Евгений Писарев теперь уже опытный и признанный оперный режиссер. Согласны с таким утверждением?
Евгений Писарев: Скорее, я ощущаю себя востребованным оперным режиссером, но точно никак не корифеем оперы. Хотя парадоксально, но факт: в нынешнем сезоне я вообще не ставлю драматические спектакли. Зато согласился на три названия в трех оперных театрах Москвы - поддался на уговоры коллег, которые в течение многих лет просили меня что-то сделать у них.
Таким образом, осенью я занят "Адрианой Лекуврёр" Чилеа в Большом. Зимой ставлю "Не только любовь" Щедрина в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сначала меня просили поставить "Прекрасную Елену" Оффенбаха или какую-нибудь другую оперетту. Я не хотел. А вот от предложения поставить оперу Родиона Щедрина, где такая мощь - юмор и трагедия одновременно, не смог отказаться.
А под конец сезона главным для меня будет "Почтальон из Лонжюмо" Адана в "Новой опере" - вещь, за которую, признаться честно, я браться не хотел: мне казалось, это немыслимая белиберда - непонятно, за что схватиться. Но тут случилось концертное исполнение в качестве превью. И вдруг я увидел, что это совершенно очаровательная белиберда - может, та самая белиберда, которой нам так не хватает. И мне действительно стоит рискнуть, заняться легким жанром внутри этого высокого искусства.
Так что получается, что пока только мой друг Дима Бертман не зовет что-то поставить в "Геликоне"...
Наверное, дружба и работа - две вещи несовместные...
Евгений Писарев: Видимо, так оно есть. Но, может, именно за этот год я обрету уверенность и основательнее проникну в глубины оперного жанра. Хотя в данном случае я иду за судьбой - в мире оперного театра я абсолютно точно фаталист. Все, что происходит со мной в опере, - во многом сюрприз. Я и предположить не мог, что мой первый спектакль в Большом "Свадьба Фигаро" будет жить так долго. Он в репертуаре уже почти девять лет, его любят и певцы, и публика.
С другой стороны, помню, как мне не хотелось браться за "Мазепу", потому что я ничего не понимал в русской опере... Но оказалось, что это очень интересно, и я рад, что спектакль смотрится как блокбастер и идет с успехом. К тому же в нем появились такие интересные исполнители, как Динара Алиева, Владислав Сулимский, Дмитрий Ульянов. А разве я мог мечтать, что у меня в "Севильском цирюльнике" будет петь Ильдар Абдразаков!
Вы отслеживаете процесс ввода новых исполнителей в свои спектакли?
Евгений Писарев: У меня, к сожалению, здесь нет влияния. Я и не настаиваю - Большой театр живет по своим законам, здесь свое расписание и своя политика. И обычно если спектакль живет, составы становятся только лучше. Я в оперном театре заметил, что никто не хочет долго репетировать, отдавая одной работе два месяца и теряя другие контракты. Предпочитают несколько репетиций - и вскочить уже в следующий блок премьер. Могу ошибаться, но, полагаю, замечательный Эльчин Азизов, с которым мы прекрасно работали в "Мазепе", и я очень хотел видеть его и в "Адриане Лекуврёр", - именно по этой причине и оказался не занят в премьере.
В драме все совершенно по-другому работает. И если, например, в моем спектакле "Зойкина квартира", не дай бог, Александра Урсуляк не сможет выйти на сцену, спектакль будет отменен. А в опере любому солисту найдут замену. И это надо воспринимать как данность. В драме большинство режиссеров возьмут в команду актера, который будет хорошим членом компании, а не того, кто сыграет гениально, но все на фиг разрушит. Поэтому в художественном смысле, на мой взгляд, оперный театр - более честный. Здесь нельзя любое решение объяснить, прикрываясь режиссерским видением, так как исполнитель здесь должен обладать совершенно определенными талантами и умениями.
Но без форс-мажора работы в театре не бывает.
Евгений Писарев: Естественно. И я заметил, что трудности, ограничения и неожиданности всегда мобилизуют, провоцируют на спонтанные творческие решения. Даже если обстоятельства заставляют нервничать, это рождает адреналин, необходимый в работе. Люди думают: "Какой крикливый режиссер!" А режиссер таким образом и себя будит, и остальных заводит - что же делать, если репетиция начинается в 10 утра...
Ваша "Адриана Лекуврёр" - она какая? В ней читается диалог с легендарной постановкой Александра Таирова или оммаж Алисе Коонен - чтобы возникла художественная связь между Театром Пушкина и Большим?
Евгений Писарев: Есть огромная разница между оперой и пьесой. Таиров, спектакль которого никто из нас не видел, мне кажется, усилил "хрустальность" пьесы, поставив изысканный, практически кукольный спектакль с живыми артистами. В годы, когда все надевали красные косынки, он занимался огранкой бриллиантов. Это очень подошло пьесе "Адриана Лекуврёр", которая на сцене Камерного театра шла с огромным успехом 30 лет. Таиров вообще ставил спектакли такие "нерусские", за что и поплатился. В опере же музыка многое меняет, делает эту историю очень яркой, страстной и уж никак не "хрустальной".
А что касается Коонен, она, например, читала монолог Федры в абсолютной статике. А Динара Алиева, с которой мне очень интересно работать, поначалу испугала меня темпераментом... А во втором составе - Светлана Лачина, певица совсем другой природы и иного опыта. Но это тоже закон репертуарного театра: репетировать с двумя звездами невозможно. Так что здесь не стоит искать аналогий.
Про что для вас опера "Адриана Лекуврёр"?
Евгений Писарев: Про любовь, интриги, страсть. И уж точно не про театр. Потому что мелкие уколы менее успешных коллег Адриане Лекуврёр - цветочки и ягодки по сравнению с играми, в которые играет светское общество. И этот момент в опере только усилен. И еще. Всем уже надоели современные адаптации. Поэтому никто не будет делать селфи с Адрианой - звездой, пришедшей во дворец на тусовку, где она влюбилась то ли в депутата, то ли в министра - сразу все превратится в сатирическую ерунду... В трудные времена, думаю, театр должен рассказывать красивые и сильные истории, способные подарить те переживания, что вытеснят хотя бы на считаные часы наши повседневные волнения.