Кто он? Учитель рисования, вместе с Хлебниковым, Маяковским, Бурлюком и Каменским, взявшийся перевернуть основы российской словесности. Время? Взвинченное, 1910-1913-й, точка отсчета всех будущих переворотов. Место буйное - Петербург, нервный узел Российской империи. Интеллигенция - вертит столы, ум за разум, мистика, полна предчувствий. Кажется, что впереди смертоносный сдвиг.
А ВАМ 20+. Нужно менять мир срочно! Вас должны знать - все! И вы должны поднять крик. Крученых? "Декларация заумного языка"! "От смысла слово сокращается, корчится, пламенеет, заумь же дикая, пламенная взрывная". "Евгений Онегин" в двух строчках? Нет проблем! "ЕНИ ВОНИ СЕ И ТСЯ". И еще: "ХАРЛАМИ ВОЮ САПУЛЬНУЮ"! Ура!
Все это замечательно, а деньги где? Вам, хоть и заумному, нужно ам-ам. Тогда - прямой путь на сцену. Маленькими книжечками не отделаетесь. Вперед - к операм и диспутам! Они стали модны и ужасны. Малевич - "с большой деревянной ложкой в петлице", Крученых - "с диванной подушечкой на шнуре через шею", Давид Бурлюк - "с ожерельем на раскрашенном лице", Маяковский - "в желтой кофте" (Матюшин, "Алексей Крученых в воспоминаниях современников").
Это скандал! Вот опера Крученых "Победа над солнцем". "Нерон и Калигула в одном лице" провозглашают: "Я ем собаку и белоножки жареную котлету дохлую картошку". Или: "Я буду ездить по всем векам, я был в 35-м там сила без насилий и бунтовщики воюют с солнцем и хоть нет там счастья но все смотрят счастливыми и бессмертными". Песня мещанская: "Ю ю юк ю ю юк гр гр гр пм пм др др рд рд". И в опере падает аэроплан: "Амда, курло ту ти ухватилось усосало"! "Ха-ха-ха - я жив"! - хохочет авиатор.
Какой абсурд! "Билеты брались нарасхват, и люди, покупавшие их, по крайней мере, многие - заранее шли на скандал и для скандала". Толпа шипела: "Шипели хорошенькие личики женщин; шипели изящные мужчины во фраках и смокингах". Скандал, скандал! И все ж таки: "Люди, рано или поздно, оценят подлинных пророков нашего кошмарного и все же огромного времени, неведомо к чему ведущего"! (Матюшин, "Алексей Крученых в воспоминаниях").
Разве это не победа над солнцем? Внутренняя, бессмертная часть языка была схвачена. Тревоги времени - сколько угодно. "ЗОЛ ГЛОД! МОР НАГЛ! НОЖ ГОРД! МИР ПАД!" Крученых, его язык - железо, топорное, жуть, но вдруг взрываются метафоры, от которых трепетать хочется, выть и скулить: как хорошо!
"Лежу - ужасный - как белая калоша без молока". Да, бывает, лежим. Или наше нынешнее: "Антициклон... Ш (ж) ара-а... Африка - Москва. На раскисшем асфальте - киски вянут. Еле ползу... костюм - в лепешку!" Кто этого не испытал? "Нежность, как опьянение, накапливается совершенно незаметными глотками - ты танцуешь, смеешься, не видя закиданного цветами капкана, и вдруг - опрокидывается сразу". Опрокидывается, точно! А что потом? "Душа моя - пережаренная курица"! Знакомо.
Еще? Представьте: "ВЕСНА - ТОМЛЕНЬ. Млень... фетерок куфырк... Расцветай пень! Цветковитый фузей глуар... Пойдуся легуся лиэнь". По-мартовски выть хочется!
Но ему - за тридцать. 1917-й, ад, войны, восстания, Россия в осколках, жизнь - пулеметная, и, наконец, вот он - советский режим, всех соединяющий, но явно не футуристический. Можно еще покричать, почирикать, но рано или поздно тебя схватят железной рукой. Крученых? У него - новая заумь, но какая же родная, наша!
