За всю историю Большого театра "Иоланту" на его сцене ставили семь раз. Первый - в 1893 году, уже после смерти Петра Ильича. И всякий раз вопрос, о чем эта опера, остается открытым. Бесспорно, о любви. Но какой? Исцеляющей физический недуг (слепоту) или открывающей путь к прозрению мира, который далеко не всегда полон той самой любви. Неужели Чайковский, переживший множество драм и разочарований, уже написав "Евгения Онегина", "Орлеанскую деву", "Чародейку" и "Пиковую даму", берется за написание "Иоланты", чтобы поведать сказку (будто для самых маленьких) со счастливым концом…
Речь о шестнадцатилетней принцессе, дочери Рене Анжуйского Иоланте Лотарингской, живущей затворницей в райском саду, не зная о том, "что значит видеть"… Да, формально по тексту в финале сюжет оперы приводит главную героиню к свету. Но ее первая реакция на видимый мир далека от воодушевления. Может, ее ужасает потеря собственного мира? Философичная трагичность музыки Чайковского явно конфликтует с романтической слезоточивостью либретто, написанного братом композитора Модестом по драме в стихах датчанина Хенрика Хеймана Херца "Дочь короля Рене". И посему затруднительно поверить в неожиданный разворот действия, приводящий к сладкому завершению.
Для постановщиков, конечно, подобная история предоставляет свободу действий и размышлений, с которой в реальности трудно справиться и опытному мастеру. Эльчин Азизов поступает очень мудро для дебютанта и демонстрирует режиссуру "самоустранения". Будучи певцом, он верно рассчитывает на то, что и без его участия в каждой ноте, в каждом аккорде, в каждой паузе партитуры композитором уже прописаны все эмоции и шаги героев. В спектакле нет ни одной смены декораций, на сцене лишь открыточный вид абстрактного средневекового замка. Костюмы роскошны, но на них никак не влияет развитие сюжета. Даже любимая королевская дочь ни разу не переодевается, весь день бегая в белом (как известно, цвет чистоты) платье-ночнушке.
Единственный спецэффект спектакля - неожиданный разряд молнии, в котором читается философская мысль: истина обладает таким же свойством своего появления. Она не светит, будто солнце целый день, а вспыхивает на мгновение, как молниевый разряд, символизируя редкость и мимолетность моментов прозрения человека. Процесс прозрения, очевидно, происходит через настройку сознания, а не просто благодаря открывшимся глазам.
В постановке занято очень много солистов - от четырех до семи исполнителей на каждую роль. На сцене встречаются и то поколение, которое уже участвовало в нескольких постановках этой оперы, и те, кто был занят лишь в предыдущей версии, а также совсем молодые певцы, начинающие свой театральный путь. Вокальная картина вырисовывается интересная, полная как роскошных красок, так и пестрых, случайных мазков.
Но репертуарная необходимость представлять в конвейерном режиме, по три (!) спектакля в день, готовит всем причастным непростое испытание. В этом контексте особый поклон всем цехам театра, мимансу, хору, оркестру и дирижеру, выдержавшим эту творческую вахту. В подобных "промышленных" условиях рассказать эмоциональную историю, которая с каждым спектаклем рождается заново, становится еще сложнее. И в звучании музыки неизбежны маленькие происшествия: кто-то вовремя не вступил или вовсе позабыл текст, а то и не дотянулся до кульминационной ноты, где-то рассыпался ансамбль. Но надо отдать должное Павлу Сорокину, для которого это не первая работа над "Иолантой": он мастерски за пару тактов всякий раз возвращал музыкантов к общему знаменателю.
Многообещающе проявила себя молодежь в вокальном плане. Особенно хороши были Рамиля Баймухаметова (Иоланта), Илья Легатов (Водемон), Демьян Онуфрак (Рене), тенор Кирилл Сикора и вовсе запомнился в маленькой, незначительной партии. Из ведущих солистов Динара Алиева и Анна Нечаева были интересны в образе, когда уже очевидно, что взросление Иоланты неизбежно. Совершенно разными, но трогательными были Бехзод Давронов и Игорь Морозов (Водемон); трижды в премьерной серии спектаклей одну из своих коронных ролей - мавританского врача Эбн-Хакиа исполнил сам режиссер Эльчин Азизов.
Роскошный король Рене получился у Андрея Валентия, а герцог Роберт в исполнении Игоря Головатенко был настолько изумителен, что его ария вызвала настоящий фурор, и спектакль едва не остановился - певцу устроили оглушительную овацию, подразумевающую бис, что в оперном театре привилегия только мегазвезд. Думается, что при следующем выходе певцу все же придется бисировать. А изумленное состояние восторга от встречи с оперой в последний премьерный вечер все же было подарено, и без всякой попытки тяжелых раздумий.