Публикуем фрагменты этого интервью.
Леонид Якубович: Сколько времени вы пробыли в Афганистане?
Владимир Снегирев: Первая командировка "за речку" продолжалась год и потом еще много раз приезжал туда вплоть до вывода наших войск и после вывода тоже приезжал. В общей сложности я там пробыл три года.
Леонид Якубович: Из той огромной груды информации, которую вы получили и передали в свою редакцию, какая, по вашему разумению, была наиболее ценной? То, чем можно гордиться.
Владимир Снегирев: Есть по меньшей мере две таких публикации. Летом 1981 года "Комсомолка" печатает мою статью "Место службы - Афганистан", где черным по белому говорится, что наши солдаты находятся в соседней стране и выполняют там свой интернациональный долг. До этого было табу. Статья моя была написана аккуратно, без боевых действий, раненых и убитых, иначе ее бы не пропустила цензура, но все равно это был прорыв. Я тогда получил мешок писем от родителей солдат, они благодарили и меня, и газету.
И вторая публикация, она появилась уже после вывода наших войск, это март 1989 года. Я прилетел в Афганистан и чудом попал в Джелалабад, который тогда был полностью окружен "духами". Этот город считался "воротами Кабула", падет он, значит, падет и столица. В те дни все моджахедские группировки объединились, на время забыли разногласия, пошли на штурм Джелалабада. Я туда прорвался с трудом на афганских "вертушках", провел там сорок девять часов и каждый из этих часов вспоминал затем с ужасом. Надо было и работать, и выживать под постоянным обстрелом. Благополучно вернувшись в Кабул, я немедля написал большой репортаж под заголовком "49 часов в осажденном Джелалабаде", передал его в "Правду", где тогда работал, и мой репортаж затем обильно цитировали многие крупные мировые газеты.
Это было важно, потому что мы тем самым показали: кабульская власть держится уже не на советских штыках, она способна противостоять моджахедам, за которыми стоял и весь Запад, и исламский мир, и даже Китай.
Леонид Якубович: Каковы ваши ощущения от фильма "Главный рубеж"?
Владимир Снегирев: Два года назад генерал армии Проничев попросил меня как эксперта записать видеоинтервью с ветеранами-пограничниками, участниками афганской войны. Работа продолжалась несколько месяцев, мы записали около полусотни интервью, причем на мои вопросы отвечали и солдаты, и генералы, разведчики, штабисты, тыловики, саперы, вертолетчики, медики. В итоге получился уникальный материал, ветераны откровенно вспоминали свое афганское прошлое. Этот материал, как стало ясно, - хорошая основа и документальных, и художественных фильмов. Множество коллизий! Драматических, героических, всяких... Часть видеоинтервью как раз и стала основой фильма "Главный рубеж. Ни шагу назад".
Мне, журналисту и историку, до недавних пор казалось, что в летописи афганской войны нет белых пятен. Есть масса книг, написанных и военачальниками, и рядовыми, и представителями спецслужб, есть серьезные научные монографии с привлечением большого числа архивных документов. Но недавно именно благодаря участию в этом проекте я понял, что ошибался. Фильм как раз закрыл последнее белое пятно, рассказав об участии погранвойск. Прежде все было закрыто завесой секретности. Пограничники в Афганистане даже не носили свои зеленые фуражки, не имели других знаков, свидетельствующих об их принадлежности к ПВ. И архив, как говорят, после вывода войск был уничтожен.
Леонид Якубович: Вам приходилось брать интервью у разных людей, в том числе у представителей спецслужб. По себе знаю, как непросто их разговорить...
Владимир Снегирев: В советские времена было проще. Все мы - и журналисты, и разведчики - делали одно общее дело, строили социализм, и это было основой того доверия, которое испытывали к корреспондентам в том числе и работники спецслужб. Когда я в Афганистане приходил к представителям нашей разведки, то никогда не встречал отказа в разговоре, они прекрасно понимали, что я тоже владею какой-то информацией, которая может быть им полезна. У меня свои источники, у них свои, происходило "взаимоопыление", которое в итоге было полезно для того дела, которому мы все служили.
