На Каннском кинофестивале, где состоялась премьера "Горизонтов", Костнеру устроили овации на десять с лишним минут, растрогав режиссера до слез. Затем появились первые нелестные отзывы критиков. На Rotten Tomatoes у фильма на данный момент "гнилой" статус - 47 процентов. Для сравнения, это ниже, чем у провальной полнометражки "Секс в большом городе" 2008-го.
Во многом это "заслуга" трехчасового хронометража и весьма неспешного темпа. Центральный персонаж в исполнении Костнера появляется в кадре на втором часу, а первой (и, пожалуй, последней) шутки приходится ждать и того дольше. Экшн-сцены затянуты, неизобретательны и предсказуемы, как обед первых поселенцев в Монтане. Композитор просыпается ближе к третьему часу. Удивительно, что, нарочно не используя до поры звуковые эффекты для манипуляции зрителем, режиссёр не гнушается прочих стандартных художественных приёмов - от утомительных погонь на лошадях до ковбойского позерства с рукой на кобуре.
В своей приверженности классике Костнер встал на скользкую дорожку, где академизм становится штампом, а штамп - пошлостью. Ни один из героев не выходит за рамки архетипов: бравый вояка, "отмороженный" злодей, суровый нелюдимый стрелок с самой быстрой рукой на Диком Западе…
Несмотря на дилижанс и маленькую тележку ярких фактурных актеров (от Сиенны Миллер и Джены Мэлоун до Сэма Уортингтона и самого Костнера), едва ли вам запомнится имя хоть какого-то героя. А ведь, как уже можно было догадаться, на каждого потрачено с лихвой экранного времени. Персонажи живут, борются, страдают и умирают, не вызвав у зрителя сочувствия или, на худой конец, любопытства.
Может быть, познавший дзен прерий Костнер так транслирует собственное отношение к страстям человеческим. Задумав свой самый грандиозный проект (в планах еще три части "Горизонтов"), он превратился из художника в летописца, чья отстраненность граничит с безразличием.
Очевидно, к 69 годам режиссёр накопил множество вопросов, связанных с судьбой Америки. Подобно прочим консерваторам-традиционалистам в поисках ответов он чаще обращается к прошлому, чем заглядывает в будущее.
Один из ключевых моментов истории США - середина девятнадцатого века: в горнилах Гражданской войны куются новые американцы; бесстрашные поселенцы осваивают Запад, где им противостоят индейцы; золотоискатели играют в орлянку с судьбой на приисках; авантюристы разных мастей ищут место под солнцем. Вот все они - желтозубые бандиты-психопаты, несгибаемые женщины, отважные охотники за головами, рано повзрослевшие дети, гордые индейцы и прочие герои картины - и есть звездно-полосатый народ. О котором Костнер говорит с уважением, но без восторженного придыхания, присущего иным певцам "Америки, которую мы потеряли" вроде Мела Гибсона или Клинта Иствуда.
Метя в наследники Дэвида Уорка Гриффита, Костнер решил создать свое "Рождение нации". И, кажется, наступил на те же грабли, что и Гриффит: не нашел спонсоров, вложился из собственного кармана (по слухам, даже заложил ранчо) и снял кино не для зрителя, а для самого себя. Хотя и объявил с пафосом в Каннах, что после премьеры фильм принадлежит не ему, но - публике.
В рамках "Горизонтов" Костнер ведет диалог с самим собой: кто - "наши", а кто - "не наши" в войне с индейцами; что делать, если "наши" совершают преступление; ради чего жить и умирать; как выбрать сторону. Словом, вопросы, актуальные и для современного общества, поляризованного по всему миру. И отвечает: можно выбирать, но это ничего не изменит. Можно сражаться до последней капли крови за угодья, где твои предки охотились до начала времен, но тебя все равно сметёт гигантская волна переселенцев, которым некуда деваться. А по твоему трупу будут ползать не очень умело нарисованные на компьютере муравьи и скорпионы. Можно отправиться мстить убийцам семьи и по пути столкнуться с еще большим злом. Жернова истории всех перемелют.
Возможно, такими выводами, неожиданно фаталистичными для голливудского кино с его "культом роли личности", и вызваны громогласные овации Костнеру в Каннах.
Оценка: 3