Коренной москвич, он родился в Москве и ушел из жизни в Москве. Его прах покоится на Новодевичьем кладбище. На могиле - скромный каменный обелиск с восьмиконечным православным крестом.
Так случилось, что в этом году мы отмечаем сразу несколько памятных дат, связанных с Владимиром Лакшиным. Это и 90-летие со дня его рождения, и 30 лет, как его не стало... 60 лет назад вышла его первая книга, ставшая событием в отечественной филологии, - "Толстой и Чехов". И тогда же в 1963 году была написана его статья "Иван Денисович, его друзья и недруги", которая была опубликована в январской книжке "Нового мира" за 1964 год и стала одной из самых важных и заметных критических статей 60-х годов.
Конечно, все эти юбилеи ни о чем не говорят. Но они нужны, чтобы вспомнить человека, внесшего огромный вклад и в критический процесс 60-х, и в русскую филологию как исследователь Александра Островского, Льва Толстого, Антона Чехова, Михаила Булгакова, и в историю русской журналистики как соратник Александра Твардовского в "Новом мире" и как редактор "Иностранной литературы".
Я удивился: они были ровесниками с Андреем Вознесенским. Лакшин родился 6 мая 1933 года, а Вознесенский - 12 мая. Удивился потому, что поэт-"шестидесятник" Вознесенский очень легко представляется мне молодым, задиристым бунтарем, а вот критик и филолог Лакшин в это представление никак не укладывается. Он пришел в литературу уже абсолютно зрелым человеком со сложившимся умом, характером, типом поведения.
Вот его статья "Иван Денисович, его друзья и недруги". Кажется, в 1963 году ее написал не тридцатилетний сотрудник "Нового мира", а умудренный опытом журнальный стратег, понимающий, что стоит на самом деле за публикацией этой повести Солженицына и кто стоит за ее "недругами". Собственно, так и было: не только Твардовский, но и его ближайшие сотрудники по журналу принимали в публикации этой вещи самое непосредственное участие и прекрасно знали, как трудно проходила она в печать, сколько в это было вложено редакционной политики, как Твардовскому приходилось убеждать вышестоящее начальство, что повесть советская, вполне в духе последних решений КПСС.
Владимир Лакшин и Игорь Виноградов - два главных, "титульных" критика "Нового мира", безусловно, были не только критиками, но и стратегами, знавшими, как можно произведение использовать для более широкого разговора и даже для косвенного влияния на тех, кто там, "наверху", принимает решения: как стране развиваться дальше, сколько свободы позволить можно, а сколько - нельзя.
Моему литературному поколению, входившему в жизнь уже в 90-е годы, это кажется чем-то странным, даже немного смешным. Мы уже твердо знаем, что ничего непосредственно в жизни страны литературой - а уж тем более критикой! - изменить нельзя.
Но вот я заглянул в эту давнюю статью и вдруг увидел, сколько в ней актуального. Ведь, конечно, повесть Солженицына "Один день Ивана Денисовича" в то время приобрела популярность в основном благодаря "теме". А Лакшин пишет: "Дело здесь не в теме, а в таланте, то есть в чувстве правды автора и умении нам эту правду передать". Но ведь именно благодаря этому этот солженицынский шедевр и дожил до наших дней. И еще - это тождество таланта и правды. Талант там, где правда.
Я вдруг обратил внимание, что в этой статье Лакшин делит критику на нормативную и аналитическую. "Коротко говоря, нормативный подход состоит в том, что у критика еще до знакомства с произведением, о котором он будет судить, готовы понятия обо всем, что касается этого произведения".
Господи, да это в точку в сегодняшнюю "критику", когда о любом произведении писателя судят не по его тексту, а по "контексту", в котором этот писатель пребывает. Свой круг, не свой. Своя тусовка, не своя.
Конечно, и в 60-е годы это разделение на "своих" и "чужих" было. Но была и аналитическая критика, ярким примером которой были статьи Владимира Лакшина и Игоря Виноградова. А потом - Игоря Золотусского, Льва Аннинского, Аллы Латыниной, Сергея Чупринина, Вадима Кожинова, Евгения Сидорова...
Статьи Лакшина в "Новом мире" зачитывались до дыр. Как точно заметила Наталья Иванова: "Лакшин не был диссидентом, но и не было ни одного диссидента, который бы не прочитал Лакшина".
И конечно, он был филологом до мозга костей. Кажется, даже в его внешности было что-то филологическое. Начиная с его первой книги "Толстой и Чехов" и заканчивая удивительной книгой "Интервью и беседы с Львом Толстым" (1985), где он впервые показал нам яснополянского отшельника глазами газет. Он сделал для русского литературоведения и литературного просветительства невероятно много!
Его статьи и книги о Чехове, Льве Толстом, А.Н. Островском, Михаиле Булгакове были самыми заметными событиями нашей культурной жизни. И здесь Лакшин выступал уже не как стратег, а как рыцарь русской словесности, о которой, я думаю, хотя не знал его лично, у него были отчетливые представления как о важнейшей составляющей человеческой жизни.
Так или иначе, фигура Лакшина и как критика, и как филолога, и как неустанного просветителя (вспомним его потрясающие программы на ТВ о русских классиках) сегодня видится огромной и неповторимой. Такого масштаба любителя русской словесности, наверное, больше не будет...