Эта вторая самостоятельная работа режиссера Пола Уилкинса навеяна, как настаивает автор, такой классикой, как "Отвращение" Поланского или "Сияние" Кубрика, где точно так же психологический ужас сплавлен с паранормальным и уже невозможно отделить жуткую мистику от не менее жуткого бытия. Герой картины - известный, но впавший в творческий кризис писатель Гиллигер Грэн (Люк Мабли) никак не может приступить к написанию очередного романа.
Пытаясь сосредоточиться и найти источник вдохновения, он едет в уединенное поместье на лесной поляне, которое принадлежало его отцу - гораздо более знаменитому романисту, и где прошло его детство. И надо сказать, эти первые эпизоды вступления героя на территорию его подернутого тленом прошлого говорят о серьезных потенциальных ресурсах фильма: напряжение сгущающегося ужаса чувствуется в каждом кадре. И не только напряжение.
Вероятно, каждому знакома боль от соприкосновения с осколками ушедшего родного мира, от старых фото, где "мама молодая и отец живой", от этой родительской постели, похожей на саван, от стен отчего дома - молчаливых свидетелей всего, чего больше нет. Поэтому так остро отзываются в сердце эти, казалось бы, немилосердно затянутые, но гипнотически действующие сцены.
Но вот Грэн садится за работу - пытается найти первые фразы будущей книги, и рвет один начатый лист за другим. И вздрагивает от грохота у входной двери - кто-то колотится, рвется войти, истеричный женский голос чего-то требует. С явлением не в меру агрессивной незнакомки Джейн (Андреа Дэк) начнется фантасмагория с участием то ли призраков прошлого, то ли реально существующих загадочных персонажей.
Под заполненной ржавой водой кухонной раковиной обнаружится тайник, где перед тем, как свести счеты с жизнью, отец-писатель спрятал свой последний незаконченный роман. И тогда сын вспомнит шок детства, когда отец сжигал свои рукописи, то ли неудачные, то ли казавшиеся ему чем-то опасными. С этими опасностями теперь он столкнется лицом к лицу.
Пугающие видения фильма легко оборачиваются ночным кошмаром: повешенный оказывается живым, роковой выстрел - безрезультатным, убитая Джейн еще не раз навестит и отца, и сына, и уже нельзя понять, что здесь пришло из незаконченного романа, а что свершается наяву.
Такого рода фантазии для их авторов удобны тем, что - безбрежны: мало ли что пригрезится во сне. Тревожит, будоражит, пугает их настойчивость: вот только что отлегло от сердца - и тут же новый поворот все наши предположения обнулит, опрокинет, дезавуирует. Этот фильм нельзя объяснить словами, как нельзя объяснить Пятую симфонию Бетховена с ее "Так судьба стучится в дверь".
Что за судьба, зачем стучится и что из этого произойдет - это все мы там слышим в музыке, но не в словах. Так и здесь: увидим в смене изображений, в крупных планах оператора Робина Уэнари, услышим в молчании великолепного актера Люка Мэбли и в тревожном саундтреке Рэйчел Джемисон. А рационально объяснить, что там произошло, в удаленном от шумного мира ранчо, все равно не сможем. Ни другим, ни себе. И не надо - важно прочувствовать.
Потому что это фильм об опасности, которую несут нам пробудившиеся в душе демоны. О том, как искусство способно этих демонов размножать, культивировать и тиражировать вместе с книгой, спектаклем, фильмом. О соблазне коммерческого успеха, способном стать началом безумия. О врачебном принципе "не навреди", который в той же мере должен быть принципом любой публичной, влияющей на массовое сознание фигуры - писателя, журналиста, режиссера, живописца. И отец героя, знаменитый литератор, вероятно, потому и сжигал свои рукописи, таил от людей обуревавшие его образы, что чувствовал опасность распространения зла. Ибо герои книг, как еще Пушкин заметил, имеют свойство жить самостоятельной жизнью, повинуясь логике своих натур, уже не очень зависящей от их автора.
Родственность фильма "Сиянию" Стэнли Кубрика очевидна: в обеих картинах носитель разъедающих душу демонов - писатель, в обеих никто не сумеет отделить исчадия больного подсознания от реальности, в обоих столь важную роль играет память детства. И я не случайно в связи с этим фильмом потревожил тени великих - Бетховена, Пушкина, того же Кубрика. Конечно, не стоит ждать от гипнотической картины Уилкинса таких же потрясений - тщательно выделанная во всех компонентах, она вряд ли останется в истории кино. Но в биографии нового для нас режиссера, думаю, станет важной ступенью к новым открытиям.