Примерно так все и происходит в комедии "Игроки". В провинциальном трактире с нумерами для проезжающих собираются карточные шулеры. Сначала пытаются надуть друг друга. Потом открывают карты в фигуральном и буквальном смысле - хвастаются рекордами и секретами ремесла. Потом заключают союз, который должен привести их к новым высотам. Неожиданная развязка переводит интригу в область аферы и дискредитирует все достижения в этом скользком ремесле.
Спектакль поставил актер театра Альберт Хасиев. Забегая вперед, хочется поздравить его с режиссерским дебютом. Хотя поначалу происходящее на сцене скорее озадачивает.
Понятно, что это фарс, но какой-то уж слишком нафаршированный. Герои мечутся как подорванные. Карты и купюры летят как листопад. Колода Аделаида Ивановна оборачивается дамочкой с крылышками бабочки. Из-за кулис ползет паровозный дым, доносятся крики хищных птиц и звуки погрома в винном погребе.
Минут через десять, впрочем, градус буффонады спадает, действие входит в берега. И начинаешь понимать, что текст Гоголя тут бережно сохранен и по большей части адекватно донесен. Что типажи выбраны убедительно, а роли трактованы свежо. Что аффектированная манера игры оправданна: ведь герои "Игроков" - лицедеи-любители.
Ихарев (Сергей Шнырев) - теоретик шулерства, трактующий его как науку и сгубивший зрение ради создания совершенной крапленой колоды, своего рода артефакта. В общем, ученый малый, но педант. И при этом меланхолик.
Швохнев (Игорь Лагутин) - с виду опереточный злодей с револьвером на поясе и в плисовых штанах с тигровым рисунком. Но на самом деле человек осмотрительный и прожженный циник. Темперамент - сангвинический.
Кругель (Кирилл Анисимов) - флегматичный немец в тирольской шляпе и бриджах. Преисполнен чувства собственного достоинства, непонятно на чем основанного.
Утешительный (Сергей Климов) - восторженный холерик, увлеченный стихией лицедейства, но не забывающий и о меркантильном интересе. Энтузиаст в свою пользу.
Налицо гармония четырех классических темпераментов. Дополняющие друг друга герои могли бы составить идеальный криминальный квартет. Особенно хороши они, когда исполняют вполголоса романсы. Хотя в основе простая и заезженная метафора: финансы поют романсы. Но такие простые ходы и бывают самыми сильными.
Отдельно скажем о предметном антураже (художник - Андрей Климов). Ихарев является из сундука как чертик из коробочки. В финале сундук превращается в гроб на колесиках. На крышке, как безутешная вдова, лежит Аделаида Ивановна (Яна Студилина). Это футлярное пространство дополняют и развивают бесчисленные чемоданы и шляпные коробки.
Тут выражается суть гоголевского принципа. Шкатулка Чичикова, коляска Чертокуцкого, шинель Башмачкина, мешки ведьмы Солохи и целое поместье Коробочки - все это попытки выгородить себе уютное личное пространство, отгородиться от страшного мира.
Мироздание Ихарева рушится, когда он превращается в политого поливальщика. Никакого гамбургского счета нет. Порядка, основанного хотя бы на воровских понятиях, тоже. Возмущение Ихарева неподдельно, а отчаяние беспредельно.
Да и в словесности и на театре гамбургский счет - штука мнимая, ведь критерии постоянно меняются. Юмор, в частности, стареет быстро, не говоря уж про мораль. Даже комедии Мольера и Шекспира приходится осовременивать и насыщать посторонними гэгами. Правда, Свифт, Гашек и Гоголь еще как-то держатся.