И вдруг в одной из командировок в Италию и Словению я узнал, что в этих казематах были и русские. Кто же они и как там оказались?
* * *
Согласно официальным документам, во время Первой мировой в Триесте не было пленных из России, хотя город тогда входил в состав Австро-Венгерской империи, воевавшей с Россией. Итальянские историки это дружно подтверждали. Но вот местные жители считают иначе. "Эти люди просто не числились ни в каких документах. Они были как призраки. Из церкви есть тайный ход - до самого моря. И русским однажды удалось вырваться на волю - они выбрались из казематов и уплыли домой", - рассказывают они.
Но не легенда ли это? Как удалось выяснить, нет. Потому что в том же году на военном кладбище Пальманова в Триесте на семи могильных плитах обнаружились русские фамилии. Эти плиты были затеряны среди других надгробий почти сто лет.
Вскоре на другом кладбище, Фольяно, нашли еще 19 подобных могил. Всего же на территории провинции Триест были обнаружены захоронения более 50 узников из России. По новым данным, русских на территории провинции Триест было несколько сотен, а возможно, и тысяч человек! Но куда они все исчезли?
Итальянцы обратились в российские архивы. В Российском государственном военно-историческом архиве начальник отдела Олег Чистяков изучил сотни документов, но информации о лагерях в Триесте не нашел. Её не было и в официальных австро-венгерских списках. Хотя считалось, что все лагеря, куда распределяли русских солдат во время Первой мировой, учтены. Сегодня данные о них находятся в открытом доступе на сайте Международного Красного Креста. Здесь можно узнать название и место расположения каждого лагеря, сколько человек в нем содержалось и даже даты рождения пленных. Но лагеря в Триесте и там нет.
Как русские солдаты попали в Триест? Сколько их там было? Почему не вернулись домой? И как случилось, что официально были захоронены только 50 человек?
На эти вопросы могли бы ответить, пожалуй, только документы, которые хранятся в Австрии. Вице-президент правительства провинции Триест Игорь Долинц сделал запрос в архивы Вены. Но получил оттуда категорический отказ. Так появляется версия, что правду о русских пленных намеренно скрывают. Судя по датам захоронений на надгробиях, большинство из них погибли в 1918 году, за несколько месяцев до окончания войны. Но как? Были ли они убиты? И если да, то почему? Ведь Россия в то время уже вышла из войны, и пленных просто должны были отпустить домой.
* * *
В марте 1927 года на хутор Зайцев, что в Екатеринославской губернии, в семью Сычёвых приходит письмо. Из него Евдокия и Козьма Сычёвы узнают, что их родной брат Федор не погиб на войне. Он жив-здоров и обитает в Триесте. О нем не было ни слуху ни духу 13 лет! Они посылают ему письмо. Потом еще одно, еще. Молчание...
Спустя почти сто лет эти письма случайно найдут на чердаке своего дома в Италии правнуки Федора Павловича Сычёва - Наташа и Игорь, итальянские граждане. Но что там написано, не поймут - русского языка они не знают. Заказали перевод. Одно письмо перевести удалось. А другие нет - переводчику не удалось разобрать почерк.
Правнуки солдата и его внук, их отец Славко Жерьял, искали информацию в интернете, обратились в местные архивы. Сычёв нигде не значился. Славко рассказывал: "В нашей семье было не принято говорить о Первой мировой войне и о том, что раньше дед жил в России. Нельзя было даже об этом спрашивать. Дед всегда молчал. Почему? Не знаю. Странная, таинственная история..."
В России к поискам тоже подключились историки. Вот что рассказал нам Олег Чистяков: "Как правило, солдаты во время Первой мировой войны попадали в плен целыми группами. Часто это бывало после какого-то крупного поражения. И мы попробовали узнать все возможное про Федора Сычёва. В ходе долгих поисков нашлись четыре Федора Павловича Сычёва - полные тезки. Но только один из них, рядовой 122-го пехотного полка, попал в плен. Место попадания - город Холм, ныне это территория Польши. То сражение вошло в историю как начало "великого отступления 1915 года". Тогда австро-венгры захватили 70 тыс. русских солдат. Считалось, что их выслали в лагеря под Веной.
