- Вот так бы век -
- на насыпи стоять
- в предгорьях Киева,
- у земляничной дачи,
- и сытный дым паровика
- вдыхать,
- и заходиться в кашле,
- точно в плаче.
Татьяна Глушкова
Из стихотворения "Август 1945 года".
Уважаемый Дмитрий!
Мне запала в память ваша статья "Тот стих, что сердце бередит...". Я большой любитель поэзии, но имя Татьяны Глушковой раньше не знал.
Теперь ее стихов мне уже не хватает. Но где бы я ни искал ее стихи за 1993 год, не мог найти, даже в крупных библиотеках. А интернету я в таких вопросах не очень доверяю.
Ю.Н. Ширанков
Москва
3-4 октября 1993 года, в разгар беды, меня в Москве не было. Приехал 6-го утром. То был переезд нашей семьи из города в город. Так совпало.
С заспанными детьми на руках, с чемоданами и коляской мы протащились сквозь Павелецкий вокзал и вышли на площадь, где ветер лениво шевелил обрывки газет.
Город был не похож сам на себя. Землисто-серые фасады, густо заляпанные объявлениями о продаже того-сего. Набережные, затянутые то ли туманом, то ли гарью. Примолкшие улицы. Лишь проскулит где-то милицейская сирена, и опять тишина. Что-то собачье, пришибленное, в фигурах прохожих, спешащих поскорее нырнуть в метро. В подворотнях мелькают понурые тени.
О тех днях написаны уже романы, снят фильм. Но мне кажется, что честнее всего о трагедии 1993 года говорят стихи, тогда же и написанные. Это стихи поэтессы Татьяны Михайловны Глушковой.
Она родилась 21 декабря 1939 года в Киеве в семье физиков. Во время войны вместе с бабушкой оказалась в оккупации. В 13 лет Таня осталась сиротой.
Закончила Литинститут. Работала экскурсоводом в Михайловском. Вышла замуж за сказочника Сергея Козлова. Говорили, что бесстрашная (а при этом ранимая и колючая) Татьяна навеяла мужу образ главного героя для "Ежика в тумане".
Осенью-зимой 1993 года стихи Глушковой москвичи переписывали от руки, передавали друг другу, а кто-то упрямо писал ее строки на стенах и заборах. Днем эти строки замазывали коммунальщики; утром они вновь бросались в глаза.
Валентин Курбатов, подружившийся с Глушковой еще в юности, так писал о ее стихах 1993 года: "Она не была бы русским поэтом, если бы не взяла железное перо свидетеля... Мы... торопимся забыть эти постыдные дни и уж забыли, забыли, но это написано поэтом, и теперь уже неустранимо из истории.., как бы ни гнали тот позор из памяти. Это названо так точно, так страшно, что и сожженная рукопись уже будет гореть в небе напоминанием: "Есть Божий суд!" И это не мстительность, не срыв сердца, это голос чести..."
А еще Валентин Курбатов говорил: "Ей ведомо было предчувствие грядущих обвалов, утрат, осыпей... Если бы мы умели слышать..."
Прав был мудрый Валентин Яковлевич. Сегодня стихи Татьяны Глушковой, как ночные фары, выхватывают из тьмы не только прошлые, но и нынешние беды.
- И выпало нам
- дивное богатство -
- всё, что любили,
- разом потерять,
- и в чистом поле
- беженцами зваться,
- и в теплом пепле -
- родину искать...
Останкино, 3 октября
- Флоренцией казалась мне Москва -
- коварной, воровской, средневековой.
- В садах шуршала ржавая трава,
- и мнился раной каждый лист кленовый.
- Флоренцией казалась мне Москва -
- бесстыжею ловушкой, западнею.
- Цвели в эфире лживые слова,
- поил эфир цикутой, беленою.
- А затемно, когда ударил залп
- близ розового мертвого палаццо,
- я онемела, как кандальный раб,
- не смеющий ни мстить, ни разрыдаться.
- Что выдумать, что делать мне - одной,
- не ведающей яростной науки:
- всего-то за душой и под рукой
- лишь боль - да гармонические звуки!
- Но поутру, когда упал солдат
- последний наш, и вроде - взятки гладки,
- под окнами прошел крылатый Дант
- в пропахшей адским чадом
- плащ-палатке.
7 ноября 1993
Из стихотворения "Сороковины"
- ...Снег забинтует раненую Пресню.
- Смотри: кругом бело, и ветер стих.
- Больная совесть обмирает с песнью:
- "Их души водворятся во благих!"
- Так хор летит!.. И небеса отверсты
- для слов любви, мольбы - для слез одних!
- И внемлют облака, и слышат звезды:
- "Их души водворятся во благих!"
- ...И ты молись, дитя в промерзлой шубке,
- и ты, старик, - за правнуков своих...
12 ноября 1993
Покидающим Родину
- И потянулись за море они -
- за теплым кровом или сладким хлебом,
- и бортовые лайнеров огни
- едва видны под непроглядным небом.
- Я не сужу. Что проку - сторожить
- бурьяном полоненную руину?
- Я не грущу. И здесь-то не прожить:
- куда уж - сердцем обживать чужбину!
- Я не гляжу в их мудрые глаза,
- не слушаю их праведные речи.
- Я вынесу - горящие леса,
- сам небосвод, обрушенный на плечи!..
- Я пожалею их в последний миг,
- когда поверят: минула расплата.
- Но даже на тебя, мой нищий стих,
- придется им коситься воровато.
21 декабря 1993
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru