Это мог быть Северный полюс или, напротив, самое жаркое место - Долина Смерти. Он писал о цунами на Шри-Ланке и в Японии, освещал в газете революционные события "арабской весны", три года провел на войне в Афганистане, проходил отборочную комиссию в космонавты, дружил с великими артистами и художниками, вел репортажи с пяти Олимпиад, сидел в иранской тюрьме, открывал для нас секреты монастыря Шаолинь. А раз было интересно ему, то и читателям тоже передавались его кураж, желание увидеть, понять, удивиться и поделиться. Недавно он стал разбирать свои дневники. И предложил нам несколько историй из тех, которые не стареют.
* * *
Это было в начале 70-х в бухте Темп на острове Котельный.
- Ну и везучий же ты, - смеялся Артур Чилингаров. - Летишь вместо меня. Точно! - сказал он, подтвердив мою робкую радость. - Летишь. А меня начальство в Ленинград вызывает. Хватай быстрее свои пожитки и на борт.
Я помчался в маленький вагончик, стоявший на краю аэродрома, где сутки напролет сидел руководитель полетов, он же диспетчер, он же отдел перевозок Володя Сумский. Мы попрощались. Взял свой рюкзак и, мысленно благодаря судьбу, отправился к самолету. Уже несколько дней отсюда, с этого далекого арктического острова, не было оказии в район Северного полюса. Да и вообще ничего тут не было: из-за долгой непогоды самолеты не летали, аэродром был закрыт. И вот час назад с небес свалился Чилингаров, а дальше к полюсу вместо него полечу я. Везет!
Артур, недавно ставший знаменитым благодаря дрейфу на комсомольско-молодежной станции СП-19, теперь работал заместителем начальника высокоширотной экспедиции "Север". Он уже два месяца без устали мотался из конца в конец по Ледовитому океану - от Новой Земли до Чукотки. Его лицо почернело. В горячих южных глазах затаился лихорадочный блеск, который всегда выдает крайнюю степень напряжения и усталости. В нагрудном кармане своей кожаной куртки Артур завел пузырек с валидолом.
Скажу два слова об экспедиции "Север". Каждую весну сотни людей высаживались на дрейфующих ледяных полях и на дальних арктических островах, им придавались вертолеты, самолеты и вездеходы. Они вели комплексные исследования: гидрология и гидрография, закономерности ледовых перемещений, погода... В те же дни проходила заброска продовольствия и снаряжения на дрейфующие полярные станции "Северный полюс", смена зимовщиков, установка метеорологических автоматов. Вот отчего не спал Чилингаров: работы было невпроворот.
Ли-2 с оранжевыми крыльями стоял носом в сторону взлетной полосы. Моторы уже раскручивали самолетные винты. Летчик в своей кабине открыл форточку и энергично махал мне рукой: мол, давай, пошевеливайся. Я забросил в самолетную дверь свой рюкзак и по шаткой стремянке забрался внутрь. Там было тесно. У правой стенки, похожий на торпеду, стоял дополнительный бак с горючим, а почти все оставшееся пространство занимали ящики с продуктами. Один ящик был с шампанским, поскольку вылетали мы как раз накануне 1 Мая, а грузы предназначались для станции СП-21. Лету до нее было шесть часов.
Бортмеханик втащил внутрь стремянку и захлопнул дверь. Моторы взревели. Самолет крупно затрясся. Летчики некоторое время раскачивали его взад и вперед, поскольку металлические лыжи во время стоянки крепко примерзли к снегу и теперь не так-то просто было сдвинуть с места тяжелую машину. Наконец мы вырулили на взлет. Полоса была сооружена прямо на морском льду - широкая, абсолютно ровная, как в Шереметьево.
Я по уже сложившейся привычке стал высматривать место в фюзеляже, где можно было поспать. Вроде нашел, улегся прямо на полу, на брошенных там чехлах, прикрыл голову капюшоном от пуховки.
