Светлана Сергеевна, какое место занимает русское архитектурное наследие за пределами России в истории архитектуры ХХ века, в чем его ценность?
Светлана Левошко: Когда мы говорим об архитектуре русского зарубежья, то, конечно, имеем в виду и вклад архитекторов - выходцев из России в мировую культуру, и установление "мостов" между Россией и теми странами, где русские архитекторы оказались в эмиграции.
В вопросе о русском архитектурном наследии за рубежом речь идет не только о сооружениях, но и об общественной деятельности. Архитекторы всегда занимали активную позицию в русской диаспоре, особенно в период между мировыми войнами. Архитекторы из числа первой, послереволюционной волны эмиграции и являются в основном темой моего научного исследования. Позже, начиная с 1939 года, появляются представители второй волны эмиграции, они проявили себя в послевоенное время.
Занимались архитекторы в эмиграции не только своей профессиональной сферой, но и научной, педагогической, художественной деятельностью - в свете того, что собственно проектная работа в чужой стране была далеко не у всех. Как говорил Николай Иванович Исцеленнов, один из петербургских архитекторов, оказавшихся в Париже, карьера православного зодчего за рубежом - это некое мученичество. Существовала жесткая конкуренция с местным профессиональным цехом: найти свой заказ, делать то, к чему чувствуешь призвание, - намного сложнее, чем в своей стране. Поэтому часть из архитекторов эмиграции была вынуждена уйти в другие сферы деятельности или в другие виды творчества - иконопись, книжную графику, визуализацию чужих проектов и тому подобное. И, надо отдать им должное, в этих областях они также были на высоте.
Какие работы составляют основу архитектурного наследия русского зарубежья?
Светлана Левошко: Прежде всего это православные храмы. Православное зодчество - это всегда органическое воплощение национального стиля в своих разных проявлениях: русский, неорусский стиль, национально-романтические версии, сложившиеся под влиянием региональных особенностей. Тут надо учитывать, что в странах, куда уезжали русские архитекторы - во Франции, Финляндии, Сербии, Чехословакии, странах Прибалтики, в США, - у тамошних православных общин были свои приходы и церкви, построенные местными мастерами, зачастую без профессионального образования, под мощным влиянием существовавшей там архитектурно-строительной традиции и регламентирующих требований соответствующей страны. Требований было предостаточно: где и как размещать храм в городской среде, каких размеров он должен быть, какие отделочные материалы можно использовать и даже какой формы должны быть главы... Поэтому православное творчество русских архитекторов-эмигрантов - это и поиски национального стиля в новых культурных условиях, и развитие православного зодчества той страны, куда они приехали. И новые формы, новые достижения, особенно важные в силу того, что в СССР в это время никаких храмов не строилось.
Православные церкви имели для русской диаспоры огромное значение, превосходящее непосредственно религиозные потребности: они становились местами, где оказавшиеся вдали от родины люди встречались, общались, поддерживали друг друга, без чего вообще невозможно существование диаспоры.
Очень заметную роль русские архитекторы-эмигранты сыграли в Югославии в 1920-е годы, поучаствовав в придании Белграду, небольшому тогда городу, настоящего столичного масштаба. Наши соотечественники, в том числе выпускники Института гражданских инженеров (ныне СПбГАСУ), смогли задать тон тому, чтобы пространственно и образно сделать Белград европейской столицей. Недаром в Белграде недавно установлен памятник архитектору Краснову. А Фетисов, выпускник ИГИ и императорской Академии художеств, проектировал в Загребе; кроме того, он подготовил не одно поколение архитекторов в Загребском университете. Считается, что архитектор Павел Иванович Жестовский, получивший профессиональное образование уже в эмиграции в 1920-е годы в Пражском политехникуме, где преподавала и русская профессура, положил начало современной архитектуре Афганистана, сочетавшей европейскую архитектуру с местной строительной традицией. Десять лет работал главным архитектором Кабула.
Были среди эмигрантов и искусствоведы, историки архитектуры, ставшие основателями журналов, архивов, галерей славянского искусства, Византоведческой комиссии, как, например, в Праге.
Сильной была и русская инженерная школа. Те, кто не смог найти постоянной архитектурной работы, зарабатывали инженерно-строительными расчетами гражданских и промышленных сооружений. Например, уже в послевоенные годы вышеупомянутый художник-архитектор Николай Иванович Исцеленнов в последние годы жизни работал инженером строительного общества Кандаурова, занимался расчетами парижского небоскреба "Башня Монпарнас".
Среди архитекторов, снискавших известность и славу, внесших большой вклад в архитектуру русского зарубежья, - работавший в Париже в 1920-1930-х годах Иван Фидлер. У него было два архитектурных образования: французское - специальная архитектурная школа (ЕSА) и русское - Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). Плюс он практиковался в мастерской Жолтовского. Его называли "самым модным архитектором столицы искусства", "архитектором для зезд", "певцом комфортной жизни". Он впервые использовал плоские крыши многоэтажных домов для озеленения, что потом стало традиционным во французской столице. Некоторые из его парижских произведений считаются "хрестоматийными" в истории европейской архитектуры 1930-х годов.
Какое влияние русское архитектурное наследие за рубежом оказало на современную архитектуру?
