Есть много стихотворных переводов "Тартюфа" (Михаила Лозинского, Марка Донского и др.). Но режиссер воспользовался прозаическим переводом Е.И. Федюкина (1871).
Сразу вспоминается заметка Пушкина о трагедии Олина по мотивам байроновского "Корсара". Пушкин писал: "Что же мы подумаем о писателе, который из поэмы "Корсар" выберет один токмо план, достойный нелепой испанской повести, и по сему детскому плану составит драматическую трилогию, заменив очаровательную глубокую поэзию Байрона прозой надутой и уродливой?"
Положим, уродливой прозу Федюкина назвать нельзя: она звучит вполне гладко. Но композиция и у Мольера - не самая сильная сторона: искусственные совпадения и развязки здесь дело обычное. Сила Мольера - в афористических стихах и великих образах. Из спектакля же стихи вычитаются, так что наше внимание поневоле сосредоточено на главном герое.
Поначалу кажется: это спектакль о том, что не для радости живем, а для совести. Что правила лицемерия нужно соблюдать, иначе жизнь превратится в ад. Что молодые люди никогда не знают, чего хотят, но лоб разобьют, чтобы этого добиться. Что у всякого возраста свои добродетели: блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел (японцы выражаются еще сильней: "Если старик залихватски танцует - значит, он подлец").
Спектакль начинается гневными тирадами г-жи Пернель (Ольга Остроумова), почтенной матери Оргона, отца благородного семейства. Она возмущена разнузданными плясками и дурными манерами членов семьи и домочадцев - молодых и не очень.
В Театре Моссовета Евгений Марчелли поставил "Тартюфа"К ним принадлежат Эльмира, жена Оргона. Его дети от первого брака Мариана (Екатерина Девкина) и Дамис (Олег Отс). А также Клеант, брат Эльмиры (Владимир Прокошин). И служанка Дорина, бойкая и языкастая (Анна Михайловская).
Эта группа в клоунских париках и в нарядах с люрексом выглядит вполне карикатурно - так в 1950-х советские журналы изображали стиляг. К тому же пол сцены устлан блескучей новогодней мишурой и детскими игрушками, и герои то и дело запутываются в гирляндах и наступают на пищалки.
Старшее поколение во главе с Оргоном (безукоризненно точная роль Валерия Яременко) очень выгодно смотрится на этом фоне. Намерения Оргона вроде бы возмутительны - он хочет выдать дочь за Тартюфа против ее воли (а затем и отписывает ему все свое достояние). Но безупречные манеры, строгий костюм и искусство вести разговор позволяют Оргону без труда брать верх над легковесными собеседниками. И все старания шурина Клеанта и служанки Дорины переубедить его - попытки с негодными средствами.
Тартюф является в середине первого действия. В спектакле почти нет примеров его демагогии и ханжества: все делает окружение, короля играет свита. Тартюф - гротескный уродец, нелепо одетый (короткие штанишки, вздернутые до подмышек) и с походкой механического Щелкунчика. И видим мы его сразу в сцене саморазоблачительной, когда он пытается соблазнить Эльмиру.
Но оказывается, и гротескную роль можно сыграть на полутонах и полуулыбках и наполнить необычайным достоинством, что и демонстрирует Виталий Кищенко. Его Тартюф как будто на голову выше всех. И невольно думаешь: чего это Мариана так держится за своего жениха, зеленого юнца Валера, ведь они двух слов не могут сказать без ссоры. Тартюф - куда более достойная партия.
Второе действие и впрямь напоминает кино, причем черно-белое. Мишура выметена, все домашние (кроме Тартюфа) разгуливают в неглиже и дезабилье, в пижамах и сорочках. Теперь уже Эльмира пытается соблазнить Тартюфа (на пари с мужем, нечто вроде сеанса магии с последующим разоблачением). И проделывает это в трех дублях - произносит три одинаковых монолога в разной манере: вкрадчиво-минорной, громогласно-страстной и шутливо-лирической (истинно бенефисная роль Дарьи Балабановой). Причем Тартюф выступает как режиссер, подающий необходимые реплики.
Часть диалогов и вовсе происходит за сценой, в режиме радиопьесы. И развязка (Тартюф торжествует победу, но на сцену, как чертик из коробочки или божок из машинки, является судебный пристав и арестует его) выглядит откровенно искусственной: у Мольера она была более запутанной и многоступенчатой.
Все это подчеркивает, что конкретная интрига тут дело пятое. Важен лишь Тартюф - демон и титан, злой гений "реальной политики" по Макиавелли и реального политеса как искусства манипулирования. Даже его проказы по женской части не выглядят слабостями: это часть его тотальной войны, он хочет отнять у противника не только душу и имение, но и жену с дочерью.
Года три назад Евгений Марчелли поставил в Театре Наций свою версию "Села Степанчикова" Достоевского ("Страсти по Фоме"). Там Фома Опискин, русский вариант лицемера и демагога, был втайне одержим любострастием - мотив, проникший из "Тартюфа". Но Опискин - герой куда более простодушный: пример того, как маска прирастает к человеку.
А Тартюф, у которого как у хладнокровного прозектора, чувства - отдельно, а воля к власти - отдельно, поистине страшен. И таланты Евгения Марчелли и Виталия Кищенко дают возможность ужаснуться ему в полной мере.