А как сегодня живется кубинскому космонавту? Корреспондент "РГ" встретился с ним в Гаване, в одном из офисов министерства обороны, где до выхода на пенсию работал Тамайо.
Ему восемьдесят два. Это доброжелательный, открытый человек с обаятельной улыбкой и хорошим чувством юмора.
- А вы знаете о том, что на Кубе бывает снег? - озадачивает вопросом бригадный генерал.
- Как? Где? В горах?
- В холодильнике, - смеется он, явно довольный тем, что шутка удалась.
Тамайо поясняет, что недавно чем-то переболел и все еще чувствует себя неважно, но не смог отказаться от этой встречи, поскольку мы - русские, а с Россией его связывают особые отношения.
Он родился в провинции Гуантанамо, на крайнем востоке страны, где как раз расположена американская военная база. Генерал охотно поясняет, отчего янки в самом начале ХХ века фактически оккупировали эту часть острова: "Там удобная бухта для захода любых судов, узкое горло, а сама бухта очень глубокая". С сожалением рассказывает о том, что проамериканское правительство Кубы в начале 30-х гг. подписало документ, по которому аренда этой территории Штатами признается бессрочной. Сразу после революции Фидель заявил: "Присутствие американских военных незаконно". И с тех пор правительство не принимает от США деньги за аренду.
- До победы нашей революции многие жители провинции работали на базе, и американцы тоже могли свободно выходить за ее пределы, поэтому в наших краях постоянно случались всякие инциденты, связанные с наркотиками, проституцией, пьянством. Теперь этого нет. И заверяю вас: эта база не представляет для нас особой угрозы, она со всех сторон окружена горами, а там стоят наши военные, которые зорко отслеживают ситуацию и при необходимости примут адекватные меры.
По мнению нашего собеседника, для Штатов Гуантанамо - это инструмент политического давления, причем не только на Кубу, но и на весь регион Центральной Америки.
В 1962 году Тамайо, окончив в СССР Ейское училище военных летчиков, вернулся на остров и в девятнадцать лет стал летать на боевых истребителях. Дослужился до подполковника, был назначен заместителем командира авиационного полка. И тут в ВВС объявили конкурс на космонавта. Требования были такими: не меньше десяти лет стажа полетов, знание русского языка, отсутствие летных происшествий, безупречная характеристика по части боевой и политической подготовки. Тамайо всем этим требованиям соответствовал, поэтому решил попробовать.
- Сначала из пятисот человек отобрали сорок одного претендента, - рассказывает он. - Все мы прошли строгий медицинский контроль, после чего список сократился до девятнадцати летчиков. Тогда к нам на Кубу приехали советские врачи, они еще раз очень придирчиво проверили здоровье кандидатов, с каждым побеседовали, и в итоге нас осталось девять. Затем, после очередной ступени отбора, к подготовке были допущены четверо. Все мы в феврале 1978 года отправились в Москву, там нас вначале долго истязали в Институте авиационной и космической медицины: центрифуга, барокамера и всякие другие "штучки". Из четверых один испытания не прошел, на финишную прямую мы вышли втроем. Когда вернулись домой, государственная комиссия сделала окончательный выбор: к полету готовятся Хосе Армандо Лопес и я.
Кстати, Хосе гораздо лучше меня говорил по-русски, потому что он учился в советском училище три года, а я всего год - тогда, накануне Карибского кризиса, нас готовили к боевой работе ускоренно. Так что у моего коллеги были шансы предпочтительнее, так мне казалось.
В марте того же года мы опять прибыли в СССР, приступили к подготовке в Центре имени Юрия Гагарина, это Звездный городок. И до последнего никто из нас двоих не знал, кому доверят полететь в космос.
- Случались ли какие-то происшествия в эти месяцы подготовки к полету?
- Все было штатно. Хотя тренировали нас жестко. Например, во время одного занятия на тренажере "с земли" поступила такая вводная: ваш командир Романенко потерял сознание, маневры по стыковке свернуть, кораблю возвращаться. То есть, иными словами, мне предлагалось взять на себя все действия по приземлению спускаемого аппарата. Справился на "отлично". Правда, когда приблизился со шприцем в руках к командиру, чтобы оказать ему первую помощь, он это воспринял буквально, закричал: "Не надо меня колоть".
В сентябре 1980-го мы оба - Хосе и я - успешно сдали экзамен государственной комиссии, оба полетели на Байконур, все еще оставаясь в неведении - кому повезет. И только накануне старта, когда сидели за стеклом, словно подсудимые, Романенко и Хрунов, я и Хосе, комиссия озвучила окончательное решение: летят Романенко и Тамайо.
- Интересно, как на это отреагировал ваш земляк?
- Он меня обнял. И мы остались друзьями на всю жизнь.
- Какие обязанности вам пришлось выполнять во время нахождения на орбитальной станции?
- Я был там и как бортинженер, и как космонавт-исследователь. Наша Академия наук заранее приготовила для меня обширную программу всяких заданий. Мы провели за неделю двадцать один научный эксперимент - по медицине, по изучению земной атмосферы.
- А как складывалась ваша жизнь после возвращения на Землю?
- Вернувшись домой, пришел к министру обороны с просьбой разрешить мне, как и раньше, продолжать службу в ВВС, летать на боевых самолетах. Рауль Кастро, выслушав, ответил: "Нет, мы не хотим, чтобы ты повторил судьбу Гагарина, который разбился во время тренировочного полета на истребителе". - "Но я не Гагарин". - "Для нас ты кубинский Гагарин", - ударил кулаком по столу Рауль, и на этом моя карьера летчика завершилась. Я продолжал службу в министерстве обороны, стал начальником управления внешних сношений.
- Генералом…
- С этим делом тоже было не все так просто. Министр мне сказал: "Пока Романенко полковник, и ты останешься полковником. Хотя моя должность начальника управления была генеральской. И только когда Юра вышел на пенсию, меня повысили в звании.
У меня большая семья: три сына, две дочери, пять внуков и правнук. Один из сыновей пошел по моим стопам, стал военным, дослужился до подполковника, сейчас в отставке. Второй - программист, третий - инженер.
Есть свой дом в Гаване площадью девяносто квадратных метров. Там четыре спальни, небольшой дворик.
- Машина?
- Раньше ездил на вашей "Ладе", теперь у меня китайский автомобиль "Джили". Когда бывают трудности с бензином, то с удовольствием хожу пешком.
- После вашего полета в космос прошло сорок четыре года. Вас по-прежнему узнают на улице?
- Как ни странно, да. Подходят, просят автограф, хотят вместе сфотографироваться. В школьных программах на Кубе есть такой раздел - "Совместный советско-кубинский космический полет". Дети пишут сочинения на эту тему.
Поговорив с генералом, мы тепло распрощались, вышли на улицу, следом вышел и сам космонавт. Сел за руль своей видавшей виды машины. Я хотел его сфотографировать, но Тамайо категорически отказался. Кажется, он счел, что такая машина не по рангу национальному герою. А мне как раз понравилось: кубинский Гагарин вдобавок ко всему очень скромный человек.