Лазги - национальный танец, родившийся около трех тысячелетий назад в древнем Хорезме, территории которого сегодня делят Туркменистан и Узбекистан. Это государство стояло на Великом шелковом пути и соединяло многие народы Средней Азии.
Старинный хорезмский танец, который сохраняют узбекские танцовщики, вобрал в себя импульсы и ритмы разных культур. Несколько лет назад ЮНЕСКО внесла лазги в список нематериального наследия человечества. Сегодня он становится послом современного Узбекистана.
Спектакль, привезенный в Москву, не пытается передать историю лазги - он стремится передать его объединяющую суть, не требующую перевода красоту и захватывающую энергию. Вероятно, поэтому автор идеи проекта Саида Миразиёева собрала для его реализации большую интернациональную команду.
Музыку, в которой сочетаются национальные мелодии и объединяющий минимализм Стива Райха, аранжировал живущий в Германии канадец Дэвидсон Джаконелло.
Сценографию, тоже минималистичную, многозадачную и символичную, доверили японке Йоко Сеяме. Над костюмами работал российский художник Фрол Буримский. Консультантами постановки стали выдающиеся узбекские мастера танца Гульнора Мусаева и Гавхар Матякубова. Объединил их в команду автор либретто и хореограф Раймондо Ребек, в недавнем прошлом известный немецкий танцовщик, ныне работающий как балетмейстер и хореограф.
Когда занавес открывается, атласный покров сцены песочного цвета в сумеречном свете создает впечатление прокаленной солнцем пустыни.
Мелодия задает строгий монотонный ритм, и танцовщики начинают двигаться в нем - сначала одними ладонями, плечами, руками. Вместе с ними двигается и ткань, словно песочные барханы. Сцена, обрамленная золотом и красным бархатом, обретает очертания бескрайней пустыни, в которой почти теряются силуэты артистов.
Эффект достигается слаженными усилиями всей сценической команды, важная роль в которой принадлежит художнику по свету Тиму Вацлавеку и видео-дизайнеру Ору Сарфати.
Идеей постановщиков было соединить танец древний и актуальный, рассказать о традиции и истории с помощью самых современных театральных средств, сделав свой спектакль проводником идеи, что лазги - танцующая душа узбекского народа, а жизнь души невозможна без любви.
Либретто, со свойственным большинству балетных историй простодушием, пытается рассказать историю о том, как современные люди попадают в музей естествознания и там, разглядывая витрины с персонажами ушедших эпох, сталкиваются с Шаманом, который открывает им сущность национального танца, а вместе с ним - историю всего народа.
Узбекский балет, в постсоветскую эпоху почти пропавший с театральных радаров, сегодня переживает новое рождение. Несколько лет с труппой Большого театра в Ташкенте работал один из лучших российских педагогов, Андрис Лиепа. Следы его пребывания распознаются в стремлении к академизму и точности исполнения. Но там, где Раймондо Ребек использует танцевальный язык Ханса ван Манена и других мастеров европейской неоклассики, труппе сложно угнаться за его требованиями, особенно в массовых сценах. Там же, где танцовщики вырываются на простор национального танца, они ощущают свободу и естественность.
Чтобы почувствовать, что этот танец у них в крови, не нужно быть специалистом в хорезмском танце. Их стремление полностью отдаться этому движению, стать частью танцевального потока и заставляет публику поверить, что лазги - действительно танец души и любви.