артельщики забивают сваи и - по поводу присутствующих дам - голосят непотребные частушки. Конечно же, "ржет публика и прибывает толпа"! (Гиляровский).
Но были толпы, в которые лучше не попадать. Владения кн. Голицыных. "Погром Зубриловки был назначен на 19 октября 1905 г. Во главе толпы шел крестьянин соседнего села, белый как лунь старик, с четырьмя сыновьями, владевший 100 десятинами земли; за ним следовали 12 телег для нагрузки награбленного добра. Старик шел уверенной поступью, держа икону в руках, в твердом убеждении, что исполняет волю Царя, повелевшего в три дня уничтожить и ограбить все соседние поместья. Погром начался с винного подвала, из которого выкатывались бочки одна за другой и тут же распивались. Когда все вино было выпито, озверевшая стихийная толпа ворвалась в один из флигелей и, облив мебель керосином и обсыпав ее порохом, подожгла. Покончив с флигелем, толпа ринулась на главный дом, точно таким же образом подожгла и его, а пока огонь разгорался, начала частью грабить, частью молотками и ломами разбивать в мелкие куски всю мебель, бронзу, фарфор и разрывать в клочки все картины и портреты, уничтожая все без разбора, что попадалось ей в глаза, в каком-то бессмысленном и беспощадном исступлении. Громадное багровое зарево освещало эту оргию разрушения" (Верещагин. "Памяти прошлого").
Толпа была остановлена "слишком поздно подоспевшими войсками".
В 1917 г. толпы стали прямыми участниками событий. "По улицам в мрачной вечерней тьме плыли густые толпы народа. Словно волны прилива, двигались они вверх и вниз по Невскому. Газеты брались с боя" (Джон Рид). Толпы были наэлектризованы. В них спорили день и ночь, собираясь кучками вокруг самозваных ораторов, в них стреляли, избивали до смерти и топили, устраивая самосуды, переворачивали трамваи, они питалась слухами, жадно впитывали любые зрелища, громили винные лавки и магазины, врывались в дома. Они решали, как жить дальше - на съездах, прокуренные, с тяжелым дыханием. И часто бывали голодны.
А вот толпа - победоносная. Штурм Зимнего. "Послышались командные возгласы, и в глубоком мраке мы рассмотрели темную массу, двигавшуюся вперед. Стояла полная тишина, нарушаемая только топотом ног и стуком оружия. Мы присоединились к первым рядам. Подобно черной реке, заливающей всю улицу, без песен и криков, прокатились мы под красной аркой. Мы вскарабкались на баррикады, сложенные из дров, и, спрыгнув вниз, разразились восторженными криками" (Джон Рид).
Или - гибнущая толпа. 9 января 1905 г. "За мной раздался вой и крики; оглянулся и вижу, что кавалерия, блестя палашами, летит на мост, и толпа бежит врассыпную. На Марсовом поле стали обгонять меня извозчики с ранеными. Беспомощно прислонившиеся к сопровождавшим фигуры в черных пальто с кровавыми пятнами то спереди, то сбоку производили тяжкое впечатление. Весь угловой полукруг у Александровского сада и камни под оградой были залиты кровью; кровь проступала всюду" (Минцлов).
Что сказать? Какой толпе мы принадлежим? В толпе мы теряем самих себя, мы стиснуты, мы внутри ее коллективного сознания, и оно ведет нас, даже если мы не принимаем его пути. Как из нее выбраться? У подлинно свободного человека - свой путь. Мы - не толпа, толпа - не мы. Как удержать свободный круг для движений и суждений - для самого себя?
Конечно, мы - не одиночки, мы - не острова. Есть особенная энергия в том, чтобы быть среди праздношатающихся. Можно восхищаться десятками тысяч слитых голов, их разноцветьем. И кажется иногда, что быть в толпе - это значит быть в блаженном забытье, погрузиться в удобное и теплое течение.
Но подлинная жизнь нас подталкивает к другому. Быть думающим, взвешивающим все обстоятельства. Пытаться докопаться до причин всего, что происходит, не оперируя явными мифами и отталкивая ложь. Быть осторожным с рисками, которые несет раздраженная толпа, быть тем, кто сам за себя, но вместе с тем за всех и ради блага всех. Идти по пути с толпой? Такой выбор? Да ради Бога! Но это должно быть свое решение, с полным пониманием всех последствий и страстей, которое оно несет. Так нам диктуют совесть и судьба.