Самолет как-то очень трудно, после длинного-долгого разбега нехотя оторвался от полосы, стал набирать высоту.
И тут раздался хлопок. Самолет резко накренился, едва не чиркнув крылом о лед. Ну и вираж, подумал я, ну и дают ребята. Снова хлопнуло. И еще. Шампанское, что ли, они открывают? Земля за окошком опять вздыбилась. Я отвернулся, попытался задремать. Лететь предстояло целую вечность.
Спустя минуту или меньше самолет сильно ударился о землю, немного попрыгал на буграх и остановился. В изумлении я посмотрел наружу: по белому снегу к нам бежали люди, они возбужденно размахивали руками, их рты были перекошены в крике. Но и тогда я еще ничего не понял.
Если бы не экипаж...
- Вырулили нормально, рассказывал мне потом командир самолета богатырских пропорций пилот Саша Никитин. - Пробежали нормально. То, что тебе показалось, будто отрывались тяжело, так это оттого, что были с максимальной загрузкой. Взлетели. Я перевел двигатели со взлетного режима на номинальный. И тут почувствовал, что машина помимо моей воли кренится влево. Понял: левый мотор сдох.
Бортмеханик Стас Пирожников:
- Я по тахометру вижу: падают обороты. Раздался хлопок: мотор наш, кажется, совсем остановился. Самолет стал терять высоту, а было под нами всего метров 50, не более.
Штурман Николай Чистяков:
- Если бы командир и второй пилот Бертис Саметов хоть на мгновение потеряли хладнокровие, не сидеть бы нам уже тут. Самолет с такой загрузкой на одном моторе при взлете может только падать. Удержать его... Надо быть таким богатырем, как Никитин.
Командир:
- Разворачиваемся в сторону берега - это решение я принял почти автоматически. "Приготовиться к посадке перед собой", - приказал экипажу. Механик выпустил лыжи. Двигатель вроде бы заработал. Оставалось сделать только один разворот. Я повернул штурвал. И тогда опять раздались хлопки, снова отказ. Но высоты хватило. А как садились, ты и сам почувствовал. Не очень мягко, зато на три точки. Правда, одна лыжа при ударе о землю подломилась. Удивительно, что я принимал все решения абсолютно машинально, будто это была авария понарошку, учебная. Но когда сели, чувствую, у меня колени дрожат.
...Они подбежали к самолету и смотрели на нас, будто мы вернулись с того света. Чилингаров достал свой валидол и протянул командиру.
- Мне бы папиросу, - сказал тот.
Но вообще-то он в основном молчал. И все другие из экипажа - тоже. Было такое ощущение, что случившееся минуту назад в метельном небе теперь, на земле, ошеломило их. Конечно, они лучше нас понимали, чем могло кончиться это происшествие. Подбежал начальник аэродрома Шушурин - с лицом белым как снег. Убедившись, что все кончилось благополучно, хотел улыбнуться, но не смог. Только рукой махнул. "Мы все видели, - пояснил он. - Думали, что пилоты не справятся с машиной. Страшно смотреть, как самолет терпит аварию".
Обстановку разрядил штурман.
- Это корреспондент виноват, - показал он на меня. - Взяли его на борт в последний момент и вот...
Все засмеялись и пошли к домикам. Уже наступила светлая полярная ночь, а утром предстояло продолжить прерванный полет.
...Спустя 15 лет Артур Чилингаров, ставший к тому времени большим начальником в Госкомгидромете, пригласил меня составить ему компанию в полете на станцию "Беллинсгаузен", в Антарктиду. "Это будет первая в истории посадка тяжелого транспортного корабля Ил-76 в условиях полярной ночи и зимы", - выложил он главный козырь, заподозрив мои сомнения. Деваться было некуда, я согласился.
На подлете к Великим озерам над территорией США у самолета отказал один из четырех двигателей. Но и теперь все в итоге кончилось благополучно. Чилингаров был, безусловно, очень смелым и очень энергичным мужиком. Но еще и очень везучим.