Антон Геннадьевич, давайте начнем с мальчика Валентина из Сочи, которому вы восстановили лицо после нападения хаски - эта история облетела все СМИ. С чего начинается такая сложная работа, когда вместо лица - тяжелая травма?
Антон Нарбутов: Трагедия случилась в последних числах февраля, а к нам Валентин попал 1 марта. Когда мы увидели его впервые, стало ясно, что случай сложнейший. У него отсутствовала вся центральная зона лица: нос, верхняя губа, были огромные дефекты щек.
Как хирург Нарбутов возвращает детям лица и рукиКак браться за такую работу? Когда пластический хирург подправляет форму носа, он имеет возможность все рассчитать заранее, а как спланировать операцию, когда вместо лица - кровавое месиво, а действовать нужно немедленно?
Антон Нарбутов: У нас - реконструктивная хирургия, ведь мы работаем с травмами, и наша задача - восстановить пациенту утраченное в результате травмы. И каждый раз - это уникальная работа. Конечно, мы с коллегами обсуждаем план лечения - с чего начнем, что будем делать в первую очередь, что - позже. Такое лечение всегда очень сложное и длительное - иногда требуются десятки операций. Но прежде чем начинать восстановление, важны самые первые действия - важно подготовить операционное поле и не допустить инфицирования раны. С Валентином нам повезло - краснодарские хирурги, оказывавшие ему первую помощь, действовали очень грамотно.
Мальчика доставили к вам в РДКБ на вертолете. Как действовала ваша бригада?
Антон Нарбутов: К великому счастью, глаза у Валентина не пострадали. Начали мы с самого необходимого - тщательно очистили пострадавшие ткани от инфекции. Потом закрыли обширные дефекты.
Чтобы восстановить нос, мы взяли кожный лоскут со лба, а для каркаса, чтобы нос не был плоским, взяли костную ткань из черепа самого мальчика - это аутотрансплантат. Иногда мы используем искусственные трансплантаты, например, из титановой сетки. Поработали со щеками и ртом - нужно было восстанавливать даже слизистую.
Сейчас первый этап лечения закончен, Валентин уехал домой на реабилитацию. Ждем его в январе - для восстановления губы. Реконструктивная хирургия - это долгая, многоэтапная работа.
Валентин - случай уникальный? Такие пациенты бывают редко?
Антон Нарбутов: К сожалению, травмы у детей бывают часто, а к нам везут самых тяжелых и со всей страны.
Был у нас Тимофей из Оренбурга. Мальчик попал под колесо домашнего трактора. Фактически у него не было половины лица - пострадала височная область, угол глаза, щека. Ткани были размозжены. Нам удалось не просто закрыть дефект, но и восстановить функции лицевых мышц: ребенок теперь может улыбаться, зажмуриваться. Это не менее важно, чем эстетика. Еще поработаем с ним - и вообще будет красавчиком.
Отдельная и, к сожалению, постоянная часть работы - помощь детям из зон боевых действий. К нам их привозят из новых регионов, из Белгородской, Курской областей. С ранениями от осколков снарядов, шариков от подшипников, которыми начиняют взрывчатку в дронах... Мы всегда стараемся не просто сохранить руку или ногу, как это было с Никой из Луганска, но и сделать так, чтобы они работали. Для этого оперировать необходимо быстро, у хирургов очень мало времени. Таких детей к нам доставляют санавиацией.
Восстановление нервов и сосудов - это же ювелирная работа. Это роботическая хирургия?
Антон Нарбутов: Нет, это живая работа руками, нам помогает современное оборудование. Уровень оптики и материалов, с которыми мы работаем, кардинально отличается от того, что был 10-15 лет назад. Сейчас мы уже работаем с сосудами меньше полумиллиметра - это уровень супермикрохирургии. Причем технологии постоянно развиваются, и сегодня речь идет уже о нанохирургии.
Операция - это огромная ответственность, а значит, и стресс. А вам надо "сшивать" нервы толщиной с волосок... Руки не дрожат?
Антон Нарбутов: Чтобы руки были твердыми, нужны постоянные упражнения. Лично я тренируюсь на биологических моделях: выделяю и сшиваю нервные пучки, тончайшие сосуды. Кроме того, есть строгие правила, которых придерживаются хирурги. Накануне сложной микрохирургической операции нельзя ходить в спортзал "тягать железо", вообще приходится беречь руки. В рекомендациях американского сообщества микрохирургов даже есть запрет на вождение автомобиля с механической коробкой передач. Все, что дает нагрузку на мышцы и нервную систему, может вызвать микротремор и снизить точность во время работы.
Хирургия - это командная работа. Кто вам помогает?
Антон Нарбутов: У нас в отделении много классных хирургов. С некоторыми мы оперируем вместе так долго, что понимаем друг друга с полуслова. Супермикрохирургические вмешательства я делаю с одним коллегой, нервы сшиваем с другим, оперируем лоскуты - с третьим. Это крайне важно - чувствовать партнера. Без слаженной командной работы все наши технологии и методики были бы просто невозможны.
Мне рассказывали, что хирурги часто во время операции слушают музыку, чтобы сосредоточиться и не нервничать.
Антон Нарбутов: Да, я люблю, когда в операционной играет музыка, и она разная. Если это микрохирургия, то это спокойная, классическая музыка. Она помогает сконцентрироваться. Если это более простая операция, ставим что-то просто под настроение.
Почему вы выбрали именно это направление - детскую реконструктивную хирургию? Ведь куда более спокойным и денежным вариантом была бы косметология.
Антон Нарбутов: Я с детства хотел быть именно детским хирургом. Наверно, из-за того, что в шесть лет сам познакомился с тем, как работают хирурги - получил травму руки и проходил длительное лечение. Уже выучившись и став хирургом, я пробовал себя и во "взрослой" медицине, интересно было - пойдет, не пойдет. Но спустя пару месяцев понял - это не мое. Вернулся к детям.
Есть такие профессии, которые всегда были и будут очень нужны, незаменимы. Врач, учитель, строитель занимаются тем, что приносит реальную пользу. А врачи еще и спасают людей. Я считаю, что нам повезло заниматься таким настоящим делом.
Хирургия - дело круглосуточное. Как ваша семья относится к такому графику работы?
Антон Нарбутов: Сначала жена, она не медик, недоумевала. Это может быть раздражающим фактором, когда супруг постоянно может и днем, и ночью уехать, и его подолгу нет дома. Но теперь, мне кажется, приняла и поняла.
А я очень мечтаю, чтобы наша шестилетняя дочка тоже выбрала медицину. Мы, врачи, иногда стонем, жалуемся, какая у нас тяжелая работа, но в большинстве своем доктора любят свою работу и не готовы ее ни на что променять. Кто-то не сознается в этом, но все равно все любят и без нее не могут. И я тоже не представляю себе другой жизни.