Он - Иван Бунин, мэтр, лауреат Нобелевской премии, во многих красках (позолота, сияние лета) нам рассказал в своих "Темных аллеях", как прекрасно жить и как можно вечно любить, никогда не переставая. Всё о любви. Сделал он это в эмигрантских журналах и сборниках (Париж, Нью-Йорк) в ту губительную эпоху (1937-1944 гг.), когда, может быть, только любовь могла спасти, если повезет.
Они были впечатлены друг другом. Он: "Милая, дорогая сестрица, снова кланяюсь Вам в ножки за Ваши добрые слова ко мне - спасибо, спасибо, спасибо!" (Бунин - Тэффи, 23 февраля 1944 г). "Выходит будто странно - будто мы обмениваемся комплиментами - да как же иначе быть? Вы кое-что - да и больше - цените во мне, а я, повторяю, клянусь Богом, всегда, всегда дивился Вам - никогда за всю жизнь не встречал подобной Вам! И какое это истинное счастье, что Бог дал мне знать Вас! Но - точка, а то наговорю лишнего - тем более что уже второй час непроглядно темной, проклятой ночи без единого огня, как будто во всем мире, в мертвой тишине, среди которой иногда ни с того ни с сего частым, частым стуком бьют пулеметы. Горячо целую Вашу руку" (19 мая 1944 г.).
Но какае же разная у них любовь! Вот сюжет: некто Платонов (Тэффи) плывет по Волге на пароходе, чтобы встретиться с женщиной, конечно, замужней и тайком ("Флирт"). Ночная река, каюта, счастье временного бытия. "На другой день должна была сесть на пароход - всего на несколько часов, на одну ночь - Вера Петровна". Так и происходит, но на судне ей встречается племянник мужа, который радостно вопит: "Тетичка! Вот так суприз! Вы в деревне здорово разжирели! Бока какие! Прямо постамент". Далее следует трагическая сцена, когда племянник весь вечер не отстает от тетички, гонит ее спать от ночной сырости, восклицая: "Я вас, тетичка, провожу и будут всю ночь у двери дежурить, а то вы еще снова выскочите и непременно живот застудите", и на утро "после холодного прощанья" Вера Петровна в одиночестве сходит с парохода.
Между тем по пароходу бродит малолетняя жена капитана (он - серый, мрачный, ей 17 лет) и живо интересуется Платоновым, ибо тот служит "святому делу помощи страдающему человечеству". По ночам на палубе он рассуждает с ней на "возвышенные темы, иногда даже сам себя стыдясь. - Ну и здоровая же брехня!". "Маленькая капитанша поворачивалась к нему вся целиком, как цветок к солнцу, и даже ротик открывала". А потом дает ей номер своего телефона в Петербурге, и, когда она приедет учиться (капитан обещал отпустить ее осенью), просит позвонить, обещав, что по голосу узнает ее. "Разве можно забыть его? голосок ваш нежный! Просто скажите - это я".
И вот зимой, когда прошла осень, зазвонил телефон и раздался женский голос: "Это я! Я! Я!". На что он, конечно, спросил, кто это, ибо ему некогда решать загадки.
"Значит, вы не узнали моего голоса? - с отчаянием ответила собеседница".
Тут Платонов назвал Веру Петровну.
"Вера Петровна? Вот как. Если так, то ничего... Мне ничего не нужно.
И вдруг он вспомнил:
Да ведь это маленькая! Маленькая на Волге! Господи, что же это я наделал! Так обидеть маленькую!
- Я узнал! Я узнал - кричал он в трубку, сам удивляясь и радости своей и отчаянию. - Ради Бога! Ради Бога! Ведь я же узнал!
Но уже никто не отзывался".
Комедия положений, масса лиц, два сумасшедших поворота сюжета - это Тэффи. А кем она была сама в этом игрушечном рассказе? Никем, хотя так сладостно читать, столько мелочей.
Но вот вступает Бунин. Тоже пароход, тоже Волга, тоже где-то есть муж ("Визитные карточки"). И бродит по пароходу, от кормы до носа, "пассажир первого класса, человек тридцати, недавно прославившийся писатель", высок и крепок, "в дорогой и прочной обуви, в черном шевиотовом пальто". Вдруг хмуро улыбается: "показалась поднимавшаяся из пролета лестницы, с нижней палубы, из третьего класса, черная дешевенькая шляпка и под ней испитое, милое лицо той, с которой он случайно познакомился вчера вечером". Обмен любезностями, завтрак вместе и, "сидя с ней в столовой, чокаясь рюмками под холодную зернистую икру с горячим калачом, он уже знал, почему так влечет его она, и нетерпеливо ждал доведения дела до конца".
Мужской рассказ. Никакой хитрости. Никаких отчаянных поворотов. Спокойное следование к конечной цели. "Он в коридоре обнял ее. Она гордо, с негой посмотрела на него через плечо. Он с ненавистью страсти и любви чуть не укусил ее в щеку. Она, через плечо, вакхически подставила ему губы". Ну и так далее. А потом, конечно, "сжав зубы, она лежала с закрытыми глазами и уже со скорбным успокоением на побледневшем и совсем молодом лице". Как закончить? Обычно. Прощай навсегда, но буду помнить всю жизнь. "Перед вечером, когда пароход причалил там, где ей нужно было сходить, она стояла возле него тихая, с опущенными ресницами. Он поцеловал ее холодную ручку с той любовью, что остается где-то в сердце на всю жизнь, и она, не оглядываясь, побежала по сходням в грубую толпу на пристани". Бунин, сам Бунин, был там, не игрушечное дело, было дело на пароходе, помнил, поминал.
Мы - совершенно разные. Венера и Марс. Она - и он. Хитросплетения - и непреклонный шаг. Вот Тэффи: жены, мужья, любовники и любовницы трижды меняются местами - и дело с концом, все счастливы, а если несчастливы, то бодро следуют вперед. А вот Бунин: никаких поворотов, прямое, сильное течение. Он и она столкнулись ненароком - минор, мажор, сплелись - расстались, ужас исчезновения, всему конец. "Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи". Ее не забыть, адью!
Никто из сильной половины человечества не написал бы:
"Грызутся злые кошки
У злых людей в сердцах,
Мои танцуют ножки
На красных каблучках".
Это - Тэффи, умница, женщина, радость.
А это, конечно, мужской стих:
"И стройна, высока
с преклоненными взорами Ева,
И к бедру ее круглому
гривою ластится Лев
И в короне Павлин
громко кличет с запретного Древа
О блаженном стыде
искушаемых дев".
Это - Бунин, вечный Бунин, всегда существующий, дарящий нам радость.
Какое счастье, когда есть Венера! Какая радость, когда тот, кому 82, может написать той, кому за 80: "Целую Ваши ручки и ножки!". Это Бунин - Тэффи (10 сентября 1952 г.).