Леонид Якубович: Вы знакомы с генералом Громовым?
Владимир Снегирев: Конечно. Еще с лета 1981 года, когда он, будучи полковником, командовал дивизией в Шинданде. Замечательный человек и прекрасный командарм. За девять с половиной лет войны в 40-й армии сменились семь командующих. Но вот интересная деталь: пограничниками все эти годы командовал один человек - генерал армии Вадим Александрович Матросов. Легендарная личность!
Леонид Якубович: Я много раз был в "горячих точках" и всегда видел, что отношение к пограничникам чуть-чуть особое, даже со стороны противника. В Афгане было так же?
Владимир Снегирев: Тут надо сказать, что пограничники всегда считались элитой Вооруженных Сил. Особый отбор. Верность традициям. У пограничников не было "дедовщины", за всю афганскую кампанию ни единого случая дезертирства, никто не попал в плен, никаких пропавших без вести. Все погибшие, до единого, похоронены на родине.
Еще один момент, его подчеркивали все мои собеседники в ходе записей видеоинтервью: планируя операции, пограничники всегда делали все, чтобы не пострадало мирное население.
Что же касается ведения боевых действий, то самым страшным наказанием для пограничника было его отстранение от этих самых боевых действий, когда товарищи уходили на операцию, а его оставляли в расположении отряда.
В Афганистане в те годы было много наших гражданских советников и специалистов. Если не ошибаюсь, тысяч шесть. Это не считая военных советников и тех, которые работали по линии КГБ, МВД и прочих. Были наши люди при каждой газете, которые выходили в Кабуле. Иногда этих гражданских лиц брали в заложники, они попадали в плен к моджахедам. Например, геолог Охримюк. Человеку было под семьдесят лет, заслуженный геолог СССР, он там открыл все крупные месторождения цветных металлов. А сдал его шофер-афганец. После чего Охримюка увели в горы, он там бедовал целый год, писал письма в наше правительство и лично Брежневу с просьбой обменять его или выкупить. К сожалению, освободить его не получилось. Мне кажется, оттого, что наши не хотели создавать прецедент. Выкупим геолога или обменяем его, и это станет сигналом для "духов", они станут захватывать других советских.
Потом в том же 1981 году был захвачен Гена Кулаженко, мой друг, советник по делам молодежи, секретарь Витебского обкома комсомола. Он ехал из гератского аэропорта на такси в отель, где жили все советники, и буквально в километре от отеля нарвался на "духов", стал отстреливаться. Погиб.
И еще одна история двумя годами позже произошла в Мазари-Шарифе, где захватили автобус с пятнадцатью специалистами, которые строили там мелькомбинат. Целый месяц их вели по горам по направлению к пакистанской границе. И освободили, спасли их как раз наши пограничники. Там интересный случай произошел. Мальчишка-афганец, сын нашего агента, шел сто шестьдесят километров по горам, это неделю у него заняло, его отец отправил, добрался до Мазари-Шарифа, там нашел нашего представителя Вахренева - он впоследствии стал генералом - и сообщил ему, где находятся советские специалисты. Тут же в воздух были подняты вертолеты, немедленный штурм, вот так спасли людей, был только один погибший, им оказался переводчик группы.
Леонид Якубович: Прошло более сорока лет. У вас изменилось отношение к тем событиям?
Владимир Снегирев: Вначале многие вещи были нам неведомы. Мы были зашорены. Наши представления об интернациональном долге базировались на идеологических установках, на нашем воспитании, то есть на пионерском детстве, комсомольской юности, все мы были членами коммунистической партии. Потом, уже в Афганистане, ты на многое смотрел другими глазами. Стало ясно, что там идет гражданская война, часть населения поддерживает кабульскую власть, почти коммунистов, за которых мы тоже вступились, а другая часть населения отстаивает интересы тех самых исламских радикалов.
Очень скоро я понял, что в той ситуации нет черного и белого, а есть множество самых разных оттенков. Весной 1992 года, когда я занимался вопросами освобождения наших пленных и поэтому был вынужден общаться с командирами моджахедов, то в ставке Ахмад Шаха Масуда - нашего главного противника на протяжении всей войны - обнаружил несколько человек из окружения президента Наджибуллы. То есть эти т. н. "коммунисты" работали и на Масуда, и на кабульскую власть, так там было все сплетено.