"Памятник Ленину - вся земля! И видит вражье, сквозь страх и визг, надпись на нем краснеется: Коммунизм!" "Грузной грозою ливнем весенним расчистятся земли! В синь зень ясь трель Интернационала иди рассияй! Шире улыбки первых жар рабочеправствие наш Меж-нар-май!" "На солнце - тоже пылают революции реомюры! Земля завертелась… красный Гольфстрем - не остановят все инженеры Америк. Земля запылала, жарче чем Кремль". И так далее.
Российский человек - верх адаптивности. Мы ко всему приспособимся. Мы будем те же, но не те. А как Крученых? Впрок не пошло. С 1932 г. ему все запрещено, он почти что враг, печататься - нельзя, он должен куда-то уйти, сокрыться в угол, он даже не член Союза писателей (отказано). В 1920-х он жил самиздатом, маленькими книжечками с картинками, по несколько сот экземпляров (сейчас больших денег стоят). Аукционная цена такой книжечки сегодня - 30-40 тыс. рублей. Уже не ему. А тогда - все, нельзя.
Что дальше? Как жить молча? И как жить? Ему еще и полвека нет. Человек - это способ приспособления к сложившимся обстоятельствам. Он стал вдруг "книжным старьевщиком", "книжным комиссионером", торгуя книгами, черновиками, рукописями - и, конечно, автографами, собирая все это даже у неизвестных, вдруг они станут знаменитыми. Писатели, бывшие, настоящие и будущие, охотно дарили ему весь свой рабочий хлам, который мог когда-нибудь стать драгоценным.
Крученых - кто такой? Знаменитый библиофил! Нужна библиотека? Редкостная книга? Письмо Маяковского? Подлинные листы Хлебникова? Все это он найдет - за плату, конечно. Его знаменитый, потрепанный "коричневый портфель" - в нем были неслыханные писательские редкости.
У него была одна-единственная комната в коммунальной квартире в центре Москвы. "Книги были везде. Пола видно не было, хороня под собой вещи и одежду, высились горы книг. Была проложена тропинка от двери до окна, на ней слой книг был меньше. Был столик, за которым он когда-то ел, но в разное время к нему приходили разные знаменитости, и он превратил все это в музей. Хотела я как-то убрать на этом столике, но Алексей Елисеевич в ужасе закричал: "Нельзя, нельзя! Вот здесь сидел и ел такой-то, а из этой банки ел, а из этой чашки пил" (Ю. Тутова-Сенькина. "Алексей Крученых в воспоминаниях").
В войну Эренбург смог-таки втащить его в Союз писателей. Это кормление, писательская столовая! С ней он выжил. И стал последним из последних футуристов. Еще в 1960-х он был сухой, подвижный, востроносый, с прыгающей походкой, всегда ищущий, всегда куда-то бегущий. Знаете, что такое бессмертье по Алексею Крученых? Это "Мцэх Хици Мух Ц л Лам Ма Цкэ"! Не менее того!
Зачем его когда-то лишили слова? Что за манера - погружать в молчание? Не вредный, смеющийся, бурный, вечно меняющийся человек! Сколько всего мы бы с ним наслушались! Насмеялись бы, напрыгались - а может быть, сами бы насочиняли - не для зауми, а во имя силы и прелести сокращенного русского слова, раздетого до букв, отчаянно всемогущего! Бездумно всесильного! ПРЕ РУ РЕ! - прекрасна русская речь!
Мы должны говорить. Мы не должны молчать. Мы можем быть диаметрально противоположными. Мы не любим менять свои точки зрения. Чаще всего нас нельзя переубедить. Пусть будут рамки! Но мы никогда и ни при каких обстоятельствах не должны быть так немы, как царь всей зауми, король вселенского крика, один из "людей будущего" Алексей Крученых. Пусть никто и никогда не скажет, как он однажды сказал: "Живу молчальником!" Или он же, наклонив голову: "Печать молчать!"