Предполагалось, что пленным ничего не угрожало, поскольку вступали в силу положения Гаагских конвенций: все стороны конфликта обязаны гарантировать им питание, сохранение жизни, приемлемые условия содержания, медобслуживание, сохранение обмундирования, знаков различия, наград, возможности переписки с родными и получения посылок с Родины. Однако те, кому позже удалось сбежать из плена, рассказывали совсем другое...
Из отчета Высочайше учрежденной Чрезвычайной Следственной комиссии, 1916 год: "Пленные русские воины, очутившись во власти врага, испытывали на себе проявления беспощадного мародерства. У них отбиралось все: сапоги, шинели, деньги, часы, до медного креста с шеи и черных сухарей из походной сумки". Обобранных и раздетых пленных заталкивали в крытые вагоны для перевозки скота. В кучах навоза, голодные, зачастую раненые, они несколько дней стоя следовали вглубь Австро-Венгерской империи.
Сегодня благодаря местным жителям выяснилось, что на территории провинции Триест находилось целых три засекреченных лагеря с русскими узниками! И один из них располагался в том самом подземелье церкви Санта-Мария-Маджоре. Здесь, в тюремных камерах, каждая площадью три квадратных метра, содержалось по шесть пленников. Они скребли двери, ковыряли стены, делали насечки. На одной из стен кто-то кириллицей нацарапал слово "мама". Местные до сих пор верят, что русские сбежали, воспользовавшись секретным ходом.
На раскопки тайного хода спелеологи потратили два года - замуровали его в свое время капитально. Кому-то стоило большого труда и больших денег, чтобы спрятать это место. Вскоре в архивах Триеста нашлась статья, в которой утверждалось, что побег русских - реальный факт. Однако легенда, по которой им удалось уплыть домой, так и осталась легендой. Из документов следует, что даже если они и сбежали, их поймали и заставили работать... могильщиками.
23 октября 1918 года управляющий кладбища Святой Анны города Триеста шлет отчет о положении дел в связи с эпидемией испанки: "Военные власти передали в наше распоряжение много русских заключенных. Но они не могут справиться со всеми трупами. Поскольку тел становится все больше, 26 заключенных отправлены на работы по погребению. Они закапывают по 270 трупов в день..."
Скорее всего, большинство русских пленных, работавших на кладбищах, тоже погибли от испанки. Если так, их захоронили в братских могилах. Многие погибли и в другом лагере - в деревне Препотто. От непосильных строительных работ.
84-летний местный винодел Данило Лупинц поделился с нами воспоминаниями, которые он в юности слышал от старших:
- Это были люди, которые нигде не числились в документах. Если кто-то умирал, его просто закапывали прямо там. Никто не должен был знать, что они здесь находятся. Особенно представители Красного Креста. Их завозили тайно, ночью - партиями по 500 человек. Они строили здесь все оборонительные сооружения. Таскали вот эти огромные камни и возводили стены для обороны австрийской армии. Жили в пещере, спали на соломе. Ходили в рваной одежде и босиком. Просили только об одном - о куске хлеба. Местные жители, словенцы, специально до конца не убирали с полей урожай, оставляли репу, свеклу и чеснок, чтобы пришли русские, выкопали и съели. Если пленные пытались установить контакт с местными, их жестоко наказывали: связывали руки за спиной и подвешивали к дереву, чтобы только пальцы ног касались земли, и так они висели, пока не умрут. Хоронили тут же - среди камней.
* * *
Все это было вопиющим нарушением международного права. Военнопленных по нему запрещалось каким-то образом задействовать в укреплении обороноспособности того государства, в плену которого они находились. По Гаагским конвенциям 1899 и 1907 годов их нельзя было размещать рядом с зоной боевых действий. А деревня Препотто находилась именно там. Большая часть населения в деревне была словенцами, русским сочувствовали. И хотя общаться с узниками местным строго запрещалось, они все равно пытались хоть как-то облегчить их страдания.
