В русской литературе всегда были значимые и связанные между собой временем и поставленным им вопросами пары имен - Толстой и Достоевский, Цветаева и Ахматова. Думаю, что сложится пара Шолохов и Платонов. И уже сложилась - Ревякина и Долгарева.
Историк Владимир Муравьев как-то писал, что вопрос "Кого ты больше любишь, Толстого или Достоевского?" является тестовым в русской культуре. Я думаю, что про остальных это верно тоже. Если поставить такой вопрос про донбасских Анн, то я больше люблю Долгареву.
Для меня именно ее стихи были первым обезболиванием присутствия в трагической военной реальности Донбасса и Новороссии. Они становились живыми щупальцами моей собственной души, которая не может еще понять и принять - не по книжкам, не в жанре фикшн - реальности военного противостояния с огромными человеческими жертвами. Это они помогли мне осознать важность ощущения своей - нашей - стороны, без которого душа и разум блудят, где хотят. Для меня ее стихи та самая влажная ткань, через которую можно дышать насыщенной гарью ежедневных трагических новостей.
"Дождь кончился.
"УАЗик" увязал.
Был воздух от огня прокипяченным.
"А шансов, в общем, не было", - сказал
Мне штурмовик из бывших заключенных", - разве это не стоит тысячи холодномудрых рассуждений о людях на войне.
Поэзия, поднявшаяся на Донбассе, как и философские тексты, которыми отозвалось на фронтовую судьбу своего города луганское Монтеневское общество, как стихи Лены Заславской, футуристика Глеба Боброва, предугадавшего характер военных действий на СВО, философия Андрея Коробова-Латынцева, ушедшего после 2014-го воевать - это ведь знак того, что мы правы.
Культура, настоящая культура поднимается обычно на почве истины и правоты. Не всходит солнце большой поэзии и большой мысли на лжи. Исключения возможны, но, как правило, они и остаются странными исключениями.
Поэтому так дороги нам сегодня донбасские стихи Ревякиной и Долгаревой.
И на документальный украинский фильм "Двадцать дней в Мариуполе", понятно, что политически обоснованно отмеченный в Голливуде, мы отвечаем в том числе и спектаклями по стихам Анны Долгаревой и донбасских поэтов.
Худрук Нового Театра Эдуард Бояков, по традиции предваряя премьеру спектакля в своем стиле, который всегда предполагает напоминание о миссии, сказал, что он чуть ли не первый строит в России частный репертуарный театр. И поэзия будет его ключевым звеном. Для этого он и открыл в Новом Театре под-театр "Поэзия. doc", выбрав в качестве эпиграфа к проекту строку из Бродского: "Бог сохраняет все, особенно - слова".
"По законам поэзии существует не только сама поэтическая строфа, но и архитектура, композиция, картина, мизансцена, дубовый лист, перо павлина, - объяснял он зрителям в преамбуле к спектаклю. - Современная поэзия помимо красоты еще дает нам уникальную информацию о сегодняшнем времени и сегодняшнем языке… Поэтическая строфа способна объяснить больше, чем многотомный роман. И потому сама формулировка - Поэзия.doc. - отражает парадоксальное сочетание документальности и художественности".
Спектакль получился хорошим. Не свалился в стихотворную декламацию и не запутался в иллюстративной инсценированности чувств и слов. Все три женщины на сцене - актрисы Анна Большова и Юлия Волкова и сама Анна Долгарева читали стихи и дневник-рассказ по книгам. Вышло очень органично.
Актриса Анна Большова на 12 лет старше Анны Долгаревой, актриса Юлия Волкова - на 6, но к концу спектакля - и это было самым большим потрясением, доказывающим, что театр не игра и изображение, а сверхреальная реальность - Анна Долгарева казалась старше, чем они обе. На две или три жизни.
"Она меняется на протяжении спектакля, проходя путь, который мы видим своими глазами, - говорит режиссер спектакля Александр Легчаков, добавляя, что существует противоречие между поэзией и личностью поэта. - Поэзия - масштаб, личность - нечто земное, реальное. Приблизившись, можно потерять высоту поэтической мысли. Но здесь была именно такая задача: погрузиться в личную жизнь поэтессы, которая с невероятной искренностью раскрылась перед драматургом".
А драматург Вадим Авва добавляет, что поэзия Анны "один из тончайших скальпелей этой войны за сохранение русской жизни, православия, русского менталитета, русских стариков, детей".
Я думаю, что многие из стихов Анны Долгаревой, спустя годы будут петь и читать, как поем и читаем мы более полувека "Бьется в тесной печурке огонь" или "Темная ночь".
А сейчас они звучат как первый поминальный плач 21 века. Как поэтическое отпевание.
Аня поминает и своего погибшего "Паганеля" - любимого и любящего ее так, что всё последнее свое в случае гибели он просил товарищей передать ей. И они передали. И провели ее к нему. ("Я целовала его в мертвые твердые губы, я надела ему кольцо на негнущийся палец").
И сибирских воинов. ("Только слышно, как ночью плачет Катунь-река. По сибирским воинам: просит вернуться").
И всех других. И чуть ли не поименно.
Включая Серегу-водопроводчика ("И Серега приходит в рай - а куда еще?").
Огромная цена у этого поэтического поминания. Не меньшая, чем само участие в войне.
"Меня называют валькирией спецоперации,
Потому, что я в вечность, в вечность пытаюсь вытащить.
В вечность, неподвластную никакому рацио,
Наших павших, хоть ты поле после них вытопчи".
Поскольку у нас остается еще немало вытаптывающих поле памяти на тот или иной манер, надо читать и слушать Долгареву. Мужественную, плачущую, попадающую в больницы с нервным истощением. И снова мужественную. И снова плачущую.