Светлана Левошко: Приведу характерный пример. Потомственный русский архитектор Иван Николаевич Кудрявцев в 1950-1970-х годах строил православные церкви в Финляндии. Эти храмы в неорусском стиле представляют собой произведения современные, в духе исторического времени (что читается, конечно, людьми, понимающими современную архитектуру): формы псковско-новгородские, но технология, отделка, функциональная программа, инженерные новации, интерьеры делают эти объекты уже модернистическими, принадлежащими своей эпохе. И вот мы видим произведения Кудрявцева: православные храмы в Хельсинки, на новом Валааме, потом смотрим на русские православные храмы, построенные в Германии уже немецкими авторами, или на православный храм, который недавно возвели в Париже (Свято-Троицкий кафедральный собор, освящен в 2016 году. - Прим. ред.), - и понимаем, что это уже модернизированная традиция. Это модернизм начала XXI века.
Есть в истории русского наследия и такое удивительное явление, как "метаморфозы идентичности". Работая здесь, в России, особенно на пограничных территориях, некоторые зодчие были под влиянием местных традиций - как, например, на Карельском перешейке с его карело-финской архитектурой. Но когда они эмигрировали в другую страну, то заявляли себя представителями исключительно "русской школы". Один из ярких примеров - Александр Игнатьевич Владовский. В Санкт-Петербурге он работал в северном модерне. Но эмигрировав в Эстонию, последовательно продвигал там петербургскую академическую школу. Он даже получал несправедливые упреки за то, что намеренно педалирует "петербургский стиль" (академическую школу) в среде ищущей свою национальную идентичность молодой Эстонской республики. Но при этом именно ему поручали самые крупные заказы - такие как военный госпиталь эстонской армии в Таллине и другие. К нему обращались во время реставрации Екатерининского дворца в Кадриорге, потому что за такими архитекторами стояла мощная академическая школа и она обогащала стилевой спектр застройки.
Метаморфозы идентичности с русскими архитекторами за рубежом происходили и в другую сторону: впитывание местных традиций - аккультурация. Архитектура - коллективное творчество. Архитектор не может творить, как художник, запершись в своей мастерской. Если у тебя заказчики, мастера-строители, материалы - местные, то влияние всего этого на архитектурное творчество неизбежно.
Что происходило с русской архитектурой за рубежом в послевоенные десятилетия?
Светлана Левошко: Это связано уже со второй волной эмиграции. В годы Второй мировой войны и после нее русские люди оказались не только в Европе, но и в США, Австралии, на других континентах. Яркий след эта волна оставила в православном храмостроительстве, особенно в русской Америке. Там появились и выдающиеся архитектурные объекты, и произведения иконописи. Архитекторы разрабатывали интерьеры храмов, преподавали в иконописных мастерских. Среди имен следует выделить архитектора Романа Николаевича Верховского, который, поработав в Белграде, переехал в 1937 году в США. Его особенное достижение, кроме православной архитектуры, - как раз иконостасы в модерновой стилистике. Они стали своего рода вершинами, непревзойденными до сих пор. Кроме того, Верховской разрабатывал проекты православных храмов для Греческой, Сербской и Болгарской церквей, создал проект первого буддистского храма в США.
Ощущали ли русские зодчие за рубежом влияние советской архитектуры, например конструктивизма?
Светлана Левошко: Сейчас мы называем это явление "русским авангардом", но когда он появился, то считался всеми, конечно, советским авангардом. Например, в Чехии, где была своя сильная архитектурная школа, архитекторы были просто в восхищении от того, что делают в Советской России в 1920-е годы. Приезжали знакомиться воочию, общались с советскими архитекторами. И были очень разочарованы, когда в 1932 году в СССР произошел поворот от так называемого формализма к неоклассическому наследию. А пока этого не произошло, две выдающиеся художественные школы - советский ВХУТЕМАС и немецкий "Баухаус" - взаимодействовали друг с другом, были лидерами мировой архитектуры. Представители двух этих школ профессионально общались между собой.
Местные европейские архитекторы с глубоким интересом воспринимали идеи советского авангарда. Но русские эмигранты первой волны все эти авангардистские новации из СССР отторгали, не сочувствовали, как говорили, "подсоветским" архитекторам. Они в большинстве своем "консервировали" традицию, сохраняли то, что привезли из дореволюционной России. Бесконечно это продолжаться не могло: после войны русские архитекторы за рубежом уже работали как модернисты.
Как сегодня изучается наследие русских архитекторов за рубежом?
Светлана Левошко: Архитектурное наследие русской эмиграции изучается по историческим меркам пока очень короткий срок - последние 20 лет. И этот процесс сталкивается с большими проблемами выявления объектов и их атрибуции: здания видоизменяются, надстраиваются, просто сносятся, для атрибуции требуется работа в архивах за рубежом, тесные контакты с местными учеными, а в некоторых странах темой русского наследия занимаются серьезно (например, в Сербии, Китае), и так далее. Но тем не менее можно говорить о том, что есть ряд достойных исследований: как у нас, в СПбГАСУ, так и в филиале ЦНИИП Минстроя России научно-исследовательском институте истории и теории архитектуры и градостроительства, в Санкт-Петербургском государственном университете, Амурском государственном университете, Тихоокеанском государственном университете. Пусть единичные, но пишутся и защищаются диссертации на эту тему, в том числе под моим научным руководством. Так что определенная традиция уже складывается.
Реклама
СПбГАСУ