Из письма австрийского врача Богдана Новака: "Мы приехали к русским. Они сидели в пещере, где все было пропитано запахом плесени и пота. Видно было, что они голодают. Вдруг один из этих "призраков" подошел к капитану и протянул руку: "Хлеб... Пожалуйста, хлеб..." Неожиданно к нам подскочил капрал и начал бить этого несчастного русского прикладом ружья. Мы его остановили. Капрал ушел. А у русского из глаза потекла желтая жидкость вперемешку с кровью. Грязным рукавом он вытер лицо и поковылял к своим".
Тем временем местные газеты расписывали, как ужасно обращаются с пленными в России. Газета "Ля Серваторе Триестино", 4 октября 1917 года: "Сделав запрос о состоянии наших военнопленных в России, министр обороны сообщил, что определенные лица из числа русских получили долгожданную возможность выместить на наших военнопленных свою злость..." Только потом, когда пленники вернутся домой, местные жители из их рассказов узнают, что это была откровенная ложь. Рядовых если и отправляли на работы в поле, то платили им за это деньги. Офицеров же возили на курорты и даже давали им слуг.
Об этом с горечью говорит Константин Пахалюк, главный специалист Российского военно-исторического общества: " Нужно понимать отличие плена России от плена, например, в Германии или в Австрии. У нас пленных отправляли во внутренние губернии. Причем их положение различалось. Согласно Гаагской конвенции, содержать и привлекать к работам военнопленных разрешалось в зависимости от их чина. То есть офицер и священники к работам не привлекались. Например, немецкий генерал Гаук в мае 1915 года умер, объевшись клубникой".
А вот что помнит писатель Зоран Костич: "Русские не были так жестоки. Мой отец несколько лет пробыл в России в плену. Он рассказывал, как жил в Ташкенте - учился говорить по-русски, нигде не работал, при этом получал жалованье, поскольку был офицером. Они жили там свободно, знакомились с девушками".
Данило Лупинцу тоже есть что вспомнить: "Мой дядя был лейтенантом, работал в плену пекарем, учил русский язык. Они там неплохо жили. Мой дед тоже погиб в Первую мировую, и я хотел восстановить блиндажи, которые построили здесь русские, в память о нем и обо всех людях, которые здесь страдали. Потратил на это три года. День за днем клал камень на камень и мучился вопросом: как эти люди, которые едва стояли на ногах, смогли построить настолько прочные укрепления? У них не было даже рукавиц, не говоря уже про машины. Они все это делали вручную, голыми руками..."
* * *
Еще один секретный лагерь находился в деревне Опичина, там пленные строили железную дорогу. Опять же голыми руками. Часто даже без обуви. По 18 часов в день в заснеженных горах.
Зоран Костич много занимался этой темой: "Лагерь в Опичине имел особое значение для австрийской армии. Новая железная дорога соединяла Вену с итальянским фронтом. Поезда по ней ходили только по ночам. Перевозили солдат и артиллерию. Потому о лагере не ставили в известность Красный Крест, чтобы они случайно не выдали секретную дорогу противнику. Пленных кормили раз в сутки - жидкой похлебкой с ломтем хлеба. Многие пытались сбежать в ближайшую деревню. Был тут такой случай, когда один местный житель услышал, что во дворе лает собака. Он подошел к окну и увидел, что там был русский военнопленный, который отобрал у собаки кость и начал сам ее грызть".
В российских архивах об этом лагере нет упоминаний. Зато есть данные о соседнем. Впрочем, о нем тоже никто ничего бы не узнал, если бы не трагедия 8 марта 1916 года. Тогда на перевале Вршич сотни русских военнопленных прокладывали дорогу в горах. Неожиданно раздался страшный гул - с вершины сошла огромная снежная лавина. Погибли до 300 человек, они были буквально раздавлены.
Австрийские офицеры пытались скрыть масштабы бедствия. В телеграммах от 9 марта они отчитываются руководству так: "Погибли примерно сто русских военнопленных и три охранника". Но на следующий день речь уже идет всего о трех погибших - одном охраннике и двух русских пленных.
