Керенскому 36 лет, и от буйств 1917-1918 гг. ему еще предстоит спастись. У него была на редкость длительная жизнь. Он еще успел встретить 100-летие Ленина.
"Мы должны войти в историю, чтобы на наших могилах написали: они умерли, но никогда не были рабами" (бурные продолжительные аплодисменты) ("Речь Керенского делегатам с фронта").
Сколько раз он в своих мемуарах вспоминал об аплодисментах! "Я забрался на стол и начал свою речь. Конец ее потонул в бурных аплодисментах. Когда я спрыгнул со стола, делегаты Совета подняли меня на плечи и пронесли через всю Думу до самых дверей той комнаты, где заседал Временный комитет. Я торжествовал победу". "Мне трудно описать то впечатление, которое произвели мои слова. Могу лишь сказать, что они затронули сердца моих слушателей и наполнили их новой надеждой". "В глазах молодых людей я выглядел героем и буквально млел от их восторгов". "Счастливая ликующая толпа" - это он о себе (Керенский А. "Россия на историческом повороте").
"Как сейчас вижу Керенского, стоящего спиною к шоферу в своем шестиместном автомобиле. Кругом плотно сгрудившаяся солдатская толпа. Среди нее офицерские фуражки и погоны. Керенский в ударе: его широко разверстые руки то опускаются к толпе, как бы стремясь зачерпнуть живой воды волнующегося у его ног народного моря, то высоко поднимаются к небу. Заклиная армию отстоять Россию и революцию, Керенский требует, чтобы и ему дали винтовку, что он сам пойдет впереди, чтобы победить, или умереть" (Степун Ф. "Бывшее и несбывшееся").
Не дали. Не взял.
"Приливная волна жертвенного настроения вздымается все выше: одна за другой тянутся к Керенскому руки, один за другим летят в автомобиль георгиевские кресты, солдатские, офицерские. Бушуют рукоплескания. Восторженно взвиваются ликующие возгласы "за землю и волю", "за Россию и революцию", "за мир всему миру". Где-то подымаются и, ширясь, надвигаются на автомобиль торжественные звуки марсельезы" (там же). Это был настоящий культ личности, хотя и ненадолго.
Оказался слаб? Не удержал власть? Он никогда не признавался в своих ошибках! Только внешние силы, только не зависящие от него обстоятельства вырвали у него власть! "Германо-большевистская коалиция" - не больше и не меньше! "Крайне важно было вырвать власть до того, как Временное правительство получит возможность заключить совместно с союзниками почетный мир. Интересы Ленина и германского Генерального штаба снова совпали. Немцам нужен был переворот в Петрограде. Для Ленина немедленный мир с Германией сразу после захвата власти был единственным средством установления диктатуры" (Керенский А. "Россия на историческом повороте").
Или: "Сегодня, спустя 48 лет, я с полным основанием могу сказать, что несмотря на три года войны и блокады, демократическое правительство, которое посвятило себя служению народу, не удалось бы свергнуть, если бы борьба с ним велась честно, а не при помощи лжи и клеветы. Разнузданная кампания дискредитации как Временного правительства, так и меня лично во время Корниловского мятежа, несомненно, стала одним из важных факторов разрушения демократии в России" (там же). "Компрометация наших идеалов", "дискредитация меня лично", "лавина лжи и клеветы", "клеветническая антиправительственная кампания" - вот они причины потери власти.
А еще? "Целью отдельных заговорщических групп сделалось стремление "устранить" меня. Мне был известен случай, когда уже был брошен жребий кому исполнить "приговор" и только случай предотвратил дальнейшее" (Керенский А. "Дело Корнилова").
Он - страдальческая сторона. "Я все время был на страже". Вечно не успевающий за событиями субъект. "Всегда думающий и говорящий правильно, - он так считал, - но тот, кого всегда опережали внешние силы. Корнилов? Попытка военной диктатуры в августе? Это Корнилов во всем виноват! "Действительно только 27 августа сделало возможным 25 октября. И в этом подлинное великое преступление, неискупимый грех перед родиной, наивных фантастов, искусных политиков и просто дерзких авантюристов, взявшихся спасать Россию "Белым Генералом" (Керенский А. "Дело Корнилова").
А как он выглядел со стороны? Вот "Петербургский дневник" Зинаиды Гиппиус, желчной, язвительной, но - чудесной владетельницы русского языка.
28 апреля 1915 г. "Вдруг приносят букет красных цветов и записку. Убеждаемся, что она от Керенского. Скажите пожалуйста! Да еще такая восторженная! Впрочем, в нем есть что-то гимназическое, мальчишеское, в нем самом, что, должно быть, и мило в нем".
5 апреля 1917 г. "Я верю Керенскому, лишь бы ему не мешали".
20 мая. "Он - настоящий человек на настоящем месте".
9 августа. "Что же сталось с Керенским? По рассказам близких - он неузнаваем и невменяем".
14 августа. "Керенский - вагон, сошедший с рельс".
23 августа. "Стоит шофер, в буквальном смысле слова: гетры, картуз. Оказывается Керенским". Гетры и картуз.
1 сентября. "Керенский - самодержец - безумец".
8 октября. "Когда история преломит перспективы, - быть может, кто-нибудь вновь попробует надеть венец героя на Керенского. Но пусть зачтется и мой голос. Я говорю не лично. И я умею смотреть на близкое издали, не увлекаясь. Керенский был тем, чем был в начале революции. И Керенский сейчас - малодушный и несознательный; а так как фактически он стоит наверху - то в падении России на дно кровавого рва повинен - он. Он. Пусть это помнят. Жить становится невмоготу".
5 ноября. "Да, фатальный человек; слабый герой. Мужественный предатель. Женственный революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови - убийца. И очень, очень, весь - несчастный".
Да, кто не справился, тот не виноват. Вали все на внешние силы. Они подстерегают из-под кустов. Во всем виноваты они. Ты не мог ничего сделать, так сложились обстоятельства, хотя ты - лучше всех, сильнее всех, драгоценнее всех. И именно так - без вины виноватым - ты должен остаться в памяти народа. Если удастся, конечно. Ему это не удалось.
Впрочем, как часто мы киваем на внешние обстоятельства. Может быть, даже это - народная привычка. Но как-нибудь нужно спросить себя, может быть, в старшем возрасте, со всей ли хитростью и ловкостью мы жили, со всем ли искусством управлять собой, чтобы быть только сильнее и чтобы наша личная жизнь никогда и ни при каких обстоятельствах - не пошла вразнос.