Известный мне аналог - знаменитое эссе Иосифа Бродского "Полторы комнаты". На мой взгляд, никому не удалось рассказать о своих маме и папе с такой высокой нотой искренности, любви, горечи, счастья и понимания, как Бродскому. Возможно, этот текст - реквием прощания с мамой и папой, сыновний поклон с дистанции зрелого возраста, - не знаю. Для меня "Полторы комнаты" отвечают на многие вопросы, которые как сыну и отцу не дают мне покоя и по сей день.
Кто они - родители Бродского?
Папа - Александр Иванович - офицер, капитан военно-морского флота, фотокорреспондент и фронтовой журналист. Мама - Мария Моисеевна - бухгалтер по профессии. Однако она была прекрасно образована, в совершенстве знала немецкий, много читала, разбиралась в искусстве.
Как я теперь понимаю, главное в их отношении с сыном состояло в том, что они любили его, старались его понять даже тогда, когда это было непросто сделать. И еще. Они прекрасно знали, в каком обществе живут, и всеми силами старались, чтобы их сын не поранился в столкновении с острыми углами советской жизни.
Известно, что в пятнадцать лет Иосиф бросил школу. Как они отнеслись к этому? Если бы мне пришло в голову сказать своим родителям, что я больше не пойду в школу - вряд ли вы читали бы теперь эти заметки. И хотя Мария Моисеевна была огорчена, а Александр Иванович разразился саркастическими фразами, никакого скандала, тотальной ссоры и оскорблений сына не было. Никто из них не указал ему на дверь. Они старались его понять. Они его любили. Вот строки самого Бродского из "Полутора комнат".
"…именно он (отец - прим. Ю.Л.), столкнувшись со мной на улице средь бела дня, когда я прогуливал уроки, потребовал объяснений, и я ответил, что у меня чудовищно болят зубы, тогда он отвел меня в стоматологическую поликлинику, где я заплатил за свое вранье двумя часами чистого ужаса. Но опять же, именно он встал на мою сторону на педсовете, когда меня грозились выгнать из школы за плохую дисциплину. "Да как вы смеете! А еще мундир нашей армии носите!" - "Флота, сударыня, - ответил папа. - А защищаю я его потому, что я его отец. В этом нет ничего удивительного. Даже животные защищают свое потомство. Так и Брем говорил".
У Александра Ивановича и Марии Моисеевны хватило сил и духа защищать сына и тогда, когда он был арестован и предстал перед судом по обвинению в тунеядстве. И тогда, когда наш советский суд определил ему меру наказания - ссылку на принудительные работы в Архангельской области. Понимали они тогда, что их сын - замечательный поэт? Вот как пишет об этом сам Бродский.
"Они считали, что я не тем занимаюсь, беспокоились за мои дела, однако изо всех сил меня поддерживали, потому что я их сын. Потом, когда мне удавалось где-нибудь что-нибудь напечатать, они бывали довольны, а иногда и гордились; но я знаю, что окажись я просто графоманом и неудачником, их отношение ко мне ни на йоту не изменилось. Меня они любили больше, чем себя, и скорее всего вообще бы не поняли моего чувства вины к ним. Главное было - хлеб на столе, чистая одежда и здоровье. Это их синонимы любви, и они - лучше моих".
У Иосифа Александровича было больное сердце. Собственно, оно и остановилось двадцать восьмого января ровно двадцать восемь лет назад. Двенадцать раз родители пытались повидать сына, зная о его болезни. Двенадцать раз брежневские чиновники отказывали им в этом, полагая путешествие мамы и папы в Америку "нецелесообразным". Они так и не увидели своего сына, так и не узнали о его триумфе лауреата Нобелевской премии по литературе, так и не прочитали его книг, изданных в СССР. Зато нам теперь дано узнать горькую и счастливую историю этой семьи. Возможно, затем, чтобы в очередной раз извлечь простые и вечные уроки: надо, несмотря ни на что, постараться понять своих родителей; надо, несмотря ни на что, любить своих детей.