* * *
3 марта 1918 года. Советская Россия подписала Брестский мир. На почтах и телеграфах ажиотаж - военнопленные из Австро-Венгрии шлют домой письма, что они скоро вернутся домой. В Триесте же ничего не говорилось об окончании войны. Витала такая пугающая теория, что вирус большевизма может проникнуть и сюда. Потому вести из России приходили искаженными или просто замалчивались.
В каком именно лагере содержался Федор Сычёв, сколько еще лет оставался в плену и когда оказался на свободе, мы уже вряд ли узнаем. Известно только, что первую весточку родным он смог отправить лишь через девять лет после окончания войны, - попросил выслать документы, подтверждающие его личность. Видимо, они были нужны для получения гражданства в Италии. С распадом Австро-Венгрии Триест занимают итальянские войска. В городе царит хаос. Ведь здесь живут итальянцы, словенцы и австрийцы. Власти вводят массу запретов - во избежание национальных конфликтов. Запретили говорить по-словенски и по-немецки. Все должны были учить один язык - итальянский. Под запретом оказалась и вся информация о том, что здесь происходило в Первую мировую войну. Нельзя было не только говорить о войне, но и хранить военный инвентарь. Люди стали наспех избавляться от фотографий, военной формы и всего того, что могло навлечь на них гнев новой власти. Кому там был нужен Сычёв - бывший пленный, чужак без документов, без профессии, без языка?
Славко Жерьял объясняет его поведение так: "Возвращаться в Советскую Россию он боялся, да и не мог. Остался в Италии, искал любую работу. И это была вся его жизнь, в каком-то смысле мученическая. Он выучил два языка - итальянский и словенский, изменил внешность - ходил с наголо обритой головой, женился. И нигде и никогда не говорил по-русски, чтобы не узнали, кто он. Даже дома мы говорили по-словенски и по-итальянски..."
Сречко Роже из Словении, владелец коллекции экспонатов Первой мировой войны, показывая её нам, поведал: "Когда у меня появился первый металлоискатель, я пошел искать какую-нибудь мелочь в то место, где был лагерь русских. Во время раскопок не раз находил самодельные обручальные колечки, которые пленные делали, видимо, для своих невест и жен в России. Они надеялись их увидеть. Но надеждам этим не суждено было сбыться".
* * *
Согласно Гаагской конвенции, по окончании войны стороны должны были обменяться данными по пленным, отчитаться друг перед другом по каждому военнопленному. Русских должны были отправить поездами домой еще в 1918 году. Однако железная дорога тогда обслуживала армию, и им предложили идти на родину пешком. Никто не знает, сколько их ушло, сколько умерло по дороге. Даже через несколько месяцев после окончания войны в газетах Триеста появлялись сообщения о том, что по округе бродят пленные. А потом пропали.
Возможно, Федор Сычёв сначала думал вернуться домой. А может, и не пытался. Наверняка до него доходили страшные слухи о том, что ждет на родине солдат царской армии, побывавших в плену. Всех их проверяла Чрезвычайная комиссия. Допросы порой велись по несколько месяцев - протоколы хранятся в архивах. Но пленников из Триеста там нет. А значит, до России они так и не дошли.
Скорее всего, большую часть русских пленных просто расстреляли - еще до окончания войны. Австро-Венгрии, как проигравшей стороне, нужно было любыми способами скрыть информацию о том, что в Триесте творили с пленными. В пользу этой версии говорят даты захоронений на местных кладбищах. А те из русских, кто чудом остался в живых, любой ценой хотели затеряться среди местных, женились, брали фамилию супруги. Как Федор Сычёв.
* * *
В наши дни Первая мировая в восприятии многих - война благородная, чуть ли не рыцарская, и плен в те времена считается достаточно гуманным, по крайней мере, его нельзя сравнивать с ужасами концлагерей Второй мировой. Но история с русскими солдатами-призраками в Триесте свидетельствует о другом. И не стоит думать, что она - исключение.