Елена Николаевна, по индексу административного давления Свердловская область опустилась за год с 20 места на 44-е. Как это соотносится с успешным внедрением инвестстандарта?
Елена Артюх: Индекс не говорит о том, что деловая среда ухудшилась: сам интегральный показатель изменился лишь с 3,48 до 3,95. Роль сыграл эффект высокой базы, что подтверждает и статистика жалоб на проверки: 5,2 процента после 12-15 в предыдущие годы. Перед нами результат реформы контрольно-надзорной деятельности и моратория на плановые проверки.
Подходы изменились по всей стране. Так, у Ространснадзора доля профилактических мероприятий сейчас составляет 97,2 процента от общего числа, у Роструда - 92, у Росздравнадзора - 88,8. Вместе с тем многие структуры по-разному понимают, что такое профилактика, по-разному принимают возражения, нередко проверки заменяют выездными обследованиями, выросли штрафы в антимонопольной и таможенной сферах. Мы подготовили поправки в законодательство о госконтроле, работа над ними продолжается.
В прошлом году на первое место вышли жалобы на правоохранительные органы: 20,5 процента против 12 в 2022-м. С чем это связано?
Елена Артюх: В первом квартале 2024 года их доля снизилась до 13 процентов, посмотрим, что будет дальше. Объективно жалоб на незаконное уголовное преследование бизнеса в последние годы становится меньше. Сейчас вектор смещается в другую сторону: предприниматели-потерпевшие недовольны бездействием правоохранителей.
Казалось бы, что проще: написал заявление в полицию об экономическом преступлении. По Уголовно-процессуальному кодексу на проверку и вынесение решения дается 10 дней, в отдельных случаях - 30. Но выносят отказ, иногда по 8-10 раз подряд. Я не могу процессуально вмешиваться в таких случаях, поэтому привлекаю внимание к проблеме областного прокурора. Спасибо коллегам, реагируют оперативно. В прошлом году мы добились возбуждения уголовного дела о краже у юрлица, еще одного - о присвоении или растрате и четырех дел по фактам мошенничества. Везде значимые суммы. Еще несколько десятков дел находятся на дополнительной проверке. Добросовестный бизнес вправе рассчитывать на защиту силами уголовной юстиции.
Жалоб на налоговые органы поменьше, но тоже существенно - 16,1 процента.
Елена Артюх: Количество обращений по налоговому контролю и администрированию на уровне инспекций растет последние три года: нарушались сроки проверок, акты выдавались с опозданием, необоснованно запрашивалось много документов, принимались несоразмерные обеспечительные меры. Ситуация требовала коррекции, иначе контроль из разумного инструмента превращался в сдерживание предпринимательской инициативы.
Самое разрушительное для бизнеса - когда суд уже установил: состава налогового преступления нет, а предварительное следствие между тем продолжается. Разбирались мы с такой историей: налоговая выставила строительной компании недоимку - почти 60 миллионов рублей. Та решила обжаловать в арбитраже, но одновременно материалы проверки поступили в Следственный комитет, который возбудил уголовное дело об уклонении от уплаты налогов. Суды трех инстанций отменяют решение налоговой инспекции, однако уголовное преследование не прекращается. Дело закрыли только после вмешательства облпрокуратуры. А теперь вопрос: зачем государство потратило впустую пару лет и ресурсы?
Чтобы исключить повторение таких ситуаций, мы предлагаем изменить порядок возбуждения уголовных дел по налоговым преступлениям - лишь после ведомственного контроля результатов проверки. Или после того, как суд подтвердил неправоту налогоплательщика.
А если он успеет за это время вывести активы?
Елена Артюх: Налоговая служба еще с начала проверки имеет право наложить запрет на отчуждение имущества юрлица. Арест счетов равносилен смерти, особенно для реально работающего предприятия, у которого много заказов, проектов, кредитов и работников, а вот запретить продажу недвижимости, оборудования, транспорта - пожалуйста.
Что еще, с вашей точки зрения, необходимо скорректировать в законодательстве?
Елена Артюх: Исключить возможность уголовной ответственности юрлиц, предусмотреть более строгое наказание за фальсификацию дел в отношении бизнеса. Также имеет смысл повысить размер крупного ущерба по экономическим статьям. Этот вопрос отчасти решен: 17 апреля вступил в силу новый закон, теперь уголовная ответственность за мошенничество наступает с 250 тысяч рублей, а не с 10 тысяч, как раньше. Кроме того, проиндексированы суммы по большинству составов гл. 22 УК РФ. Так, крупная недоимка по налогам и страховым взносам начинается с 18,75 миллиона рублей (было 15), особо крупная - с 56,25 миллиона вместо 45.
Прокуратура получила право оспаривать сделки в публичных интересах. Всегда ли это оправданно?
Елена Артюх: Я не исключаю серьезный административный риск, судя по тому, как развивается практика в других регионах. В сложную ситуацию попал, к примеру, предприниматель с Ямала. Там нет сейчас уполномоченного, поэтому он написал мне. Суть проблемы: на электронной площадке размещено два лота на поставку мебели для школы, оба чуть больше 500 тысяч рублей. Предприниматель заявляется, подписывает контракты как единственный поставщик, изготавливает мебель - заказчик принимает и оплачивает без претензий. А спустя почти два года - иск от прокуратуры о ничтожности сделки. По мнению прокурора, если бы муниципалитет не раздробил лот, была бы закупка более миллиона, а это торги, где цена, возможно, снизилась бы.
Подождите, но разве ключевой публичный интерес не оснастить школу мебелью? Если сейчас заказчик за свой счет демонтирует ее и отвезет поставщику, а потом объявит торги, сможет ли он спустя почти три года купить то же самое за миллион? Вряд ли с учетом инфляции. И где та гипотетическая экономия? Нельзя оценивать сделки формально. Если контракты начнут массово оспаривать, мы окончательно обнулим желание малого бизнеса заходить в закупки. Уже сейчас в глубинке никто не хочет заявляться на торги.