Эдуард, во времена коротких текстов вы бросили вызов читателю - в вашей дилогии "снарк снарк" почти 1500 страниц. Не боялись, что такой объем отпугнет читателя?
Эдуард Веркин: Нет, не боялся. "Снарк" книга, с которой хорошо бы звучать на одной волне. Если созвучие есть, то объем значения не имеет. Если книга отклика не находит, то мучиться дальше двадцатой страницы смысла нет. Если автор уважает читателя, то о его комфорте он думает в последнюю очередь.
Из-за столь объемного материала вам пришлось выработать для себя новую систему труда. В чем она заключалась?
Эдуард Веркин: Не думать о том, сколько осталось до финала. Если каждый день держать в голове, что до окончания работы три года, два года, год, то до финала дойти будет нелегко. А еще я решил не стричься, пока не закончу. И не стригся. Это стимулировало.
Действие в романе происходит в городе Чагинск, а роман Евгения Водолазкина называется "Чагин". Мистика, не иначе…
Эдуард Веркин: Такие совпадения случаются гораздо чаще, чем кажется на первый взгляд. Чем сложнее устроено общество, чем плотнее информационные потоки, тем чаще фиксируются подобные совпадения. Особой мистики тут нет, феномен синхроничности необъясним, но вполне реален, наблюдаем, и описан, в частности, Юнгом. Кстати, о таких странных совпадениях рассказывает следующая моя книга. Надеюсь, она скоро выйдет. Во всяком случае, работа над ней в стадии завершения.
А почему Чагинск? "Чага" - грибковый нарост на березе, то есть Чагинск - этакий нарост, который некоторым персонажам хочется стереть с карты страны, который вымирает и скоро станет не городом, а поселком городского типа, а вскоре, возможно, и совсем исчезнет…
Эдуард Веркин: Город так называется в честь своего великого сына - адмирала Антиоха Чичагина, флотоводца, культуртрегера, гигиениста. Или в честь чрезвычайно полезного гриба чаги, который лечит буквально "от всего". Или… Кто теперь разберет. В России много городов и сел с интересными названиями. Мне Чагинск не хочется стереть, я сам родился и жил примерно в таком. А то, что они постепенно исчезают… я это медленное грустное растворение с детства наблюдаю, но на современном этапе развития техники и общества оно неизбежно. Возможно, на новом витке технологического прогресса, с изобретением более совершенных транспортных систем, малые города возродятся, пока же вектор урбанизации останется прежним.
Но ваша книга - довольно жесткая сатира о провинции. Смешно, но и очень больно. Вы ведь тоже не житель мегаполиса. На ваш взгляд со времен Салтыкова-Щедрина ничего не изменилось в маленьких городах?
Эдуард Веркин: Почему не изменилось, изменилось. Порой сама суть города поменялась, если во времена Салтыкова-Щедрина города без исключения был промышленным, торговым и транспортным центром, то в наши дни это уже не всегда так. Появился феномен туристического малого города, и иногда и административного малого города. Меняется среда, люди меняются, после распространения быстрого Интернета различия между небольшими городами и мегаполисами стираются быстрее, отток населения, молодежи увеличивается. Расцвела вахта, как образ жизни, а это весьма поменяло облик провинции.
Ваша дилогия отсылает к произведению Льюиса Кэрролла "Охота на Снарка". По одной из версий под этой охотой Кэрролл подразумевал погоню за счастьем, которого нет. Среди ваших героев едва ли найдется счастливый, вам тоже близка такая трактовка? Или это все же неуловимое зло, с которым ничего невозможно поделать?
Эдуард Веркин: Название возникло, когда большая часть книги была уже готова, и название это весьма удачно вписалось в мир книги. А счастье есть, и счастливые герои тоже есть, Аглая и Роман люди вполне счастливые. Неустроенные, но счастливые. И со злом они борются, как могут, уменьшают его количество.
Тогда вот еще одна параллель. Только ленивый не сравнил ваш роман с "Твин Пиксом" Дэвида Линча. Вопрос "Кто убил Лору Палмер" долгое время мучал огромную аудиторию и некоторых разгадка разочаровала. Не страшно было, что такой же эффект получится?
Эдуард Веркин: Некоторые читатели сделали правильные выводы и ответ на вопрос нашли. Гораздо интересней не вычислить, кто убил Лору, а найти тех, кто ее не убивал.
"Правда и ложь в наши дни слились до степени тождественности. Так что нет никакого смысла говорить неправду. Смело говорите правду - вам все равно никто не поверит", - уверен ваш герой. Виктор пишет книгу в жанре "локфикшен", но, по сути, он создает фейк, в первой части они с Хазиным, как Хлестаков, сочиняя на ходу, выдумывают историю города. А в чем, на ваш взгляд, дело: мы скучно живем, что постоянно врем?
Эдуард Веркин: Герой рассказа Виктории Токаревой "День без вранья" говорит, что говорить правду можно только когда живешь по правде. В противном случае или ври, или клади трубку. Литература и есть фейк, фикшн, вымысел, с разным процентным содержанием правды. А Виктор писатель, вранье для него часть профессии. В его голове не выключается писательский модуль дополненной реальности, который эту реальность комментирует, приукрашивает, а порой и искажает ее восприятие. А поскольку Виктор писатель неплохой, он еще (иногда невольно) окружающую реальность формирует, что особенно заметно во второй книге. "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется", и Виктор убеждается в этом на собственном опыте.
К слову, о неплохом писателе Викторе. Он автор романа "Пчелиный хлеб", а у вас была книга "Пчелиный волк". Еще мы знаем, что он писал книгу про зомби, у вас про них тоже есть… Насколько Виктор это вы?
Эдуард Веркин: Пожалуй, в той же степени, что и всякий другой писатель. У Виктора хорошо развито воображение, одно из главных писательских качеств. Поглядев на вещь, он легко сочиняет ей судьбу, посмотрев на освещенное окно, он без труда представляет себя в нем. В этом мы, наверное, схожи. Но различий тоже немало.
В конце дилогии Виктор впадает в какую-то безнадегу, садится перед телевизором и ничего не хочет. Получается русский человек вынужден все время либо бежать, как Роман и Аглая, либо смиряться с окружающей его действительностью?
Эдуард Веркин: Напротив, Виктор совершает осознанный и весьма действенный поступок. Вместо того, чтобы по привычке бежать, он остается, опасаясь, что пришло время принять от старухи Снаткиной стопудовую ложку. Он остается, позволяя другим уйти в безопасность, спастись. Перспективы его не радуют, вот он и не весел. Но это не смирение, скорее, наоборот, вызов.
Вас принято считать больше автором, который пишет для подростков. А какая аудитория вам ближе, для кого интереснее писать? И есть ли вообще разница?
Эдуард Веркин: Мне дорога любая аудитория, хотя в любой литературе книги для детей и подростков все-таки важнее, они про будущее. Разницы особой нет, если ты берешься за книгу, то значит, она тебе интересна, значит, ты хочешь, чтобы она появилась. Я довольно долго писал для подростков, и за это время у меня скопилось несколько идей взрослых книг, хорошие идеи, стоят того, чтобы их реализовать. Но при этом у меня начали возникать идеи для подростковых книг, к тому же есть несколько незаконченных текстов.