Леонид Якубович: Вы написали повесть "Рыжий". Я, к сожалению, прежде не слышал о Рори Пеке, британском журналисте, с которым вы пошли на поиски советских пленных. Как вы познакомились с ним?
Владимир Снегирев: Это одна из самых сокровенных историй всей моей жизни. Мы познакомились в Багдаде в 91-м году, в ходе операции "Буря в пустыне". Рори тогда снимал бои для своей телекомпании, я с коллегой Сашей Лопухиным представлял советскую прессу. В отеле "Аль Рашид", где жили все зарубежные корреспонденты, мы и познакомились. Мы сидели в подвале, спасаясь от американских бомб, слегка выпивали и разговаривали. Вскоре выяснилось, что Рори тоже много раз был в Афганистане, но по другую сторону баррикады, причем в тех же местах, что и я, только он был с моджахедами, приходил из Пакистана, делая свои репортажи. В какой-то момент он меня спросил: "Что же это вы - ушли из Афганистана, а своих пленных там оставили". Как? Для меня это было шоком. В то время тема пленных тоже была табу, никто о них никогда не говорил и не писал.
Вернувшись в Москву, пришел к Руслану Аушеву, возглавившему Комитет по делам воинов-интернационалистов, и предложил ему заняться спасением пленных. Он сразу загорелся: давай. И вскоре Рори Пек, его друг и коллега Питер Джувенал и я отправились "за речку".
Тогдашний командующий погранвойсками генерал Калиниченко дал команду пропустить нас через границу, это случилось в высокогорном таджикском кишлаке Ишкашим, там погранцы просто отомкнули большой амбарный замок на мосту через реку, приоткрыли ворота, и так мы оказались в Афганистане, на территории, контролируемой моджахедами.
Мы наняли лошадей, много дней шли через горы до Толукана, вблизи этого города находился штаб Ахмад Шаха Масуда, там стали вести с ним переговоры об освобождении пленных. Весь путь я проделал под легендой финского корреспондента, а придя к Масуду, был вынужден открыться, сказать, что советский журналист, назвать цель своей миссии.
Леонид Якубович: Это были трудные переговоры?
Владимир Снегирев: Трудные. Три ночи они продолжались. Сначала он ни в какую. Но постепенно лед таял, видимо, и под воздействием моих аргументов, и с помощью того же Рори Пека. Я привез с собой письма от матерей несчастных солдат, которые томились в неволе несколько лет, привез карты минных полей. Масуд в итоге согласился отпустить тех пленных, которые были у него.
Леонид Якубович: Как вы считаете, какова основная задача журналиста? Понятно, что все мы зависимы, что не каждый может говорить то, что он думает. И все-таки может ли журналист выполнять свою задачу так, как она определена статусом его профессии?
Владимир Снегирев: Не знаю, как насчет "может", но знаю, что "должен". Вот и весь ответ.
Леонид Якубович: Сколько раз в Афгане вы чувствовали, что риск превышает допустимые пределы?
Владимир Снегирев: Было так. Когда ты работаешь, причем это было не только в Афганистане, а и в других местах, то находишься в состоянии куража, не ощущаешь никаких страхов. Но вот потом, когда возвращаешься домой, то тебя "накрывает". Жена уже это знала, привыкла, понимала, что в эти дни ко мне лучше не подходить.
Леонид Якубович: И тем не менее это как наркотик.
Владимир Снегирев: Это правда. По себе знаю. Возвращаешься домой, а вскоре опять туда тянет. Трудно объяснить. Ну как я могу быть в мирной благополучной обстановке, если мой названый брат Руслан Аушев сейчас рискует своей жизнью "там". Это происходило со мной много раз. Думаю, не только со мной.
Леонид Якубович: Все, о чем мы говорили, должно остаться в памяти.
Владимир Снегирев: Безусловно. Я вам приведу цифру: шестьдесят тысяч пограничников прошли через Афганистан.