- Свет в доме я нарочно не погасил...
Ю. Казаков. Осень в дубовых лесах
С опаской и печалью гляжу в календаре на 29 ноября. Горька эта осенняя дата для нашей словесности. В разные годы 29 ноября русская литература потеряла трех несравненных художников: Юрия Казакова, Виктора Астафьева и Беллу Ахмадулину.
Юрий Павлович Казаков ушел первым - в 1982 году. Писателю, который успел так много сказать своими небольшими рассказами, было всего пятьдесят пять.
За время, минувшее с тех пор, Юрия Казакова ни на день не забывали читатели. Сегодня тревожное мироощущение писателя как никогда близко нам.
Все точки на карте, связанные с жизнью и творчеством Юрия Казакова, давно стали местами паломничества.
К несчастью, нам уже не увидеть дом Казакова в Абрамцеве - шестнадцать лет назад его сожгли бандиты, жаждавшие захватить дачный участок.
Сегодня мы можем потерять еще одно пристанище гения - дом Юрия Казакова на Оке. Тот самый, о котором он писал Паустовскому: "Немало проболтался я в последние годы по разным прелестным местам, но, когда обнаружил эту деревушку, у меня дух заняло, так хороша. Деревня эта Марфино..."
Вот какое тревожное письмо получил я от калужского публициста Алексея Мельникова.
"...В 1960 году Юрий Казаков снял маленький дом в деревне Марфино. "Осень в дубовых лесах", "Трали-вали", "Ни стуку, ни грюку", "Запах хлеба", "Кабиасы", "Северный дневник" - вот только часть той золотой россыпи настоящей русской прозы, что обязана своим появлением деревянному домику, спрятавшемуся в нависающих над Окой лиственничных и липовых марфинских аллеях.
Мы не чаяли найти этот дом - как-никак шестьдесят лет минуло. У нас была единственная зацепка - фамилия хозяина дома, упомянутая в одном из писем: Терентьев.
"Да вот же он! - указала местная жительница на едва угадывающийся в зарослях репья и кустарников старый деревянный дом с полузаколоченными окнами и обрушившимся крыльцом. - Здесь Терентьевы и жили. Дом лет тридцать стоит заброшен..."
На вопрос, можно ли хозяев найти, местные жители развели руками. А войти?.. Ни у кого не спросишь...
В избе - старый деревянный сервант, стол, сломанное кресло, опрокинутый навзничь громоздкий радиоприемник...
Местные жители сообщили, что хозяин дома Александр Терентьев служил в те годы корреспондентом "Вечерней Москвы". И сын его Виктор любил, как выяснилось, фотографировать. На одном из его снимков - молодой улыбающийся Казаков в черном берете с папиросой в зубах на фоне деревянной стены своей "марфинской обители".
Вспоминаю строки из письма Казакова Марине Литвиновой летом 1960 года: "Я хочу купить себе тут дом, так мне нравится в Марфине, - пишет он. - Понимаешь, как здорово?.. Есть печка - русская. Буду топить и сушить грибы..."
Да, печка сохранилась, только треснутая. И грибов по-прежнему вокруг полно. И все, что описано в "Осени в дубовых лесах", в Марфине еще сохранилось, вплоть до окна дома, что светило герою рассказа, когда он сентябрьским вечером спускался по лиственничной аллее к Оке встречать свою несбывшуюся судьбу.
...На наше обращение в Министерство культуры Калужской области с просьбой помочь в сохранении дома нам сообщили: да, дом связан с именем Ю. Казакова, но повлиять на его печальную судьбу, увы, невозможно - он находится в частной собственности, имя собственника неизвестно.
Ничего другого нам не оставалось, как пойти на небольшое самоуправство - изготовить и разместить на доме памятную доску: "Здесь в 1960 году жил и работал писатель Юрий Казаков". Надеюсь, она послужит охранной грамотой. Из общения с жителями стало ясно, что судьба дома Юрия Казакова им небезразлична. Как и всем, кто любит этого писателя. Осталось, чтобы этим чувством прониклись и те, кто в силах на эту судьбу повлиять.
Алексей Мельников,
Калуга..."
Свет в доме я нарочно не погасил, и освещенное окно было хорошо видно, пока я спускался по лиственничной аллее к Оке... И я вспомнил весь этот год, какой он был для меня счастливый, как много успел я написать рассказов и еще, наверное, напишу за оставшиеся глухие, тихие дни на этой реке, среди этой природы, уже погасшей и предзимней...
* * *
Дом был мал и стар, я снял его у москвича, который жил в нем только летом. Мебели почти не было, только старые кровати, стол да стулья... Стены точил жучок, и все они были обсыпаны белой мукой. Зато в доме был приемник, электрический свет, печка и несколько толстых старых книг, которые я любил читать по вечерам.
- Раздевайся! - сказал я. - Сейчас печку растопим.
И пошел на двор рубить хворост для печки... "Будет мороз, - подумал я. - И значит утром слетят все листья. Скоро зазимок!"
1961
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru