Куратор выставки "Третье ухо" в новом центре современного искусства на Маросейке AZ/ART Александр Дашевский слово сдержал: обещал выставку-фантасмагорию, вот - она. Но, несмотря на появление огоньков в глазах классиков на портретах кисти Андрея Рудьева, фотографию медведя в старинной технике бромойль за роялем, украшенным бюстиком Чайковского, (это не цирковой номер, а "Детский альбом" Григория Майофиса), современные вариации на тему скрипки и коровы, не скрывающие намерения слегка поддразнить если не Пикассо и Малевича, то их поклонников, проект "Третье ухо" выстроен вполне логично. Можно сказать, что структура выставки выстроена по аналогии с системой уха человека.
Собственно, модель этой системы в исполнении Сергея Деникина (Денисова) встречает зрителей первой при входе в AZ/ART. Коллаж Деникина можно легко проскочить, приняв за "детский рисунок". Человечек тут нарисован на листочке миллиметровки и школьной тетради в клетку. Он соседствует с листьями гербария и вырезкой из анатомического атласа трехчастной схемы уха с полушариями мозга. Но это коллаж, смешивающий гербарий, вырезки и образ задумчивого головастика с оттопыренным ухом, при этом весьма четко обозначает и строение уха, и связь ушей с разными полушариями, которые делят обязанности: одно - за эмоции и интуитивное мышление отвечает, другое - за логическое мышление. Точно так же и пространство выставки поделено на два крыла. Направо пойдешь - там рулит логика, строгая муштра в музыкальной школе, там музыка расчислена, как картины кубистов, разъята, как алгебра, или - как молоточки из рояля, поданные на блюде. В "Препарации" Боремира Бахарева крохотные молоточки, теряющие части, вдруг превращаются в образ "оторванности", отделенности от мира. Нет, это, конечно, не отсылка к библейскому образу главы пророка на блюде. Скорее тут дистанция как одинокая точка в каденции. Ну, или как "звук лопнувшей струны" в чеховской пьесе.
Налево от входа пойдешь - мир эмоций, частный коллекций меломанов, страстей и переживаний найдешь. Тут инсталляции Владимира Кустова, связанного с кругом ленинградских некрореалистов, одного из основателей Музея сновидений Фрейда, представляют автора как утонченного меломана. Его коллекция виниловых пластинок, представляющая градацию их состояния (от запечатанного и идеального - sealed и mint - до плохого), выглядит и как личная иерархия вкуса, где на вершине - металл-рок группы System of a Down, за ними - редкие пластинки Nirvana, Doors, Jimi Hendrix, а у подножия (но в коллекции, а не битом мусоре) - японская заезженная донельзя пластинка с портретом юного Делона со свежим шрамом на щеке. А рядом - тайны судьбы в черных отпечатках пластинок. Это инсталляция Кустова посвящена мистике "Девятой симфонии" Бетховена.
Этот мир андеграундной культуры не упрекнешь в хаотичности. Но художники, представленные здесь, работают с непроявленным, исчезающим музыкальным миром. Он может быть на ничейной полосе, между природой и шумом города, как в проекте Кати Исаевой. Она записала на виниловых пластинках "Хор вымерших птиц" (среди экзотических названий тут попадаются и наши - белоклювый дятел, козумельский пересмешник), а на другой пластинке "12 песен Тайваня". Там звуки Тихого океана, городского метро и буддистского монастыря представляют мир острова как экосистему, в которой природа, цивилизация, история неотделимы друг от друга.
Но этот скрытый мир может быть и миром подсознания. Как, например, в оглушающей бордовым цветом инсталляции Игоря Макаревича "Воскресные вечера звукозаписи". Там черный постамент с уменьшенной крышкой от рояля и золотые буквы названия, как на консерваторской афише, становятся рамкой для барельефа обнаженной спины в брутальных складках бархата. Публичное выступление тут предстает как публичное наказание, торжественный антураж концерта - атрибутом ужаса и беззащитности "внутреннего" музыканта.
Впрочем, и подсознательный мир, и расчисленное царство гармонии не разделены непроходимой стеной. И если на парадном портрете, вроде тех, что украшают классы музыкальной школы, в глазах Мусоргского вдруг загорится нездешний огонь, в листах акварелей Евгения Михнова-Войтенко, стоящих на пюпитрах, можно услышать торжественные хоралы Баха. А в сполохах света, освещающего черноту полотна Владимира Немухина "Посвящение Баху", - узнать страстную надежду и обращение к Отцу в "Страстях по Матфею".
Сделанная с театральной изобретательностью, выставка "Третье ухо" отсылает к сценографии музыкального театра. Не случайно наряду с коллажем Сергея Деникина при входе в AZ/ART зрителей приветствуют два миниатюрных "театра" Марины Алексеевой. Внутри освещенных "коробочек" - декорации и сцена. В одном - оперная, где ряд волшебных изменений облика певицы определяются арией и сюжетом оперы. В другом - деревенская завалинка, где выступает балалаечник, а вокруг него и березка, и кот ученый переживают сказочные трансформации.
Между чудесами театра, где невозможное возможно, и ученой схемой нашего слухового аппарата, хитрым образом соединяющего мир внешний и внутренний, есть еще пространство обыденное. Оно было бы скучным, если не было расцвечено неожиданностями. Типа ушей, которые то демонстративно украшают стены выставки, то деликатно прячутся тут и там. Игра с языковыми метафорами (вроде той, что "и стены имеют уши"), предложенная куратором, превращает путешествие по выставке в квест, где победитель тот, кто найдет все 17 ушей на стенах выставки. Мультипликация, авторами которой стали известные художники, является на стенах залов по прихоти машинного алгоритма. Так что у стен в запасе не только уши, но и мультфильмы. Те, которые удалось увидеть, были очень хороши.