О фотографии редко говорят - "историческая". Разве что речь идет о снимке уникального и важного события. Но фотографии бригады рабочих, сделанной словно бы для заводской многотиражки, или портреты работниц телефонной станции для доски почета, или фото сельской свадьбы и коллективный портрет родственников на поминках, явно не из этого ряда "всемирной истории". Такие снимки назовут архивными, семейными, найденными. Это вам не историческая картина, которую писали выпускники Академии художеств. Но Владимир Куприянов (1954-2011), который и сам снимал профессионально, использует фотографии и свои, и из семейных альбомов, и из архивов, тем не менее этим фотографиям возвращает масштаб события.
Как? Например, увеличивает снимок. Разделяет фото на фрагменты, ставя в центр каждого куска - лицо одного человека. Печатает фрагменты. Собирает их вновь. Иногда - добавляет текст. Скажем, шестнадцать фотографий работниц телефонной станции на доску почета он объединяет в цикл стихотворением "Погасло дневное светило…". Словно каждая из женщин произносит лишь одну строку пушкинского стиха, но стихотворение о безумной любви, мечтах и томительном обмане надежд оказывается историей души. Она, эта душа, остается невидимой, неуловимой для объектива. А лица женщин, которые старательно готовились к съемке для "Доски почета", замкнуты и соответствуют строгой официальности момента. Но между их строгими фото и строками стихотворения, которое они наверняка заучивали в школе, остается пауза. И где-то там, между пространством снимка и стиха, обитает их жизнь, их любовь, их разочарования, семья, работа.
Это столкновение несоединимого: советской доски почета и любовной лирики, или строк псалма Давида и фотографии бригады в цехе - озадачивает, разламывает канон "производственного портрета", заставляет вглядываться в лица перед тобой. Превращает череду портретов - в почти спектакль, где меняются чтецы, а значит - и лирические героини, и рассказчики, но поэзия соединяет распавшуюся связь времен, судеб, истории. Впрочем, эффект монтажа получается совершенно кинематографический, описанный еще Львом Кулешовым. Каждый следующий кадр меняет восприятие предыдущего, а значит - и всего эпизода.
Конечно, эффект таких контрастов мог бы быть иронический, подчеркивающий дистанцию зрителя и демонстрирующий абсурд социального бытия. Собственно, на сходных эффектах остранения вся проза Гоголя и Толстого построена, не говоря уже о произведениях московских концептуалистах. Но у Куприянова этот контраст лишен пародийности. Напротив, "безликость" канона официального снимка "на документ" и позволяет превратить суровых тетенек в лирических героинь. Как минимум, вспомнить о них как о живых людях, а не как о "технических исполнителях".
Возвращение души в "мертвый" снимок, похоже, то, что интересует Владимира Куприянова. Причем речь идет не только о фотографиях 1980-х, сделанных на "Серпе и молоте", телефонной станции или Люберецком заводе. Название нынешней выставке дал давний, 1998 года, проект Владимира Куприянова в Нижнем Новгороде. Он так и назывался "Возвращение времени". Ту выставку Куприянов построил на снимках Максима Дмитриева, Андрея Карелина и других знаменитых нижегородских фотографах. Альбом фотографий с видами и типами Нижнего Новгорода был подарен Александру II во время его визита в город. Фотографии, которые сделал Андрей Карелин, пригласили раскрашивать Ивана Шишкина. Словом, снимки в альбоме впечатляли документальной точностью и живописностью.
Куприянов этот двойной эффект тоже демонстрирует. Но - почувствуйте разницу! - в двухслойной фотографии. Если первый слой увеличенных фотографий Карелина - цветное изображение, то второй - черно-белый. И вид на Волгу, и двор архиерейского дома, и зелень оврага, и красавица в русском наряде у Куприянова обретают мерцающую зыбкость. Изображение удваивается, превращаясь то ли в воспоминание, то ли в видение, то ли в живописное полотно. Впрочем, монументальный масштаб фотографий, их монтаж из нескольких частей заставляют вспомнить скорее панно или витражи.
Но нельзя не заметить, что эти большие фотографии, составленные из нескольких фрагментов в рамах, отсылают не только к декоративным панно в особняках Серебряного века, но и к более позднему конструктивизму. И если сравнение с советским фотофризом длиной 24 метра, а высотой 3,5 метра, который Эль Лисицкий и Сенькин сделали в 1928 году для выставки "Пресса" в Кельне, может показаться натянутым, то сдвоенные портреты "Выпускников" явно отсылают к знаменитому плакату Густава Клуциса. Другое дело, что приемы конструктивистов Куприянов использует в прямо противоположных целях. Прежде всего для воссоздания исчезнувшего образа минувшего. Превращения его в объект, даже в монумент. Но монумент, сотканный из тени и света, готовый превратиться в черно-белое архивное фото.
Превращение фотографии в монумент, конечно, смена регистра. Перевод мгновения в вечность. Или в "жизнь вечную". В этом смысле ошеломляющая фотография "Поминки", в которой выделены в отдельные фрагменты несколько групп самых близких людей, история не о только о конкретном горе в одной большой семье, не только о ритуале прощания живых с мертвыми, но о предстоянии перед вечностью. Впрочем, любая фотография (особенно в доцифровую эпоху) - это взгляд из другой жизни в неизвестное будущее. Но Куприянов снимает так, что почему-то его героев, совсем не идеальных, начинаешь любить. Как минимум, потому, что их любит автор.
Говорят, что фотографы работают со временем. В смысле - ловят "решающий момент". Куприянов работает со временем, которое уже поймано в кадр - другими или им, не столь уж важно. Оно поймано и надежно закрыто. Извлечь его оттуда невозможно. Но можно пытаться рассматривать, придумывать фильтры из бумаги и пленки. Словом, демонстрировать пойманное время как "вещь в себе" или как "черный ящик". Правда, можно попытаться стены этого ящика сделать прозрачными, соединить в куб напечатанные на прозрачной пленке и укрепленные на пластике старые фото 1950-х годов. Получается "куб" времени, в который можно заглянуть, как в стеклянный дом.
В проекте "Юлия" стены этих домов - как раз любительские семейные фотографии 1950-х, хранящие атмосферу оттепели и молодости родителей автора. Проект посвящен маме фотографа Юлии Павловне Куприяновой. Снимки на лыжной прогулке, на фоне моря, с друзьями, с сыном должны сохранять "ауру времени". Стены прозрачны, одни снимки видны сквозь другие. Образы фрагментируются. Прошлое остается проекцией. Но его мерцающая и манящая неопределенность кажется залогом того, что оно живо.