Вспомнил об этих словах французского гения после чудовищной трагедии в "Крокус Сити Холле", и, скажу честно, они лишь усилили боль. Со смертью невинных людей невозможно смириться, даже если верить в то, что они, безвинные, попадут в райские кущи. Смерть - это смерть.
Театральные залы, в которых дают представления, где все понарошку, где актеры, играющие погибших во время спектакля героев, всегда в финале выходят на поклоны и благосклонно принимают восторженные аплодисменты зрителей, не раз становились местом реальных трагедий. Равно как и концертные площадки. Но такой безжалостной кровавой бойни, как произошедшая в минувшую пятницу, в нашей истории, пожалуй, не было. Чужая преступная воля превратила алчных убийц в зомби, не различающих зла. И если их не остановили священные книги ислама, разве расслышали бы они мудрость Фирдоуси или Саади?
Искусство не спасает от смерти. Не защищает от боли. Не примиряет с небытием. В смерть можно не верить лишь до той поры, пока она не становится частью личного опыта. И здесь метафизика становится бесплодной.
Быть может, у людей ХХ века, когда они создавали и ЮНЕСКО и Международный институт театра после Второй мировой войны, было больше прекраснодушия, чем у нас сегодняшних. Больше веры в культуру - религиозную и светскую, которая формирует систему запретов, не позволяющую творить зло. Хотя они пережили самую страшную войну в истории, в которой героический гуманизм бросил вызов нацистскому расчеловечиванию. Великая культура не спасла немцев от чудовищной национальной трансформации, изменившей представление о добре и зле. От преступлений, которые до сих пор продолжают мучать совесть и сознание. Созданная нацистами в оккупированной Европе индустрия смерти, унесшая миллионы жизней, создавалась и обслуживалась теми, кто любил Моцарта и Гете. Проще всего назвать их нелюдями. Но здесь не годятся простые ответы. Как ни горько это признавать.
После Второй мировой войны слова Теодора Адорно, выдающегося философа франкфуртской школы "Писать стихи после Освенцима - варварство..." повторяли многие. Но не переставали писать стихи. Не переставали сочинять музыку, ставить спектакли и кинофильмы. И в этом тоже был вызов небытию. Это был их ответ расчеловечиванию. Они не знали другого. Хотя многие деятели культуры воевали с оружием в руках, они верили в силу слов, звуков, образов. Как писал Давид Самойлов: "Перебирая наши даты,// Я обращаюсь к тем ребятам, //Что в сорок первом шли в солдаты//И в гуманисты в сорок пятом".
Именно поэтому в 1948 году в Праге по инициативе Джулиана Хаксли, известного биолога-эволюциониста, который был первым генеральным директором ЮНЕСКО, и Джона Бойнтона Пристли, выдающегося английского прозаика и драматурга, был создан Международный институт театра. Пристли хорошо понимал разрушительную угрозу нацизма, военную и идеологическую. С июня 1940 года он обращался к своим согражданам в еженедельной радиопрограмме "Постскриптум". По популярности в Великобритании он уступал разве что Уинстону Черчиллю, и не только потому, что критиковал британского премьера с левых, социалистических позиций. Его слово особенно остро звучало во время гитлеровских бомбежек Англии. Впрочем, он был по настоящему известным писателем еще с 1929 года, когда в свет вышел его роман "Добрые товарищи", одно из самых пленительных произведений о цирковых и театральных артистах, кочующих по английской провинции. Он верил в созидательную силу искусства, его авторитет привлек под знамена новой международной организации лучших театральных деятелей мира. С некоторыми из них - Жаном-Луи Барро и Розамунд Гилдер (она на протяжении десятилетий была одной из самых влиятельных театральных критиков в США) - посчастливилось познакомиться в 1973 году, когда работал репортером журнала "Театр" на проходившем в Москве ХV конгрессе МИТ. Столица СССР и во времена холодной войны была театральной Меккой. Еще были живы по-настоящему великие актеры и режиссеры, прямые ученики Станиславского, Немировича-Данченко, Вахтангова, Мейерхольда, Таирова. Им было что сказать городу и миру. На московский конгресс съехались лучшие представители театрального дела планеты, для которых девиз "Театр как средство взаимопонимания и укрепления мира между народами" не был пустословием. Они верили в магическую власть сценического искусства, в его способность находить путь к пробуждению и умножению человечности. При всех идеологических различиях профессионалы, когда говорили о своем высоком ремесле, находили общий язык. И считали свое занятие одним из самых человечных на свете.
А может быть, они просто заговаривали смерть? Отводили ее от себя и от своих зрителей? Успешно до той поры, пока в зрительный зал не врывались убийцы?
В день профессионального праздника людей театра, наверное, жестоко задавать подобные вопросы. Искусство развивает человеческую индивидуальность, пробуждает воображение и интеллектуальные способности, все это многократно доказано учеными. Но способно ли оно защитить от небытия?
Знаю лишь одно: жить на этом свете без театра было бы значительно хуже.